Как относится Православная Церковь к масонству? Психология: между практической пользой и духовным вредом

Уважаемые читатели, на данной странице нашего сайта вы можете задать любой вопрос, связанный с жизнью Закамского благочиния и Православием. На ваши вопросы отвечают священнослужители Свято-Вознесенского собора города Набережные Челны. Обращаем ваше внимание, что вопросы личного духовного характера лучше, конечно, решать в живом общении со священником или со своим духовником.

Как только ответ будет подготовлен, Ваш вопрос и ответ будут опубликованы на сайте. Обработка вопросов может занять по времени до семи дней. Запоминайте, пожалуйста, дату подачи Вашего письма для удобства последующего поиска. Если Ваш вопрос имеет срочный характер, отмечайте его пометкой «СРОЧНО», мы постараемся дать на него ответ насколько можно быстрее.

Дата: 22.06.2015 10:54:44

Как относится Православная Церковь к масонству?

отвечает Железняк Сергей Евгеньевич, религиовед, помощник благочинного по миссионерской работе

Добрый день! Как относится Православная Церковь к масонству, принимая во внимание, что при вступлении в масонское общество, и в дальнейшем каждый масон продолжает исповедовать те религиозные воззрения, с которыми он пришёл в ложу, а его большое внимание к его религии приветствуется? Заранее благодарю за ответ!

Здравствуйте!

Единого соборного определения относительно масонства в Православии не существует, но есть высказывания определенно против масонства и в нашей, Русской Православной Церкви, и в других, например, в Греческой.

Прежде, чем я приведу эти высказывания, хотелось бы указать на то, как позиционирует себя масонство по отношению к религии и, в частности, к христианству. На связь с религией в масонстве указывает весь (или почти весь) масонский ритуал и масонское предание. И здесь можно отметить более заметную связь с иудаизмом и каббалистикой, нежели с христианством. Первоначально масонство было религиозно-политическим объединением. Но в последние полтора столетия это движение все более и более рвет свои связи с традиционной религией (а иногда и с религией вообще).

Масонство — это не вполне жесткая, монолитная структура. Масонские ложи, разбросанные по разным странам Европы, Америки, часто придерживаются довольно разных взглядов к религии, в то же время общемасонские взгляды и позиция остаются едиными.

Вы отчасти правы, что масонство не запрещает исповедовать религиозные взгляды. Но в такой позиции есть изрядная доля откровенного лукавства. Декларируемая религиозная терпимость в современном масонстве — это скорее пиар и способ усыпить бдительность. Сайентологи тоже вот проповедуют религиозную терпимость, но когда человек начинает исповедовать их взгляды, отношение адепта к религии заметно меняется. Аналогично и в масонстве.

Ну, а теперь масонские суждения о религии.

«Если в старые времена каменщики обязаны были придерживаться в каждой стране религии этой земли или этого народа, то ныне признано более соответственным обязывать их иметь единственно ту религию, в которой все люди согласны, — предоставляя им, однако, иметь свои особые (религиозные) мнения, — то есть быть хорошими, совестливыми людьми, исполненными чистосердечия и честных правил» (Книга Уставов, Джеймс Андерсон (XVII-XVIII вв.) Джеймс Адамс — основоположник символического масонства, что интересно, он — священник шотландской пресвитерианской церкви.

И.В. Лопухин (XVIII-XIX вв.), автор «Нравоучительного катехизиса истинных франкмасонов», пишет: «Какая Цель Ордена истинных Франкмасонов?— Главная Цель его та же, что и Цель Истиннаго Христианства. Какое должно быть главное Упражнение (работа) истинных Франкмасонов? — Последование Иисусу Христу».

Русские масоны довольно длительное время оставались связанными с христианством (хотя бы номинально), были крещеными, искренне верили в Бога, не порывали с Православием. В России в XVII и начале XVIII веков фактически не было выпадов и демаршей в адрес Православия и религии вообще, что нельзя сказать про Западную Европу. На Западе масонство довольно рано начинает восставать против религии. По этой причине римо-католическая Цекровь предпринимает, в частности, следующие шаги к защите своей паствы. В 1738 году папа римский Климент XII объявил отлучение римокатоликов от Церкви в случае вступления их в масонскую ложу. В XX веке это отлучение было официально повторено.

