Об исповеди. митрополит антоний сурожский. беседа с подростками об исповеди и рок-музыке

Заявление Священного Синода Русской Православной Церкви в связи с незаконным вторжением Константинопольского Патриархата на каноническую территорию Русской Православной Церкви 14 сентября 2018 г. 18:10 Заявление принято на внеочередном заседании Священного Синода Русской Православной Церкви 14 сентября 2018 года (журнал № 69). Священный Синод Русской Православной Церкви с глубоким сожалением и скорбью воспринял заявление Священного Синода Константинопольской Православной Церкви о назначении своих «экзархов» в Киев. Это решение принято без согласования с Предстоятелем Русской Православной Церкви и Блаженнейшим митрополитом Киевским и всея Украины Онуфрием - единственным каноническим главой Православной Церкви в Украине. Оно является грубейшим нарушением церковного права, вторжением одной Поместной Церкви на территорию другой. Более того, Константинопольский Патриархат позиционирует назначение «экзархов» как этап в реализации плана предоставления «автокефалии» Украине, который, согласно его заявлениям, необратим и будет доведен до конца. Стремясь обосновать претензии Константинопольского Престола на возобновление юрисдикции над Киевской митрополией, представители Фанара заявляют о том, что Киевская митрополия будто бы никогда и не передавалась в юрисдикцию Московского Патриархата. Подобные утверждения не соответствуют действительности и полностью противоречат историческим фактам. Первая кафедра Русской Православной Церкви, Киевская митрополия, на протяжении веков составляла с ней единое целое, невзирая на политические и исторические невзгоды, подчас расторгавшие единство Русской Церкви. Константинопольский Патриархат, в юрисдикцию которого изначально входила Русская Православная Церковь, до середины XV столетия последовательно отстаивал ее единство, что впоследствии нашло отражение в титулатуре Киевских митрополитов - «всея Руси». И даже после фактического переноса первосвятительской кафедры из Киева во Владимир, а затем в Москву митрополиты всея Руси продолжали именоваться Киевскими. Временное разделение единой митрополии всея Руси на две части связано с печальными последствиями Ферраро-Флорентийского Собора и началом унии с Римом, которую Константинопольская Церковь поначалу приняла, а Русская Церковь сразу же отвергла. В 1448 году Собор епископов Русской Церкви без благословения Константинопольского Патриарха, на тот момент пребывавшего в унии, поставил митрополитом святителя Иону. С этого времени Русская Православная Церковь ведет свое автокефальное бытие. Однако спустя десять лет, в 1458 году, бывший Константинопольский Патриарх Григорий Мамма, находившийся в унии и пребывавший в Риме, рукоположил для Киева самостоятельного митрополита - униата Григория Болгарина, подчинив ему территории, ныне составляющие часть Украины, Польши, Литвы, Белоруссии, и России. Решением Константинопольского Собора 1593 года с участием всех четырёх Восточных Патриархов Московская митрополия была возвышена до статуса Патриархата. Этот Патриархат объединял все русские земли, о чём свидетельствует письмо Патриарха Константинопольского Паисия Патриарху Московскому Никону от 1654 года, в котором последний именуется «Патриархом Московским, Великой и Малой Руси». Воссоединение Киевской митрополии с Русской Церковью произошло в 1686 году. Об этом было издано соответствующее деяние за подписью Патриарха Константинопольского Дионисия IV и членов его Синода. В документе нет ни слова о временном характере передачи митрополии, о чём ныне безосновательно говорят иерархи Константинополя. Нет утверждений о временной передаче Киевской митрополии и в текстах двух других грамот Патриарха Дионисия от 1686 года – на имя Московских царей, и на имя митрополита Киевского. Напротив, в грамоте Патриарха Дионисия Московским царям 1686 года сказано о подчинении всех Киевских митрополитов Патриарху Московскому Иоакиму и его преемникам, «иже ныне и по нем будущим, да познавают старейшаго и предстоящаго по времени сущаго Патриарха Московскаго, яко от него хиротонисаемаго». Толкование представителями Константинопольской Церкви смысла упомянутых документов 1686 года не находит ни малейшего обоснования в их текстах. До XX века ни одна Поместная Православная Церковь, включая Константинопольскую, не оспаривала юрисдикцию Русской Церкви над Киевской митрополией. Первая попытка оспорить эту юрисдикцию связана с предоставлением Константинопольским Патриархатом автокефалии Польской Православной Церкви, имевшей на тот момент автономный статус в составе Русской Православной Церкви. В непризнанном Русской Церковью Томосе об автокефалии Польской Церкви 1924 г. Константинопольский Патриархат без всякого обоснования заявил: «Первоначальное отпадение от нашего Престола Киевской митрополии и зависящих от неё Православных Церквей Литвы и Польши и присоединение их к Святой Церкви Московской было совершено не в соответствии с каноническими постановлениями». К сожалению, это лишь один из фактов вторжения Константинопольского Патриархата в канонические пределы Русской Церкви в 1920-е и 1930-е годы. В то самое время, когда Русская Церковь подвергалась беспримерным по жестокости атеистическим гонениям, Константинопольский Патриархат без её ведома и согласия предпринял неканонические шаги в отношении входивших в ее состав автономных Церквей на территории молодых государств, сформировавшихся на границах бывшей Российской Империи: в 1923 году преобразовал автономные Церкви на территории Эстонии и Финляндии в собственные митрополии, в 1924 году предоставил автокефалию Польской Православной Церкви1, в 1936 году провозгласил свою юрисдикцию в Латвии. Кроме того, в 1931 году Константинополь включил в свою юрисдикцию русские эмигрантские приходы в Западной Европе без согласия Русской Православной Церкви, преобразовав их в собственный временный экзархат. Особенно неприглядным оказалось участие Константинопольского Патриархата в попытках низложить святителя и исповедника Патриарха Московского и всея России Тихона, канонически избранного в 1917 году. Эти попытки предпринимали атеистические власти в 1920-е годы, искусственно создав в Русской Церкви обновленческий, модернистский раскол для подрыва авторитета Православной Церкви среди верующих, «советизации» Церкви и ее постепенного уничтожения. В 1920-е годы обновленцы активно способствовали арестам православного епископата и духовенства, писали на них доносы и захватывали их храмы. Патриарх Константинопольский Григорий VII открыто поддержал обновленцев. Его официальный представитель в Москве архимандрит Василий (Димопуло) присутствовал на обновленческих лже-соборах, а в 1924 году сам Патриарх Григорий обратился к святителю Тихону с призывом отречься от Патриаршества. В том же 1924 году обновленцы опубликовали выписки из протоколов заседаний Священного Синода Константинопольского Патриархата, полученные ими от архимандрита Василия (Димопуло). Согласно выписке, датированной 6 мая 1924 года, Патриарх Григорий VII «по приглашению со стороны церковных кругов Российского населения» принял предложенное ему «дело умиротворения происшедших в последнее время в тамошней братской церкви смут и разногласий, назначив для этого особую патриаршую комиссию». Упомянутые в протоколах «церковные круги Российского населения» представляли отнюдь не мученическую Русскую Церковь, претерпевавшую тогда жестокие гонения со стороны безбожной власти, а раскольнические группировки, с этой самой властью сотрудничавшие и активно поддержавшие организованную ею травлю святого Патриарха Тихона. О причинах, по которым Константинопольская Церковь поддерживала обновленческий раскол, заняв в борьбе с Русской Церковью сторону коммунистического режима, откровенно говорил все тот же архимандрит Василий (Димопуло) в своем обращении от имени «всего Константинопольского пролетариата», адресованном одному из высоких чинов безбожной власти: «Одолев своих врагов, победив все препятствия, окрепнув, Советская Россия может теперь откликнуться на просьбы пролетариата Ближнего Востока, благожелательного к ней, и тем еще больше расположить к себе. В Ваших руках… сделать имя Советской России еще более популярным на Востоке, чем оно было ранее, и я горячо прошу Вас, окажите Константинопольской Патриархии великую услугу, как сильное и крепкое правительство могущественной державы, тем более что Вселенский Патриарх, признаваемый на Востоке главой всего православного народа, ясно показал своими действиями расположение к советской власти, которую он признал». В другом письме тому же советскому чиновнику архимандрит Василий объяснял, какую «услугу» он имеет в виду - возвращение здания, принадлежавшего Константинопольскому подворью в Москве, доход от которого ранее ежегодно перечислялся в Константинопольскую Патриархию. Узнав о решении Константинополя направить «патриаршую комиссию» в пределы Русской Церкви, ее единственно законный Глава Патриарх Всероссийский Тихон выразил решительный протест в связи с неканоническими действиями своего собрата. Его слова, сказанные без малого сто лет назад, актуально звучат и в наши дни: «Мы немало смутились и удивились, что представитель Вселенской Патриархии, глава Константинопольской Церкви, без всякого предварительного сношения с Нами, как с законным представителем и главою всей Русской Православной Церкви, вмешивается во внутреннюю жизнь и дела автокефальной Русской Церкви… Всякая посылка какой-либо комиссии без сношения со Мною, как единственно законным и православным Первоиерархом Русской Православной Церкви, без Моего ведома не законна, не будет принята русским Православным народом и внесет не успокоение, а еще большую смуту и раскол в жизнь и без того многострадальной Русской Православной Церкви». Обстоятельства времени воспрепятствовали отправлению этой комиссии в Москву. Ее приезд означал бы уже не просто вмешательство, но прямое вторжение в дела Русской Православной Церкви, какое имеет место в настоящий момент. Ценой крови многих тысяч новомучеников Русская Церковь выстояла в те годы, стремясь покрыть любовью эту печальную страницу своих отношений с Константинопольской Церковью. Однако в 1990-е годы, в период новых испытаний Русской Церкви, связанных с глубокими геополитическими потрясениями, небратское поведение Константинопольской Церкви вновь в полной мере проявило себя. В частности, несмотря на то, что в 1978 году Патриарх Константинопольский Димитрий объявил утратившим силу Томос 1923 года о переводе в константинопольскую юрисдикцию Эстонской Православной Церкви, в 1996 году Константинопольский Патриархат антиканонически распространил свою юрисдикцию на Эстонию, в связи с чем Московский Патриархат был вынужден временно разорвать с ним евхаристическое общение. В тот же период были предприняты первые попытки Константинопольского Патриархата вмешаться в украинские церковные дела. В 1995 году в юрисдикцию Константинополя были приняты украинские раскольнические общины в США и странах диаспоры. В том же году Патриарх Константинопольский Варфоломей письменно дал обещание Патриарху Алексию, что принятые общины не будут «сотрудничать или иметь общение с иными украинскими раскольническими группировками». Заверения в том, что представители украинского епископата Константинопольского Патриархата не будут вступать в контакт и сослужить с раскольниками, не были выполнены. Константинопольский Патриархат не принял меры к укреплению их канонического сознания и был ими втянут в антиканонический процесс легализации раскола на Украине путем создания параллельной церковной структуры и предоставления ей автокефального статуса. Позиция по вопросу об автокефалии, которую озвучивает сейчас Константинопольская Патриархия, полностью противоречит согласованной позиции всех Поместных Православных Церквей, выработанной в результате непростых дискуссий в рамках подготовки к Святому и Великому Собору и зафиксированной в документе «Автокефалия и способ ее провозглашения», который был подписан представителями всех Поместных Церквей, в том числе Константинопольской Церкви. В отсутствие официальной просьбы об автокефалии со стороны епископата Украинской Православной Церкви Патриарх Варфоломей принял к рассмотрению просьбу, исходящую от украинского правительства и раскольников, что полностью противоречит его собственной позиции, которую он до последнего времени занимал и о которой неоднократно заявлял, в том числе публично. В частности, в январе 2001 года в интервью греческой газете «Неа Эллада» он говорил: «Автокефалия и автономия даруется всей Церковью решением Вселенского Собора. Поскольку же по разным причинам невозможен созыв Вселенского Собора, то Вселенская Патриархия, как координатор всех Православных Церквей, дарует автокефалию или автономию, при условии, что они это одобрят». За последними односторонними действиями и высказываниями Патриарха Варфоломея стоят чуждые Православию экклезиологические представления. Недавно, выступая перед собранием иерархов Константинопольского Патриархата, Патриарх Варфоломей утверждал, что «Православие не может существовать без Вселенского Патриархата», что «для Православия Вселенский Патриархат служит закваской, которая "заквашивает все тесто" (Гал. 5:9) Церкви и истории». Эти высказывания трудно оценить иначе как попытку перестроить православную экклезиологию по римско-католической модели. Особую скорбь вызвало в Русской Православной Церкви недавнее решение Священного Синода Константинопольской Церкви о допустимости повторного брака для клириков. Это решение является нарушением Святых канонов (17 правила святых Апостол, 3 правила Трулльского Собора, 1 правила Неокесарийского Собора, 12 правила святителя Василия Великого), попирает всеправославное согласие и фактически является отказом от итогов Критского Собора 2016 года, признания которого Константинопольский Патриархат столь активно добивается от остальных Поместных Церквей. В попытках утвердить свои несуществующие и никогда не существовавшие властные полномочия в Православной Церкви Константинопольский Патриархат в настоящее время вмешивается в церковную жизнь на Украине. В своих заявлениях иерархи Константинопольской Церкви позволяют себе называть «антиканоническим» митрополита Киевского и всея Украины Онуфрия на том основании, что он не поминает Константинопольского Патриарха. Между тем, ранее на Собрании Предстоятелей Поместных Церквей в Шамбези в январе 2016 года Патриарх Варфоломей публично называл митрополита Онуфрия единственным каноническим Предстоятелем Православной Церкви на Украине. Тогда же Предстоятель Константинопольской Церкви дал обещание, что ни во время Критского Собора, ни после него не будут предприняты никакие усилия, чтобы легализовать раскол или в одностороннем порядке предоставить кому-то автокефалию. С прискорбием приходится констатировать, что данное обещание ныне нарушено. Односторонние, антиканонические действия Константинопольского Престола на территории Украины, совершаемые при полном игнорировании Украинской Православной Церкви, являются прямой поддержкой украинского раскола. Среди многомиллионной паствы Украинской Православной Церкви вызывает крайний соблазн тот факт, что Константинопольский Патриархат, считая себя Церковью-Матерью для Украинской Церкви, подает своей дщери вместо хлеба камень и вместо рыбы змею (Лк. 11:11). Глубокая озабоченность Русской Православной Церкви ошибочным и искаженным представлением Константинопольской Церкви о происходящем на Украине была лично донесена Патриархом Московским и всея Руси Кириллом до Патриарха Варфоломея 31 августа 2018 г. Однако, как показали дальнейшие события, голос Русской Церкви не был услышан и через неделю после встречи Константинопольский Патриархат опубликовал антиканоническое решение о назначении в Киев своих «экзархов». В критической ситуации, когда константинопольская сторона практически отказалась решать вопрос путем диалога, Московский Патриархат вынужден приостановить молитвенное поминовение Константинопольского Патриарха Варфоломея за богослужением и с глубоким сожалением приостановить сослужение с иерархами Константинопольского Патриархата, а также прервать участие Русской Православной Церкви в Епископских ассамблеях, равно как и в богословских диалогах, многосторонних комиссиях и всех прочих структурах, в которых председательствуют или сопредседательствуют представители Константинопольского Патриархата. В случае продолжения антиканонической деятельности Константинопольского Патриархата на территории Украинской Православной Церкви мы будем вынуждены полностью разорвать евхаристическое общение с Константинопольским Патриархатом. Вся полнота ответственности за трагические последствия этого разделения ляжет лично на Патриарха Константинопольского Варфоломея и поддерживающих его архиереев. Сознавая, что происходящее представляет опасность для всего мирового Православия, обращаемся в сей трудный час за поддержкой к Поместным автокефальным Церквам, призываем Предстоятелей Церквей проникнуться пониманием нашей общей ответственности за судьбу мирового Православия и инициировать братское всеправославное обсуждение церковной ситуации на Украине. Обращаемся ко всей полноте Русской Православной Церкви с призывом к горячей молитве о сохранении единства Святого Православия. *** 1 - Движимый искренним желанием поддержать Православие, находящееся в меньшинстве и подчас в достаточно непростой ситуации, Московский Патриархат со своей стороны предоставил в 1948 году автокефальные права Православной Церкви в Польше и подтвердил автономный статус Православной Церкви в Финляндии, предоставленный Святейшим Патриархом Тихоном в 1921 году, согласившись в 1957 году предать забвению все канонические споры и недоразумения между Финляндской Православной Церковью и Русской Православной Церковью, признать Финскую архиепископию в сущем статусе и передать в ее юрисдикцию Ново-Валаамский монастырь, после чего было восстановлено молитвенно-каноническое общение.