Вот высказывания западных масонов далеко не низшего градуса (степени посвящения):

В 1863 году, на съезде студентов в Льеже, масон Лафарг определил цель масонства «как торжество человека над Богом»: «Война Богу, ненависть к Богу! Весь прогресс в этом! Надо проколоть небо, как бумажный свод!»

Бельгийский масон Кок заявил на международном масонском конгрессе в Париже «то, что нам необходимо разрушить религию», и далее — «путем пропаганды и даже путем административных актов добьемся того, что сможем раздавить религию».

Испанский масон-революционер Ферреро в своем катехизисе для начальных школ пишет: «Бог — это лишь детская концепция, вызванная чувством страха».

«Долой Распятого: Ты, который уже 18 веков держишь мир сгорбленным под Твоим ярмом, Твое царство кончено. Не нужен Бог!» — говорит масон Флери.

Кто-то может сказать, что это — только частное суждение отдельных масонов. Но вот определения уже не отдельных лиц, а целых масонских лож:

«Не будем забывать, что мы антицерковь, приложим в наших ложах все усилия, дабы разрушить религиозное влияние во всех формах, в которых оно проявляется» (Конгресс в Бельфоре в 1911 г.)

«Народное образование должно быть прежде всего освобождено от всякого духа церковников и догматиков». (Конвент Великого Востока, 1909 г.)

«Энергично будем поддерживать в каждом свободу совести, но без колебания будем объявлять войну всем религиям, ибо они суть истинные враги человечества. На протяжении всех веков они способствовали лишь разладу между отдельными людьми и народами. Будем работать, будем ткать нашими быстрыми и ловкими пальцами саван, который покроет в один прекрасный день все религии; таким образом, мы добьемся во всем мире уничтожения духовенства и предрассудков, внушаемых ими», (Конвент Великой Ложи Франции, 1922 г.)

«Мы больше не можем признавать Бога, как цель жизни, мы создали идеал, которым является не Бог, а человечество». (Конвент Великого Востока, 1913 г.)

«Нам необходимо выработать мораль, способную соперничать с моралью религиозной». (Конвент Великого Востока, 1913 г., журнал «Луч света», кн. 6, стр. 48).

В конце концов, появляются и чисто сатанинские самопризнания: «Мы — масоны, — говорит альтмейстер Броклин ложи «Лессинг» — принадлежим к роду Люцифера». В журнале Великого Востока Италии помещен гимн Сатане, который раскрывает подлинную сущность ордена масонов (братьев вольных каменщиков): «Я взываю к тебе, Сатана, царь пиров! Долой священника, долой твою святую воду и твои молитвы! А ты, Сатана, не отступай назад! В никогда не отдыхающей материи Ты, солнце живое, царь явлений природы... Сатана, ты победил Бога, священников!»

Русский философ Н.А. Бердяев говорит о масонстве следующее: «Масонство, прежде всего, имеет антицерковный и антихристианский характер (...). Сейчас в масонской идеологии преобладает антихристианский гуманизм».

Под конец предлагаю Вашему вниманию суждения иерархов Православной Церкви.

Митрополит Антоний (Храповицкий): «Под знаменем масонской звезды работают все темные силы, разрушающие национальные христианские государства. Масонская рука принимала участие в разрушении России».

В 1932 г. Архиерейский Собор Русской Православной Церкви Заграницей анафематствовал масонство.

Архиерейский Собор Греческой Православной Церкви в 1933 году дал следующее определение своего отношения к масонству: «Единогласно и единодушно мы, все епископы Греческой Церкви заявляем, что масонство является совершенно несовместимым с христианством, и поэтому верные чада Церкви должны избегать масонства. Ибо мы непоколебимо веруем в Господа нашего Иисуса Христа, «в Котором имеем искупление Кровью Его, прощение грехов по богатству благодати Его, каковую Он в преизбытке даровал нам во всякой премудрости и разумении» (Ефесянам, 1, 7-8), обладаем Им открытой и апостолами проповеданной истиной «не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении Духа и Силы» (1 Коринфянам, 2, 4), и причащаемся Божественным таинствам, которыми освящаемся и спасаемся для вечной жизни, и поэтому следует нам не отпадать от благодати Христовой, становясь общниками чуждых таинств. Нисколько не подобает никому из тех, кто принадлежит Христу, искать вне Его избавления и нравственного совершенствования. Поэтому несовместимо истинное и подлинное христианство с масонством».