О ПОКАЯНИИ

Исповедь, конечно, содержит в себе покаяние, но чтобы понять, в чем суть покаяния, надо говорить о нем отдельно. Покаяние заключается в том, что человек, который до того отвернулся от Бога или жил собой, вдруг или постепенно понимает, что его жизнь не может быть полной в том виде, в каком он ее переживает. Покаяние заключается в том, чтобы обернуться к Богу лицом. Это момент - только изначальный, но решительный, когда мы вдруг переменяем курс и вместо того, чтобы стоять спиной или боком по отношению к Богу, к правде, по отношению к своему призванию, делаем первое движение, - мы обратились к Богу. Мы еще не покаялись, в том смысле, что не изменились, но для того, чтобы это случилось, мы должны что-то пережить: невозможно отвратиться от себя и обратиться к Богу просто потому, что нам вздумалось.

Бывает, что человек живет спокойно, ничего особенного с ним не происходит, он как бы «пасется» на поле жизни, щиплет траву, не думая ни о бездонном небе над собой, ни о какой-либо опасности; ему жить хорошо. И вдруг случится нечто, что обращает его внимание на то, что не все так просто; вдруг он обнаруживает: что-то «не то». Каким образом? Это бывает очень разно.

Бывает, что человек совершает тот или другой как будто незначительный поступок - и вдруг видит его последствия. Помню одного мальчика: он размахивал кинжалом и задел сестренке глаз. Она на всю жизнь осталась слепа на один глаз; а брат ее никогда не забыл того момента, когда вдруг понял, чтo значит бездумно, безответственно играть таким предметом как кинжал. Это не значит, конечно, что он боялся прикоснуться к кинжалу или к перочинному ножу ; но он знал: самые незначительные действия могут иметь окончательное, трагическое значение.

Бывает, что мысль, которая приводит нас к покаянию, настигает нас не так трагично, а мы вдруг слышим, что о нас думают люди. У нас всегда хорошее представление о самих себе, и когда нас критикуют, у нас тенденция думать, что тот человек, который нас не видит такими прекрасными, какими мы себя видим, ошибается. И вдруг мы услышим мнение других людей о нас. Мы считали себя героями, а все думают, что мы трусы. Мы считали себя безукоризненно правдивыми, а люди думают, что мы лукавы, и т.д. Если остановиться вниманием на этом, мы уже ставим перед собой вопрос: что я?.. И в тот момент, когда мы ставим перед собой этот вопрос, встает и следующий: какое мое призвание в жизни?.. Я говорю не о ремесленном призвании, а - каким человеком я могу стать? Неужели я удовлетворен тем, чем являюсь? Не могу ли я себя как бы перерасти, стать лучше?..

Иногда бывает, что не народный глас, не голос того или другого нашего знакомого обращает наше внимание на нас самих, а чтение, например, Евангелия. Я читаю Евангелие и вдруг вижу, каков может быть человек; я вижу образ Христов во всей его красоте или, во всяком случае, в той мере красоты, какую я способен воспринять, и начинаю себя сравнивать. Вот когда я начинаю обращаться не на себя самого, а либо на образ Христа, либо на то, что обо мне думают люди - тогда-то и начинается суд надо мной. И в тот момент, когда начинается суд, начинается и покаяние. Это еще не полнота покаяния, потому что произнести над собой качественный суд не значит быть раненным в душу тем, что я совершил или чем являюсь. Иногда головой мы сознаем, что плохи или должны бы быть иными в том или другом отношении, а чувством мы этого не можем пережить. Я вам дам пример.

В 1920-ые годы во Франции был съезд Русского Студенческого Христианского Движения. Там присутствовал замечательный священник, отец Александр Ельчанинов, писания которого некоторые из вас, наверное, читали, потому что они были изданы не только за границей, но теперь и в России. К нему на исповедь пришел офицер и сказал: «Знаете, я вам могу выложить всю неправду моей жизни, но я ее только головой сознаю; мое сердце остается совершенно нетронутым, мневсе равно. Головой я понимаю, что это все зло, а душой не отзываюсь ни болью, ни стыдом». И отец Александр сделал потрясающую вещь; он сказал: «Не исповедуйтесь у меня, это будет совершенно напрасно. Завтра, перед тем как я буду служить литургию, вы выйдете вперед и, когда все соберутся, повторите то, что только что сказали мне, и принесете исповедь перед всеми собравшимися». Офицер согласился на это, потому что чувствовал, что он мертвец, что в нем жизни нет, что у него только память да голова, но сердце мертво и жизнь в нем погасла. И он вышел с чувством ужаса: вот, я сейчас начну рассказывать, и весь съезд от меня отвернется. Все с ужасом посмотрят на меня с мыслью: мы думали, что он порядочный человек, а он не только негодяй, но и мертвец перед Богом... Он стал, пересилил свой страх и ужас и начал говорить. И случилось нечто для него совершенно неожиданное: в момент, когда он сказал, для чего он стал перед царскими вратами, весь съезд к нему обратился сострадательной любовью, он почувствовал, что все ему открылись, все открыли объятия своего сердца, все с ужасом думают о том, как ему больно, как ему стыдно.. И он разрыдался и в слезах произнес свою исповедь; и для него началась новая жизнь.

Тут мы касаемся очень важного момента, именно -покаяния. Покаяние не заключается в том, чтобы хладнокровно увидеть в себе грех и его принести Богу на исповеди; покаяние заключается в том, чтобы нас что-то так ударило в душу, что из наших глаз и из нашего сердца вырвались слезы. Святой Варсонофий Великий говорит, что слезы истинного покаяния могут нас очистить так, что уже делается ненужным идти на исповедь, потому что то, что простил Бог, человеку нечего разрешать. Есть и другое место у ученика святого Симеона Нового Богослова, святого Никиты Стифата, где говорится, что слезы истинного покаяния могут вернуть человеку даже потерянную телесную девственность... Покаяние должно быть именно такое.

Но мы не можем так каяться постоянно, это нам не под силу. Что же нам делать? Делать надо вот что. Вы, наверное, читали о том, как совершаются раскопки древних городов или памятников. Приходит археолог и начинает скрести землю. Сначала он видит только обыкновенную почву, но постепенно начинает различать какие-то очертания того, что давным-давно легло под землю. Это уже первое видение. Когда мы самым зачаточным образом видим в себе что-либо недостойное ни нас самих, ни той любви и уважения, которыми мы окружены, ни той любви, которую Бог нам проявляет, это уже начало нашего прозрения, и мы можем пойти на исповедь и сказать: «Я знаю теперь, что под почвой, может быть, очень глубоко, лежит мир греха, но кое-что я о нем узнал уже на поверхности, я хочу это принести Богу и сказать: я это увидел. Ты мне помог это увидеть, Господи, и я отрекаюсь от этого зла. Я пока еще не умею каяться, но умею знать, что это несовместимо ни с моей дружбой с Тобой, ни с тем отношением, каким я окружен своими близкими, ни с тем, чем я хочу быть...» Существует средневековая разрешительная молитва, оканчивающаяся словами: «И да простит тебе Господь все грехи, в которых ты истинно раскаялся». Прощается не просто то, что ты рассказал, а то, перед чем ты содрогнулся душой, что тебя обдало ужасом. Остальное является новой твоей задачей. Ты должен дальше и дальше, глубже и глубже уходить в себя, в эти раскопки, и продолжать находить то, что недостойно ни тебя, ни Бога, ни того, что о тебе думают люди. Таким образом исповедь делается частью постепенно углубляющегося покаяния, перед тобой постепенно раскрываются новые глубины.