Настоящий наш Патриарх Кирилл, будучи еще митрополитом, также негативно отозвался о масонстве как о тайной организации, которая проповедует исключительное подчинение своим лидерам, сознательный отказ от раскрытия сути деятельности организации перед церковным Священноначалием и даже на исповеди. «Церковь не может одобрить участие в обществах такого рода православных мирян, а тем более священнослужителей».

Полагаю, что данный ответ в наших ограниченных рамках достаточен. Уповайте на Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, не ищите никакого нового «откровения» — все необходимое для нашего спасения, а также для мирного доброго жительства всех людей на земле уже было дано и раскрыто 2 тысячи лет назад. Не соблазняйтесь: «тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга; и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих; и, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь; претерпевший же до конца спасется» (Матф. 24, 10-13).

Без осмысления всего происходящего в Церкви, без элементарных знаний о Православии невозможна подлинно христианская жизнь. Какие вопросы и ошибочные суждения бывают о Православной вере у новоначальных, разбирался портал «Православная жизнь».

Мифы развеивает преподаватель Киевской духовной академии Андрей Музольф, напоминая: тот, кто ничему не учится, рискует навсегда остаться новоначальным.

– Какие существуют аргументы в пользу того, что единственный правильный выбор на своем духовном пути человек должен сделать в пользу Православия?

– По словам митрополита Сурожского Антония, человек никогда не сможет воспринять Православие как личную веру, если не увидит свет Вечности в глазах другого православного. Один современный православный богослов как-то сказал, что единственный важный аргумент в пользу истинности именно Православия – святость. Только в Православии мы находим ту святость, к которой стремится душа человека – «христианка» по своей природе, как об этом говорит церковный апологет начала IIIвека Тертуллиан. И эта святость несравнима с представлениями о святости других религий или вероисповеданий. «Скажи мне, кто твой святой, и я скажу тебе, кто ты и какова твоя церковь», – так можно перефразировать известную поговорку.

Именно по святым той или иной церкви можно определить ее духовную сущность, ее стержень, потому что идеал церкви – это ее святой. По тому, какими качествами обладал святой, можно сделать вывод, к чему призывает и сама церковь, ведь святой – это пример для подражания всем верующим.

– Как относиться к святым и святыням других религий?

– Святость Православия – святость жизни в Боге, святость смирения и любви. Она кардинально отличается от той святости, которую мы наблюдаем в других христианских и нехристианских вероисповеданиях. Для православного святого целью жизни была прежде всего борьба с собственным грехом, стремление к соединению со Христом, обожение. Святость в Православии – это не цель, это следствие, результат праведной жизни, плод единения с Богом.

Святые Православной Церкви считали себя самыми грешными людьми в мире и недостойными даже именовать себя христианами, в то время как в некоторых других конфессиях святость была самоцелью и по этой причине, вольно или невольно, рождала в сердце такого «подвижника» только гордость и честолюбие. Пример тому – жития таких «святых», как блаженная Анжела, Тереза Авильская, Игнатий Лойола, Екатерина Сиенская и другие, которые были канонизированы Римско-Католической Церковью, а некоторые из них даже причислены к лику Учителей Вселенской Церкви.

Канонизация подобных святых – прославление человеческих пороков и страстей. Подлинная же Церковь такого совершить не может. Каким должно быть отношение к таким «святым» у православных христиан – ответ, думаю, очевиден.

– Почему Православная Церковь так нетерпима в отношении других религий?

– Православная Церковь никогда не призывала своих последователей к какой-либо нетерпимости, тем более – религиозной, ведь любая нетерпимость рано или поздно может перерасти в злобу и гнев. В случае же религиозной нетерпимости неприязнь легко может быть переадресована с самого религиозного учения на его представителей и сторонников. По словам патриарха Албанского Анастасия, «православная позиция может быть критической только по отношению к другим религиям как системам; однако по отношению к людям, принадлежащим к другим религиям и идеологиям, это всегда позиция уважения и любви – по примеру Христа. Ибо человек продолжает быть носителем образа Божия». Блаженный Августин предупреждает: «Мы должны ненавидеть грех, но не грешника», – и поэтому если наша нетерпимость приводит к гневу на того или иного человека, значит мы стоим на дороге, ведущей не ко Христу, а от Него.