Но вы скажете: «Неужели жизнь заключается в том, чтобы уходить в эти глубины, видеть в себе только зло, одно зло, всё уходить в тьму? С этим жить нельзя!» Нет, с этим жить нельзя, но тьму разгоняет свет. Если мы видим в себе что-либо темное, то лишь потому, что свет проник в новую глубину нашей жизни. Вот пример, который я даю детям, но и взрослым иногда не вредно услышать детский пример. Когда дети говорят: «Я всматриваюсь во все зло, которое во мне есть, и не умею его искоренять, вырывать из себя»- я отвечаю: «А скажи: когда ты входишь в темную комнату, неужели для того, чтобы в ней перестало быть темно, ты машешь белым полотенцесушители в надежде, что тьма разойдется, рассеется?» - «Нет, конечно нет!» - «А что ты делаешь?» - «Я открываю ставни, открываю занавески, открываю окно». - «Вот именно! Ты проливаешь свет туда, где царила тьма. Так же и тут. Если ты хочешь по-настоящему каяться, исповедоваться поистине и меняться, тебе не надо сосредотачиваться только на том, что в тебе плохо, тебе нужно как бы впустить в себя свет. А для этого надо обратить внимание на то, что у тебя уже есть светлого, и во имя этого света бороться со всей тьмой, которая в тебе есть». - «Да, но как это делать? Неужели думать о себе: вот, я такой хороший в том или другом отношении?» - «Нет. Читай Евангелие и отмечай в нем те места, которые ударяют тебя в душу, от которых трепетно делается сердце, ум светлеет, которые соберут твою волю к желанию новой жизни. И знай, что в этом слове, в этом образе, в этой заповеди, в этом примере Христа ты нашел в себе искорку Божественного света. В этом отношении оскверненная, потемневшая икона, которой ты являешься, просветлела. Ты уже хоть немного похож на Христа, в тебе уже немного начинает проявляться образ Божий. А раз так, то запомни, что если ты будешь грешить противэтого, ты будешь осквернять святыню, которая в тебе уже есть, уже живет, уже действует, уже растет. Ты будешь потемнять в себе образ Божий, гасить свет или окружать его тьмой. Этого не делай! И если ты будешь верен тем искрам света, которые в тебе уже есть, то постепенно тьма вокруг тебя будет рассеиваться. Во-первых, потому что там, где свет, тьма уже рассеяна, а во-вторых, когда ты обнаружил в себе какую-то область света, чистоты, правды, когда ты вдруг смотришь на себя и думаешь: в этом отношении я на самом деле настоящий человек, не только мразь, которую я себе представлял, - тогда ты можешь начать бороться с тем, что наступает на тебя, как враги наступают на город или на войско, чтобы свет потемнел в тебе. Ты, например, научился почитать чистоту. И вдруг в тебе поднимается грязь мыслей, телесных желаний, чувств, чувственность. В этот момент можешь себе сказать: я обнаружил в себе искорку целомудрия, искорку чистоты, желание кого-то полюбить без того чтобы этого человека осквернить даже мыслью, не говоря уж о прикосновении; нет, эти мысли я в себе допустить не могу, не стану. Я буду бороться против них; и для этого обращусь ко Христу и буду кричать к Нему: Господи, очисти! Господи, спаси! Господи, помоги! - и Господь поможет. Но Он не поможет тебе, раньше чем ты сам поборешься».

Есть рассказ в жизни святого Антония Великого о том, как он отчаянно боролся с искушением, боролся так, что наконец в изнеможении упал на землю и лежал без сил. И вдруг перед ним явился Христос. Не имея даже сил подняться, Антоний говорит: «Господи, где же Ты был, когда я так отчаянно боролся?» И Христос ему ответил: «Я стоял невидимо рядом с тобой, готовый вступить в бой, если бы только ты сдался. Но ты не сдался - и победил».

И вот я думаю, что каждый из нас может научиться так каяться и приходить на исповедь каждый раз уже с новой победой и с новым видением того поля битвы, которое перед нами раскрывается все шире и шире. И мы можем получить прощение наших грехов от Христа, прощение того, что мы уже в себе начали побежать; и кроме того, получить благодать и новую силу побеждать то, что мы еще не победили.

ОБ ИСПОВЕДИ

Говоря о покаянии, я только коснулся исповеди, но вопрос об исповеди настолько важен, что я хочу на нем остановиться подробнее и глубже.

Исповедь бывает двоякая. Бывает личная, частная исповедь, когда человек подходит к священнику и открывает в его присутствии свою душу Богу. И бывает общая исповедь, когда люди сходятся большой или малой группой, и священник произносит исповедь за всех, включая себя самого. Я хочу остановиться сначала на частной исповеди и обратить ваше внимание вот на что.

Человек исповедуется - Богу. В поучении, которое священник произносит перед исповедью отдельного человека, говорится: «Се, чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое; я же - только свидетель». Это надо помнить: мы исповедуемся не священнику и не он является нашим судьей. Я бы сказал больше: даже Христос в этот момент не является нашим Судьей, а является сострадающим нашим Спасителем. Это очень, очень важно, потому что когда мы приходим наисповедь, мы находимся в присутствии свидетеля. Но что это за свидетель, какова его роль?

А есть третий род свидетеля. Когда совершается брак, приглашают самого близкого человека. Он - тот, кто в Евангелии назван «друг жениха»(в нашей практике можно было бы сказать также «друг невесты»). Это самый близкий жениху и невесте человек, который может разделить с ними самым полным образом радость преображающей встречи, соединяющего чуда.

И вот священник занимает это положение: он - друг Жениха, друг Христов, он кающегося приводит к Жениху-Христу. Он - тот, который так глубоко связан любовью с кающимся, что готов с ним разделить его трагедию и привести его к спасению. И когда я говорю «разделить его трагедию», то говорю о чем-то очень, очень серьезном. Мне вспоминается один подвижник, которого однажды спросили: «Каким образом каждый человек, который к тебе приходит и рассказывает о своем житье-бытье, даже без чувства покаяния или сожаления, вдруг бывает охвачен ужасом перед тем, насколько он грешен, и начинает каяться, исповедоваться, плакать - и меняться?» И этот подвижник дал замечательный ответ. Он сказал: «Когда человек приходит ко мне со своим грехом, я этот грех воспринимаюкак свой. Мы с этим человеком едины; те грехи, которые он совершил действием, я непременно совершил мыслью или желанием, или поползновением. Поэтому я переживаю его исповедь, как свою собственную, я (как он говорил) схожу ступенька за ступенькой в глубины его мрака, и когда я дошел до самой глубины, я его душу связываю со своей душой и каюсь всеми силами своей души в грехах, которые он исповедует и которые я признаю за свои. И тогда он охвачен моим покаянием и не может не каяться, и выходит освобожденным; а я по-новому каялся в своих грехах, потому что я с ним един состраданием и любовью».

Это предельный пример того, как священник может подойти к покаянию другого человека, как он может бытьдругом жениха, как он может быть тем, который приводит кающегося ко спасению. Но для этого священник должен научиться состраданию, должен научиться чувствовать и сознавать себя единым с кающимся.

А произнося слова разрешительной молитвы, священник их либо предваряет наставлением, либо нет. И это тоже требует честности и внимания. Иногда бывает, что священник слушает исповедь, и вдруг ему явно, как бы от Бога, от Духа Святого открывается, чтo он должен сказать кающемуся. Ему может показаться, что это не к делу, но он должен слушаться этого голоса Божьего и произнести эти слова, сказать то, что Бог ему положил на душу, на сердце и в ум. И если он так поступит, даже когда это как будто не относится к исповеди, которую принес кающийся, он говорит то, что нужно кающемуся.

Иногда у священника нет чувства, что эти слова от Бога. (Знаете, и у апостола Павла в посланиях встречаются места, где он пишет: «Это я вам говорю именем Божиим, именем Христовым...», или «Это я вам говорю от себя...»). Но это не значит, что тогда слова священника - «отсебятина»; это то, что он познал из личного опыта, и он делится этим опытом, - опытом греховности, опытом покаяния и того, чему его научили другие люди, более чистые, более достойные, чем он сам.

А порой и этого нет. Тогда можно сказать: «Вот что я вычитал у святых отцов, вычитал в Священном Писании. Я могу тебе это предложить, ты это прими во внимание, задумайся, и может быть через эти слова Божественного Писания тебе Бог скажет то, чего я не могу сказать».

А иногда честный священник должен сказать: «Я всей душой болел с тобой во время твоей исповеди, но сказать тебе на нее ничего не могу. Я буду молиться о тебе, но совета дать не могу». И у нас есть пример тому. В житии преподобного Амвросия Оптинского описываются два случая, как к нему приходили люди, открывали свою душу, свою нужду, и он три дня их держал без ответа. И когда наконец у него настоятельно просили ответа, он сказал: «Что я могу ответить? Вот три дня я молю Божию Матерь меня просветить и дать ответ, - Она молчит; как же я могу говорить без Ее благодати?»