Бог действует во всем творении, и потому даже в других религиях есть пусть и слабые, но все же отблески той Истины, которая в полноте выражена только в христианстве. В Евангелии мы видим, как Господь Иисус Христос неоднократно хвалил веру тех, кого иудеи считали язычниками: веру женщины-хананеянки, самарянки, римского сотника. Кроме того, мы можем вспомнить эпизод из книги Деяний Святых Апостолов, когда апостол Павел прибыл в Афины – город, как ни один другой изобиловавший всеми возможными религиозными культами и вероучениями. Но при этом святой апостол Павел не стал сразу укорять афинян в многобожии, а попытался через их политеистические склонности привести их к познанию Единого Истинного Бога. Точно так же и мы должны проявлять к представителям других конфессий не нетерпимость, а любовь, ведь только примером собственной любви мы можем показать другим, насколько христианство выше всех остальных вероучений. Сам Господь наш Иисус Христос сказал: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:35).

– Почему Бог попускает злу совершиться?

– В Священном Писании сказано: «Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих, ибо Он создал все для бытия» (Прем. 1:13). Причина появления в этом мире зла – дьявол, высший падший ангел, и его зависть. Премудрый так и говорит: «Бог создал человека для нетления и соделал его образом вечного бытия Своего; но завистью диавола вошла в мир смерть, и испытывают ее принадлежащие к уделу его» (Прем. 2:23-24).

В сотворенном Богом мире нет такой «части», которая сама по себе была бы злом. Все, созданное Богом – благо само по себе, ведь даже бесы – это ангелы, которые, к сожалению, не сохранили своего достоинства и не устояли в добре, но которые все же изначально, по природе своей, были сотворены благими.

Ответ на вопрос, что такое зло, был хорошо выражен святыми отцами Церкви. Зло – это не природа, не сущность. Зло – это определенное действие и состояние того, кто производит зло. Блаженный Диадох Фотикийский, подвижник V века, писал: «Зло – не есть; или вернее, оно есть лишь в тот момент, когда его совершают».

Таким образом, мы видим, что источник зла заключен вовсе не в устроении этого мира, а в свободной воле сотворенных Богом существ. Зло существует в мире, но не так, как существует в нем все то, что имеет свою особую «сущность». Зло – это уклонение от добра, и оно существует не на уровне субстанции, но лишь в той мере, насколько сотворенные Богом свободные существа уклоняются от добра.

Исходя из этого, мы можем утверждать, что зло – нереально, зло – это небытие, оно не существует. По словам блаженного Августина, зло – это недостаток или, вернее, порча добра. Добро, как мы знаем, может возрастать или же уменьшаться, и вот уменьшение добра и есть зло. Самое яркое и содержательное определение тому, что есть зло, по моему мнению, дает известный религиозный философ Н.А. Бердяев: «Зло есть отпадение от абсолютного бытия, совершенное актом свободы... Зло есть творение, обоготворившее себя».

Но в таком случае возникает вопрос: почему же Бог с самого начала не сотворил вселенную без возможности возникновения в ней зла? Ответ таков: Бог допускает зло лишь как некое неизбежное состояние нашей столь еще несовершенной вселенной.

Для преображения этого мира необходимо было преображение и самого человека, его обожение, а для этого человек должен был изначально утвердиться в добре, показать и доказать, что он достоин тех даров, которые были заложены в его душу Творцом. Человек должен был раскрыть в себе образ и подобие Божие, причем сделать это он мог только свободно. По словам английского писателя К.С. Льюиса, Бог не желал создавать мир послушных роботов: Он хочет иметь только сыновей, которые будут обращаться к Нему лишь по любви.

Лучшим объяснением причины существования в этом мире зла и того, как Сам Бог может терпеть его существование, как мне кажется, являются слова митрополита Сурожского Антония: «Бог берет на себя полную ответственность за создание мира, человека, за свободу, которую Он дает, и за все те последствия, к которым эта свобода приводит: страдание, смерть, ужас. А оправдание Бога в том, что Он Сам становится человеком. В лице Господа Иисуса Христа входит в мир Бог, облекшись плотью, соединившись с нами всей человеческой судьбой и неся на Себе все последствия дарованной Им же Самим свободы».

– Если человек родился в неправославной стране, не получил православного воспитания и некрещеным умер – для него нет спасения?

– В послании к Римлянам святой апостол Павел пишет: «Когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую» (Рим. 2:14-15). Выразив подобную мысль, Апостол задает вопрос: «Если необрезанный соблюдает постановления закона, то его необрезание не вменится ли ему в обрезание?» (Рим. 2:26). Таким образом, апостол Павел высказывает предположение, что некоторые нехристиане в силу своей добродетельной жизни и благодаря исполнению Закона Божьего, написанного в их сердцах, могут все же быть удостоены славы от Бога и, как следствие, быть спасены.

О тех людях, которые, к сожалению, не смогли или же не смогут принять Таинство Крещения, предельно ясно писал святитель Григорий Богослов: «Иные даже не имеют возможности и принять дара [Крещения], или, может, быть, по малолетству, или по какому-то совершенно не зависящему от них стечению обстоятельств, по которому не сподобляются принять благодати… последние, не принявшие Крещения, не будут у праведного Судии ни прославлены, ни наказаны, потому что хотя и не запечатлены, однако же и не худы… Ибо не всякий… недостойный чести, достоин уже наказания».

Святой Николай Кавасила, известный православный богослов XIVвека, говорит о возможности спасения некрещеных людей нечто, еще более интересное: «Многих, когда они еще не были крещены водою, крестил Сам Жених Церкви. Многим посылал он облако с небес и воду из земли сверх ожидания и, таким образом крестил их, а большую часть воссоздал сокровенно». Приведенные слова прославленного богослова XIVвека прикровенно указывают на то, что некоторые люди, оказавшись в мире ином, станут причастниками жизни Христа, Его Божественной Вечности, так как окажется, что их приобщение к Богу было совершено особым таинственным образом.

Поэтому рассуждать о том, кто может спастись, а кто нет, мы попросту не имеем права, ведь совершая подобные пересуды, мы возлагаем на себя функции Судьи душ человеческих, которые принадлежат одному только Богу.

Беседовала Наталья Горошкова

Почему Православная Церковь так резко отрицательно относится к гомосексуализму? Я не говорю о гей-парадах, сама этого не понимаю, хотя и живу с женщиной. Чем мы-то отличаемся? Чем мы грешнее всех остальных? Мы такие же люди, как и все. Почему к нам такое отношение? Спасибо.

Отвечает Иеромонах Иов (Гумеров) :

Святые отцы научают нас отличать грех и человека, душа которого больна и нуждается в лечении от тяжелого недуга. Такой человек вызывает сострадание. Однако невозможно исцеление того, кто пребывает в слепоте и не видит своего бедственного состояния.

Священное Писание называет грехом всякое нарушение Божественного закона (см. 1 Ин. 3: 4). Господь Творец наделил мужчину и женщину душевными и телесными особенностями, чтобы они дополняли друг друга и тем самым составляли единство. Святая Библия свидетельствует, что брак как постоянный жизненный союз между мужчиной и женщиной был установлен Богом в самом начале человеческого бытия. По замыслу Творца, смысл и цель брака состоит в совместном спасении, в общем труде, взаимопомощи и телесном соединении для рождения детей и их воспитания. Из всех земных союзов брак является самым тесным: будут одна плоть (Быт. 2: 24). Когда люди ведут половую жизнь вне брака, они извращают Божественный замысел о благодатном жизненном союзе, сводя все к чувственно-физиологическому началу и отбрасывая духовные и социальные цели. Поэтому святая Библия определяет всякое сожительство вне семейных уз смертным грехом, ибо попирается Божественное установление. Еще более тяжким грехом является удовлетворение чувственной потребности противоестественным способом: «Не ложись с мужчиною, как с женщиною: это мерзость» (Лев.18: 22). В равной степени это относится и к женщине. Апостол Павел называет это постыдной страстью, срамом, непотребством: «Женщины их заменили естественное употребление противоестественным; подобно и мужчины, оставив естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам и получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение» (Рим. 1: 26-27). Люди, живущие в содомском грехе, лишаются спасения: «Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники , ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники - Царства Божия не наследуют» (1 Кор. 6: 9-10).

В истории наблюдается печальная повторяемость. Общества, переживающие периоды упадка, бывают поражены, как метастазами, некоторыми особенно опасными грехами. Чаще всего больные общества оказываются охвачены массовым корыстолюбием и развратом. Исчадием последнего является содомский грех. Массовая развращенность как кислота разъела римское общество и сокрушила мощь империи.