Вот то, что я хотел сказать о частной, личной исповеди. Человек должен прийти и свою душу изливать. Не повторять чужие слова, смотря в книжку, а поставить перед собой вопрос: если бы я стал теперь перед лицом Христа Спасителя и всех людей, которые меня знают, что явилось бы для меня предметом стыда? что я не готов открыть перед всеми, потому что было бы слишком страшно, что меня увидели, каким я себя вижу?.. Вот в чем надо исповедоваться. Поставь себе вопрос: если моя жена, мои дети, мой самый близкий друг, мои сослуживцы знали бы обо мне то или другое, было бы мне стыдно или нет? Если стыдно - исповедуй. Если то или другое стыдно открыть Богу (Который и без того это знает, но от Которого я стараюсь это спрятать) или было бы страшно - открой это Богу. Потому что в момент, когда ты это откроешь, все то, что ставится в свет, делается светом. И тогда ты можешь исповедоваться и произноситьсвоюисповедь, а не трафаретную, чужую, пустую, бессмысленную исповедь.

А теперь я хочу сказать коротко об общей исповеди. Общая исповедь может произноситься по-разному. Обыкновенно она произносится так: собирается народ, священник говорит какую-то вступительную проповедь и затем по книге читает как можно большее число тех грехов, которые он ожидает от присутствующих. Этот перечень может быть формальным. Сколько раз я слышал: «Я не вычитывал утренних и вечерних молитв», «я не вычитывал канонов», «я не соблюдал постов», я не делал того, я не делал другого... Это все формально. Да, это не формально в том смысле, что это реальные грехи каких-то людей, может быть, даже самого священника, но это не обязательно реальные грехи этих людей; реальные грехи бывают иные.

Я вам расскажу, как провожу общую исповедь сам. Общая исповедь у нас бывает четыре раза в году. Перед исповедью я провожу две беседы, которые направлены на понимание того, чем является исповедь, чем является грех, чем является Божия правда, чем является жизнь во Христе. Каждая беседа длится сорок пять минут, все собравшиеся сидят, слушают, затем наступает получасовое молчание, в течение которого каждый должен продумать то, что слышал, посмотреть на свою душу и продумать свою греховность. А затем бывает общая исповедь. Мы собираемся на середине храма, я надеваю епитрахиль, перед нами Евангелие, и обыкновенно я читаюПокаянный канонГосподу Иисусу Христу. И под влиянием канона произношу вслух собственную исповедь - не о формальностях, а о том, в чем меня попрекает моя совесть и что открывает передо мной читаемый мною канон. Каждая исповедь бывает иная, потому что каждый раз слова этого канона меня обличают по-иному, в другом, и я каюсь перед всеми людьми, называю вещи своим языком, своим названием. Не так, чтобы меня потом ходили и упрекали конкретно в том или другом грехе, а так, чтобы каждый грех был раскрыт перед людьми как мой собственный. И если, произнося исповедь, я не чувствую, что истинно каюсь, я произношу и это в качестве исповеди: «Прости меня, Господи! Вот, я произнес эти слова, но они до моей души не дошли»… Эта исповедь длится обыкновенно минут тридцать-сорок, в зависимости от того, что я могу поисповедовать перед людьми. И одновременно люди исповедуются - молча, а иногда и вслух произнося: «Да, Господи! Прости меня, и я виноват в этом!» Но это является моей личной исповедью. И к сожалению, я настолько греховен и настолько похож на каждого, кто присутствует на этом действии, что мои слова раскрывают перед людьми их собственную греховность.

После этого мы молимся. Мы читаем часть покаянного канона, читаем молитвы перед Святым Причащением (не все, а избранные, которые относятся к тому, о чем я говорил или как исповедовался). Затем все становятся на колени, и я произношу разрешительную молитву всем. Если кто-то считает нужным потом подойти и отдельно сказать о том или другом грехе, он свободно может это сделать. Но я на опыте знаю, что такая общая исповедь учит людей приносить частную исповедь. Многие мне говорили сначала: «Я не знаю, с чем прийти на исповедь. Я знаю, что согрешил против множества заповедей Христовых, сделал очень много дурного, но я не могу это как бы собрать в покаянную исповедь». А после такой общей исповеди люди приходят и говорят: «Я теперь знаю, я научился, как исповедать собственную душу, опираясь на молитвы Церкви, опираясь на покаянный канон, опираясь на то, как Вы сами исповедовали свою душу и как люди вокруг меня эту же самую исповедь воспринимали и приносили, словно собственную». Я думаю, что это очень важный момент: чтобы общая исповедь была уроком того, как исповедоваться лично, а не «вообще».

Иногда приходят люди и вычитывают длинный список грехов - которые я по списку знаю, потому что у меня есть те же самые книжки, что у них. И я их останавливаю, говорю: «Ты не свои грехи исповедуешь, ты исповедуешь грехи, которые можно найти в номоканоне, в молитвенниках. Мне нужнатвояисповедь, вернее, Христу нужно твое личное покаяние, а не общее трафаретное покаяние. Ты не можешь чувствовать, что осужден Богом на вечную муку, потому что не вычитывал вечерние молитвы или не читал каноны, или не так постился».

Больше того: иногда бывает, что человек и старается, например, поститься, а потом срывается и чувствует, что осквернил весь свой пост, что ничего не остается от его подвига. А на самом деле Бог совершенно иными глазами на это смотрит. Это я могу вам разъяснить одним примером из собственной жизни. Когда я был врачом, я занимался одной бедной русской семьей. Денег я с них не брал, потому что у них никаких денег не было. Но как-то в конце Великого поста, в течение которого я постился, если можно так сказать, «зверски», то есть не нарушая никаких уставных правил, они меня пригласили на обед, и оказалось, что они в течение какого-то времени из своего отсутствия денег собирали гроши, чтобы купить маленького цыпленка и меня угостить. Я на этого цыпленка посмотрел и увидел в нем конец моего подвига постного. Конечно, я съел кусок цыпленка, - я не мог их оскорбить отказом; но потом пошел к своему духовному отцу и говорю: «Знаете, отец Афанасий, со мной такое горе случилось! В течение всего поста я, можно сказать, постился в совершенстве, а сейчас, на Страстной седмице, съел кусок курицы». Отец Афанасий на меня посмотрел и сказал: «Знаешь, если бы Бог на тебя посмотрел и увидел, что у тебя нет никаких грехов, а кусочек курицы может тебя осквернить, Он тебя от этого защитил бы; но Он посмотрел и увидел в тебе столько греховности, что никакая курица тебя осквернить не может». Я думаю, что многие из нас могут запомнить этот пример для того, чтобы быть честными, правдивыми людьми, а не просто держаться устава. Да, я съел кусочек этой курицы, но вопрос был в том, что я его съел ради того, чтобы не огорчить людей. Я ее съел не как какую-то скверну, а как дар человеческой любви. Есть место в писаниях отца Александра Шмемана, где он говорит: все на свете - не что иное, как Божия любовь; и даже пища, которую мы вкушаем, является Божественной любовью, которая стала съедобной...

а) плотское – человек всецело
предается удовольствиям и наслаждениям. Состояние омрачения: страсти как бы
высокими стенами отгораживают человека от Бога. Люди оскотинились, привязывают
ум к видимому, борьба за достижение земных благ;

б) душевное – люди явных грехов не
делают, но и в добродетелях и исполнении заповедей Божиих не трудятся (духовно
расслабленные). Нет настоящей любви к Богу, ближним, нет смирения, сострадания;

в) духовное состояние – память о
Боге, очищение себя от греха, соблюдение заповедей. Пост, молитва, отвержение
телесных и духовных грехов. Любовь к Богу и ближним.

Преподобный Никон
Оптинский

более всего повреждена и скована
грехом наша воля, как способность действования и осуществления намерений
человека.

В особенности человек оказывается
безсилен в своей воле там, где нужно осуществить истинное христианское добро -
хотя бы он и хотел этого добра... О безсилии воли Ап. Павел говорит:

(Рим.. VII, 19. "доброго, которого хочу,
не делаю, а злое, которого не хочу, делаю"...).

И потому-то о человеке-грешнике
Христос Спаситель сказал: "Творяй грех - раб есть греха" (Иоан. VIII,
34),

хотя самому грешнику служение греху
часто кажется свободой, а борьба с сетями греха - рабством...

Как же развивается грех в душе
человека?

различают следующие стадии - степени
греха:

первый момент в грехе - прилог, когда в
сознании человека только обозначился тот или иной соблазн - греховное
впечатление, грязная мысль и т. д.

Если в этот первый момент человек
решительно и сразу отвергнет грех - он
не согрешит, а победит грех , и для души своей будет иметь плюс, а не минус.

В прилоге легче всего одолеть грех.

Но вот - человек впал в
грех. Упреки совести звучат громко и ясно, вызывая у неиспорченного еще
человека лишь резкое отвращение к данному греху. Исчезает прежняя
самоуверенность и человек смиряется (ср. Ап. Петра до и после отречения).

Труднее бороться с грехом тогда,
когда он чрез частое повторение обратится у человека в привычку. После
приобретения вообще всякой привычки, привычные действия совершаются человеком
очень легко, почти незаметно для него - сами собою.

А, поэтому, и борьба с грехом,
который стал для человека привычным, очень трудна, т. к. ему трудно уже не
только преодолеть себя, но и уследить, заметить приближение греха.

Еще более опасной стадией греха
является порок. В этом случае грех настолько владеет человеком, что
сковывает волю его как бы цепями. Человек здесь уже почти безсилен бороться с
собой, и является рабом греха, хотя сознает его вредоносность и в минуты
просветления, быть может, ненавидит его от всей души (таков, напр. порок
пьянства, наркомании и ему подобные).

Нужно при этом помнить, что даже
любой мелкий грех, напр. болтовня, любовь к нарядам, пустым развлечениям и т.
д., может сделаться у человека пороком, если он совсем овладеет им, и заполнит
собой его душу.

Высшею степенью греха, на которой он
уже совсем порабощает себе человека, является страсть того или иного греховного типа.

В этом состоянии человек уже не может ненавидеть свой грех, как в
пороке (в этом разница между ними), но подчиняется
греху во всех своих переживаниях , действиях и настроениях (срав. Плюшкина
из "Мертвых Душ" или Феодора Карамазова из "Братьев
Карамазовых", также - сребролюбца Иуду Искариота).

Три источника греха Митрополит Филарет (Вознесенский)

Что надо знать об исповеди

Исповеданные ранее грехи на испове­ди,
если они не повторялись снова, не надо ис­поведовать.

Не скрывать грехов по стыду.

Иметь решение впредь не грешить.

Называть грех, каждый особенно.

Исповедуя свои грехи, не касаться
соучас­тников греха (кроме тех случаев, когда нельзя исповедовать греха, не
указав ясно лиц, с кото­рыми грешил).

Обвинять себя в грехах, не извинять,
не изворачиваться, не оправдывать себя и не сва­ливать свою вину на что-то или
на кого-то.

Должно самому стараться рассказать о
гре­хах своих.

Стараться загладить грех добрыми
делами, особенно противоположными грехам.

Иметь искреннее сердечное
сокрушение, печаль и слезы о соделанных грехах.

Есть указание у св. Отцов и у
епископа Игнатия (Брянчанинова), что греховные навыки и страсти не поддаются
уврачеванию без исповеди.

Всякое врачевание будет неполным и
недостаточным без исповеди, а при помощи исповеди они удобно искореняются.

я всегда старался неспешно и
тщательно всех вас исповедовать, подробно расспрашивая о ваших грехах, чтобы
ничего не оставалось на совести.

А если кто по неразумению не все
откровенно и чистосердечно исповедал, то пусть исповедует, чтобы совесть не
оставалась оскверненною.

Поэтому старайтесь ничего не
скрывать, старайтесь чисто исповедоваться.

______

Оставляли по пренебрежению
положенных молитв.

Перед началом дела надо испрашивать у Бога благословения и
помощи, и по окончании дела надобно
благодарить Его за помощь или успех в деле.

Молитва есть дыхание нашей души. Как
тело без воздуха, так душа ьез
молитвы не может жить жизнью
благочестивой.

6 заповедь «не убивай» налагает
обязанности

обходиться со всеми вежливо,
дружелюбно,

с гневающими примиряться,

обиды терпеливо переносить и прощать всем даже врагам.

Каемся, прости нас, Господи.

10 заповедь не желай жены ближнего
твоего…

Исторгает из души корень грехов –САМОЛЮБИЕ- стремление
нашего духа от БЕСКОНЕЧНОГО к конечному, УДАЛЕНИЕ от БОГА в себя.

САМОЛЮБИЮ противополагается чистая любовь с
самоотвержением.

Плотской похоти противополагается ВОЗДЕРЖАНИЕ, целомудрие, скромность в словах
и поступках, чистота сердца.

Своекорыстию противоположны БЕСКОРЫСТИЕ, нестяжательность, щедрость,
милостыня.

ГОРДОСТИ противоположно СМИРЕНИЕ-
ОСНОВА всех добродетелей.

От него САМООТВЕРЖЕНИЕ, отсюда
происходят разные добродетели.

Священник Илия Шугаев . Растим сына , растим дочь . Детская исповедь

Дети исповедуются обычно с семи лет.

Для ребенка от семи до двенадцати-тринадцати лет (до начала
переходного возраста) можно использовать следующий перечень грехов.

Грехи по отношению к старшим . Не слушался родителей или учителей.
Пререкался с ними. Грубил старшим. Брал что-либо без разрешения. Гулял без
разрешения. Обманывал старших. Капризничал. Плохо себя вел на уроках. Не
благодарил родителей.

Грехи по отношению к младшим . Обижал младших. Грубил им. Издевался
над животными. Не заботился о домашних животных. Грехи по отношению к Богу . Забывал молиться утром и вечером, до
и после еды. Редко исповедовался и причащался. Не благодарил Бога за Его
благодеяния.

Перечисленных грехов вполне достаточно, чтобы дать ребенку
правильное направление мысли, остальное ребенку подскажет его совесть.

После вступления ребенка в период переходного возраста перечень
возможных грехов можно несколько дополнить:

Ругался матом. Пробовал курить. Пробовал спиртные напитки.
Смотрел непристойные картины. Было вольное обращение с противоположным полом.

Этим списком можно также ограничиться, вновь надеясь на то, что
направление мысли задано, а более серьезные грехи совесть не даст забыть.

Митрополит Антоний Сурожский:

Об исповеди

«Чтение на каждый день поста», - это проповеди, слова и главы из книг лучших мыслителей, богословов и проповедников. Аудиобеседы на 10-20 минут, сопровождаемые текстом - можно успеть прослушать даже между делом. Мы отбираем недлинные и глубокие фрагменты, чтобы у каждого была возможность хотя бы 10 минут в день подумать о главном

Выше я говорил о покаянии и только коснулся вопроса исповеди. Но исповедь настолько важный вопрос, что я хочу на нем остановиться подробнее. Исповедь бывает двоякая: бывает личная, частная исповедь, когда человек подходит к священнику и открывает в его присутствии свою душу Богу; бывает общая исповедь, когда люди сходятся большой или малой толпой и священник произносит за всех, включая и себя самого, исповедь.

Я хочу остановиться на частной исповеди и обратить ваше внимание на следующее: человек исповедуется Богу. В поучении, которое священник произносит пред исповедью каждого человека, говорится: «Се, чадо, Христос невидимо стоит пред тобою, приемля исповедание твое. Я же только свидетель». И это надо помнить, потому что мы исповедуемся не священнику и не он является нашим судьей. Я бы сказал больше: даже Христос не является в этот момент нашим Судьей, а является сострадающим нашим Спасителем. Это очень, очень важно.

Когда мы приходим на исповедь, мы находимся в присутствии свидетеля. Но что это за свидетель? Какова его роль? Свидетели бывают различные. Вот случилась авария на дороге. Какой-то человек стоял при дороге и увидел, что случилось. Его спрашивают: «Что произошло?» Ему совершенно все равно, кто прав, кто виноват. Он просто говорит, что он видел своими глазами. Есть другой род свидетеля. На суде один свидетельствует против подсудимого, а другой свидетельствует в его пользу. Так и священник. Он стоит перед Христом и говорит:

Есть третий род свидетеля. Во время заключения брака самого близкого человека приглашают быть свидетелем. Им является тот, который в Евангелии назван другом жениха. Можно было бы сказать, что в нашей практике он также и друг невесты. Человек, близкий жениху и невесте, может разделить с ними самым полным образом радость преображающей встречи, соединяющей чудо. Священник занимает именно такое положение. Он друг жениха. Он друг Христов, который кающегося приводит к жениху — Христу. Он тот, кто так глубоко связан любовью с кающимся, что готов с ним разделить его трагедию и привести ко спасению. Под трагедией я подразумеваю что-то очень, очень серьезное. Мне вспоминается один подвижник, которого однажды спросили:

— Каким это образом бывает, что каждый человек, который к тебе приходит и рассказывает о своем житье-бытье, даже без чувства покаяния и сожаления, вдруг становится охвачен ужасом перед тем, каким он является грешником? Он начинает каяться, исповедоваться, плакать и меняться.

Этот подвижник сказал замечательную вещь:

— Когда человек ко мне приходит со своим грехом, я этот грех воспринимаю как свой, потому что этот человек и я — едины. И те грехи, которые он совершил действием, я непременно совершил мыслью, или желанием, или поползновением. И поэтому я переживаю его исповедь как свою собственную. Я иду ступенька за ступенькой в глубины его мрака. Когда я дохожу до самой глубины, я связываю его душу со своей и каюсь всеми силами своей души в грехах, которые он исповедует и которые я признаю за свои. Он тогда становится охвачен моим покаянием и не может не каяться. Он выходит освобожденным, а я по-новому каюсь в своих грехах, потому что мы с ним едины сострадательной любовью.

Это предельный пример того, как священник может подойти к покаянию любого человека, как он может быть другом Жениха, как он может быть тем, кто приводит кающегося ко спасению. Священник для этого должен научиться сострадать, научиться чувствовать и сознавать себя единым с кающимся. Произнося слова разрешительной молитвы, он предваряет их поучением, что тоже требует честности и внимания.

Иногда бывает, что во время исповеди священнику явно, как бы от Бога, от Духа Святого, открывается то, что он должен сказать кающемуся. Ему может показаться, что это не относится к делу, но он должен послушаться этого голоса Божия и произнести эти слова, сказать то, что Бог положил ему на душу, на сердце и на ум. Если он так поступит даже в тот момент, когда это как будто не относится к исповеди, которую принес кающийся, он скажет то, что кающемуся нужно. Иногда у священника нет чувства, что его слова — от Бога. У апостола Павла это тоже было. В своих посланиях он не единожды об этом рассказывает: «Это я вам говорю именем Божиим, именем Христовым, а это — я вам говорю от себя. Это не отсебятина, это то, что я познал из своего личного опыта, и я с тобой поделюсь этим опытом, опытом моей греховности, моего покаяния и того, чему меня научили другие люди, которые чище и достойнее меня». А бывает так, что и этого священник не может сказать. Тогда он может сказать то, что он вычитал у святых отцов или вычитал в Священном Писании. Он может тебе это предложить, ты это прими во внимание, задумайся, и, может быть, через эти слова Божественного Писания тебе Бог скажет то, что он не мог сказать.

А иногда честный священник должен сказать следующее:

— Я всей душой болел с тобой во время твоей исповеди, но сказать тебе на нее ничего не могу.

У нас есть пример этого в лице св. Амвросия Оптинского, к которому два раза приходили люди и открывали свою душу, свою нужду и который три дня их держал без ответа. Когда на третий день в обоих случаях (это были различные случаи, они не вместе приходили) к нему пришли за советом, он сказал:

— Что я могу ответить? Три дня я молил Божию Матерь меня просветить и дать мне ответ. Она молчит. Как же я могу говорить без Ее благодати?

В частной, личной исповеди человек должен прийти и свою душу изливать. Не смотреть в книжку и не повторять слова других. Он должен поставить перед собой вопрос: если бы я стал перед лицом Христа Спасителя и перед лицом всех людей, которые меня знают, что бы явилось предметом стыда для меня, что я не мог открыть с готовностью перед всеми, потому что слишком было бы страшно от того, что меня увидят таким, каким я себя вижу? Вот в чем надо исповедоваться. Поставь себе вопрос: если моя жена, мои дети, самый мой близкий друг, мои сослуживцы знали бы обо мне то или другое, было бы мне стыдно или нет? Если стыдно — исповедуй. Если то или другое было бы мне стыдно открыть Богу, Который и без того это знает, но от Которого я стараюсь это спрятать, мне было бы страшно? Было бы страшно. Открой это Богу, потому что в тот момент, когда ты это откроешь, все, что ставится в свет, делается светом. Тогда ты можешь исповедоваться и произносить свою исповедь, а не трафаретную, чужую, пустую, бессмысленную.

Я коротко скажу об общей исповеди. Общая исповедь может произноситься по-разному. Обыкновенно она произносится так: собирается народ, священник говорит какую-нибудь вступительную проповедь и затем, как по книге, произносит наибольшее число грехов, которое он ожидает услышать от присутствующих. Эти грехи могут быть формальными, например: невычитывание утренних и вечерних молитв, невычитывание канонов, несоблюдение поста. Это все формально. Это неформально в том смысле, что перечисленные грехи могут быть реальными для каких-то людей, — может быть, даже для священника. Но это не обязательно реальные грехи данных людей. Реальные грехи бывают иными.

Я вам расскажу, как я провожу общую исповедь. Она у нас происходит четыре раза в году. Перед общей исповедью я провожу две беседы, которые направлены на понимание того, чем является исповедь, чем является грех, чем является Божия правда, чем является жизнь во Христе. Каждая из этих бесед длится три четверти часа. Все собравшиеся сначала сидят, слушают, затем наступает получасовое молчание, в течение которого каждый должен продумать то, что он слышал; продумать свою греховность; посмотреть на свою душу.

А потом бывает общая исповедь: мы собираемся в середине церкви, я надеваю епитрахиль, перед нами Евангелие, и обыкновенно я читаю покаянный канон Господу Иисусу Христу. Под влиянием этого канона я произношу вслух свою собственную исповедь не о формальностях, а о том, в чем меня попрекает моя совесть и что открывает передо мной читаемый мной канон. Каждый раз исповедь бывает разная, потому что слова этого канона всякий раз меня обличают по иному, в другом. Я каюсь перед всеми людьми, называю вещи своими именами не для того, чтобы они меня потом упрекали конкретно в том или ином грехе, а чтобы каждый грех был раскрыт перед ними как мой собственный. Если я не чувствую, произнося эту исповедь, что я истинно кающийся, то и это произношу в качестве исповеди. «Прости меня, Господи. Вот я произнес эти слова, но они до моей души не дошли».

Эта исповедь обыкновенно длится три четверти часа, или полчаса, или сорок минут в зависимости от того, что я могу поисповедовать перед людьми. Одновременно со мной люди исповедуются молча, а иногда как бы вслух говорят: «Да, Господи. Прости меня, Господи. И я в этом виноват». Это является моей личной исповедью, и, к сожалению, я настолько греховен и настолько похож на каждого, находящегося при этом действии, что мои слова раскрывают перед людьми их собственную греховность. После этого мы молимся; читаем часть покаянного канона; читаем молитвы перед Святым Причащением: не все, а избранные, которые относятся к тому, о чем я говорил и как я исповедовался. Затем все встают на колени, и я произношу общую разрешительную молитву, чтобы каждый, кто считает нужным подойти и отдельно рассказать о том или другом грехе, мог бы это свободно сделать. Я на опыте знаю, что такая исповедь учит людей произносить частную исповедь. Я знаю многих людей, которые мне говорили, что они не знают, с чем прийти на исповедь, что они согрешили против множества заповедей Христовых, сделали очень много дурного, но не могут собрать это в покаянную исповедь.

А после такой исповеди, общей, люди приходят ко мне и говорят, что они теперь знают, как надо исповедовать свою собственную душу, что они этому научились, опираясь на молитвы Церкви, на покаянный канон, на то, как я сам в их присутствии исповедовал свою душу и на чувства других людей, которые эту же самую исповедь воспринимали как свою. Поэтому после общей разрешительной молитвы люди, которые считают, что они должны что-то частным образом, отдельно поисповедовать, подходят и исповедуют. Я думаю, что это очень важно: общая исповедь становится уроком того, как исповедоваться лично.

Ко мне иногда приходят люди, которые вычитывают мне длинный список грехов, какие я уже знаю, потому что у меня те же самые списки есть. Я их останавливаю.

— Ты не свои исповедуешь грехи, — говорю я им, — ты исповедуешь грехи, которые можно найти в Номоканоне или в молитвенниках. Мне нужна твоя исповедь, вернее, Христу нужно твое личное покаяние, а не общее трафаретное покаяние. Ты не чувствуешь, что ты осужден Богом на вечную муку из-за того, что ты не вычитывал вечерних молитв, или не читал канона, или не постился.

Иногда бывает так: человек старается поститься, потом срывается и чувствует, что он осквернил весь свой пост и ничего не остается от его подвига. На самом деле все совершенно не так, Бог иными глазами на него смотрит. Это я могу разъяснить одним примером из своей собственной жизни. Когда я был доктором, то занимался с одной очень бедной русской семьей. Денег я у нее не брал, потому что никаких денег не было. Но как-то в конце Великого поста, в течение которого я постился, если можно так сказать, зверски, то есть не нарушая никаких уставных правил, меня пригласили на обед. И оказалось, что в течение всего поста они собирали гроши для того, чтобы купить маленького цыпленка и меня угостить. Я на этого цыпленка посмотрел и увидел в нем конец своего постного подвига. Я, конечно, съел кусок цыпленка, я не мог их оскорбить. Я пошел к своему духовному отцу и рассказал ему о том, какое со мной случилось горе, о том, что я в течение всего поста постился, можно сказать, совершенно, а сейчас, на Страстной седмице, я съел кусок курицы. Отец Афанасий на меня посмотрел и сказал:

— Знаешь что? Если бы Бог на тебя посмотрел и увидел бы, что у тебя нет никаких грехов и кусочек курицы тебя может осквернить, Он тебя от нее защитил бы. Но Он посмотрел на тебя и увидел, что в тебе столько греховности, что никакая курица тебя еще больше осквернить не может.

Я думаю, что многие из нас могут запомнить этот пример, чтобы не держаться устава слепо, а быть прежде всего честными людьми. Да, я съел кусочек этой курицы, но я его съел для того, чтобы не огорчить людей. Я ее съел не как скверну какую-то, а как дар человеческой любви. Я помню место в книгах отца Александра Шмемана, где он говорит, что все на свете есть не что иное, как Божия любовь. И даже пища, какую мы вкушаем, является Божественной любовью, которая стала съедобной…

Когда происходит исповедь, можно ли сказать, что все мои грехи прощаются, или только те, которые я проговорил или продумал?

– Во-первых, грех -- прощается не потому, что ты его назвал, а потому что ты – ПЕРЕЖИВАЕШЬ и жалеешь, что совершил этот грех, сказал, или подумал, или почувствовал что-то дурное. Назвать недостаточно, – надо пожалеть о том и ПРИНЯТЬ решение -- ИСПРАВИТЬСЯ.

Вот пример. Нельзя на исповеди просто дать -- список всего гадкого и плохого, что ты сделал и просто -- зачитать батюшке эти грехи, и думать, что этого достаточно.

Должен быть – СТЫД и переживание -- перед Богом за эти грехи и решение -- ИСПРАВИТЬСЯ – только тогда Господь и может их простить.

Не Стыда, человек - НЕ ПЕРЕЖИВАЕТ за свои грехи, а главное - нет в человеке желания -- ИСПРАВИТЬСЯ, перестать совершать грехи - тогда Бог не может простить этого человека.

Кроме того, есть грехи -- ведомые и неведомые. Есть поступки, о которых я понимаю, что они -- грешны. А есть вещи, которые на самом деле -- ПЛОХИ, но я еще не дорос -- до такого их понимания, не достаточно развился духовно, или опыт моей жизни меня -- не научил. Поэтому, грехи такого неведения, где нет моей недоброй воли, Бог может -- простить.

А в том, что я сделал -- СОЗНАТЕЛЬНО, я должен -- раскаяться.

Что значит раскаяться? Я должен, во-первых, понять, что это -- ПЛОХО. А во-вторых, перед собой поставить вопрос: готов ли я – МЕНЯТЬСЯ -- ИСПРАВИТЬСЯ, собираюсь ли я бороться -- с этими грехами?

Если же я вообще не собираюсь – ИСПРАВЛЯТЬСЯ и даже и не думал об этом, если понимаю, что это -- ПЛОХОЙ поступок, плохое отношение -- к жизни, но мне – ВСЁ РАВНО, и мне даже – НРАВИТСЯ совершать грехи; и я точно знаю, что БУДУ и дальше -- продолжать СОВЕРШАТЬ грех, то как меня тогда можно -- простить? Вот потому, Бог и не прощает – таких хитрых и лживых людей.

И о прощении, я думаю, можно сказать вот, еще что. Мы всегда считаем, что простить – это забыть. Мы подходим к человеку и говорим: «Прости меня!» В надежде, что он уже никогда -- не вспомнит об этом.

Но это не всегда -- полезно, так, как иногда от того, что тебя простили, ты еще -- не переменился.

И если тот, кто тебя простил, НЕ БУДЕТ -- следить, чтобы тебе НЕ ДАТЬ -- повода то же самое сделать, ты можешь поскользнуться и снова совершить -- этот грех.

У нас в приходе был случай, который меня чему-то научил. Была женщина-алкоголичка, пила отчаянно. Ее взяли в больницу, год лечили; она вылечилась, вернулась домой. В семье устроили праздник и поставили бутылку вина на стол. И от первого же стакана -- произошел срыв: она снова -- ЗАПИЛА. Так вот, семья простила и забыла; а надо было простить – и НЕ ЗАБЫВАТЬ, и не ставить ее в такое положение.

Прощение начинается не с момента, когда ты стал ангелочком и всё в тебе хорошо, а с момента, когда тебе -- ПОВЕРИЛИ: поверили, что ты – действительно ПЕРЕЖИВАЕШЬ -- о том, каков ты, но знают, что тебе нужна помощь. И человек, к которому ты обращаешься со словом: «Прости!» – тебе говорит: «Хорошо, я возьму тебя на свои плечи и помогу -- исправиться. Но я тебя люблю черненьким, а не только беленьким, люблю таким, каков ты есть, а не ввиду того, что ты, может быть, исправишься».

– На исповеди надо рассказывать грех в общем или подробно -- говорить о каждом грехе?

– Видишь ли, если грех состоит -- из одного какого-нибудь проступка, ты можешь сказать просто: «Я сделал то-то». Но, если обстоятельства этого греха сами по себе уже -- ПЛОХИ, тогда и о них надо сказать. Если ты что-нибудь украл – скажи: «Украл, жалею, не буду больше». Но, если для того, чтобы украсть, ты еще вдобавок кого-нибудь -- обманывал, лгал, соблазнял, то всё это надо рассказать, потому что дело не только в краже, а во всей цепи -- подлостей, которые с ней связаны. Вопрос не в том, чтобы дать список грехов, а в том, чтобы ты мог сказать всё, что относится -- к этой краже.

И когда исповедуешься, НАДО называть вещи -- своими именами, а не так, помягче.

Я помню, пришел ко мне на исповедь очень почтенный господин и говорит: «Со мной случалось, что я брал -- не свое…» Я говорю: «Нет, вы скажите просто – я воровал». – «Помилуйте, вы меня -- вором называете!?» – Тогда я ответил: «Вы -- вор и есть, потому что «брать не свое», НАЗЫВАЕТСЯ -- воровством»…

Понимаете, очень легко сказать: «Я беру не свое», «Я не всегда правду говорю», вместо того чтобы сказать: «Я -- налгал» или «Я привык -- врать, когда мне это выгодно».

И если, ты не можешь этого сказать, значит, ты НЕ СОЖАЛЕЕШЬ -- о совершенном грехе, а скрашиваешь, просто, чтобы быстро прошмыгнуть -- мимо исповеди. Тогда этот грех Бог – НЕ МОЖЕТ простить и вы НАПРАСНО -- ходили на исповедь.

Поэтому, надо ЧЕСТНО говорить всё, что относится -- ко Греху, что его делает более греховным;

НАДО грехи – называть -- по имени и НЕ НАДО сознательно -- скрывать.

Если ты на исповеди собирался всё сказать и что-то -- ЗАБЫЛ, если это важная вещь, можно прибавить, но если это пустяк, который ты забыл упомянуть, считай, что ты прощен, потому что ты НЕ ХОТЕЛ -- обманывать Бога в этом. Богу – нужна наша ЧЕСТНОСТЬ.

– Я обругал кого-то; надо ли говорить, отчего я это -- сделал?

– Нет; потому что, если ты начнешь рассказывать: «Мишка играл со мной в футбол и он сделал то-то, я его предупредил, а он еще раз повторил, я ему сказал, что следующий раз ему достанется, и вот, когда он это снова сделал, я его обложил хорошенько…» – знаете, батюшке конца-края не будет, если весь футбольный матч так должен пройти.

Важно то, что ты -- сделал; причем часто обстоятельства делают твой поступок более -- противным; а порой, когда начинаешь раскрывать обстоятельства, всё разжижается, потому что «конечно, он виноват, что он это первый сделал, и второй…» И получается, что ты почти -- чист: если бы тебя -- не дразнили, ты бы -- не лягнулся. А на самом деле вопрос только в том, что ты -- лягнулся; а он пусть исповедуется -- в том, что он тебя -- злил.