В оправдание содомского греха пытаются привести «научные» аргументы и убедить, что к этому влечению имеется врожденная предрасположенность. Но это - типичный миф. Беспомощная попытка оправдать зло. Нет совершенно никаких данных, что гомосексуалисты генетически отличаются от других людей. Речь идет только о духовно-нравственной болезни и неизбежной отсюда деформации в области психики. Иногда причиной могут быть детские развратные игры, которые человек забыл, но они оставили болезненный след в подсознании. Вошедший в человека яд противоестественного греха может проявить себя гораздо позже, если человек не ведет правильную духовную жизнь.

Слово Божие, чуткое ко всем проявлениям человеческой жизни, не только ничего не говорит о врожденности, но называет этот грех мерзостью. Если бы это зависело от определенных нейроэндокринных особенностей и половых гормонов, с которыми связана физиологическая регуляция репродуктивной функции человека, то в Священном Писании не говорилось бы о противоестественности этой страсти, не называлось бы это срамом. Не кощунственно ли думать, что Бог может создавать некоторых людей с физиологической расположенностью к смертному греху и тем самым обрекать их к гибели? Против попытки привлечь в оправдание науку свидетельствуют факты массового распространения в некоторые периоды истории данного вида разврата. Хананеяне, жители Содома, Гоморры и других городов Пятиградия (Адмы, Севоима и Сигора) поголовно были заражены этой скверной. Защитники содомского греха оспаривают мнение, что жители этих городов имели эту постыдную страсть. Однако в Новом Завете прямо сказано: «Как Содом и Гоморра и окрестные города, подобно им блудодействовавшиеи ходившие за иною плотию , подвергшись казни огня вечного, поставлены в пример, так точно будет и с сими мечтателями, которые оскверняют плоть» (Иуд. 1: 7-8). Это очевидно также из текста: «Вызвали Лота и говорили ему: где люди, пришедшие к тебе на ночь? выведи их к нам; мы познаем их» (Быт. 19: 5). Слова «познаем их» имеют в Библии совершенно определенный характер и указывает на плотские отношения. А так как пришедшие ангелы имели вид мужей (см.: Быт. 19: 10), то из этого видно, какой отвратительной развращенностью были заражены все («от молодого до старого, весь народ»; Быт. 19: 4) жители Содома. Праведный Лот, исполняя древний закон гостеприимства, предлагает двух своих дочерей, «которые не познали мужа» (Быт. 19: 8), но извращенцы, распаляемые мерзкой похотью, пытались изнасиловать самого Лота: «Теперь мы хуже поступим с тобою, нежели с ними» (Быт. 19: 9).

Современное западное общество, лишившееся христианских корней, пытается быть «гуманным» в отношении к гомосексуалистам, называя их нравственно нейтральным словом «сексменьшинство» (по аналогии с нацменьшинством). На самом деле это очень жестокое отношение. Если бы врач, желая быть «добреньким», внушал тяжело больному, что он здоров, только по природе не похож на других, то он мало бы отличался от убийцы. Священное Писание указывает, что Бог «города Содомские и Гоморрские, осудив на истребление, превратил в пепел, показав пример будущим нечестивцам» (2 Пет. 2: 6). Оно говорит не только об опасности потерять вечную жизнь, но и о возможности исцелится от любой, даже самой тяжкой и закоренелой духовной болезни. Апостол Павел не только сурово обличал коринфян за постыдные грехи, но и укреплял в них надежду примерами из их же среды: «И такими были некоторые из вас; но омылись, но освятились, но оправдались именем Господа нашего Иисуса Христа и Духом Бога нашего» (1 Кор. 6: 11).

Святые отцы указывают, что центр тяжести всех страстей (включая плотские) находится в области человеческого духа - в его поврежденности. Страсти являются результатом удаления человека от Бога и проистекающей от этого греховной развращенности. Поэтому исходной точкой исцеления должна быть решимость навсегда «покинуть Содом». Когда ангелы выводили семью Лота из этого города гнусного разврата, один из них сказал: «Спасай душу свою; не оглядывайся назад» (Быт. 19: 17). В этих словах было нравственное испытание. Прощальный взгляд на развращенный город, которому уже был вынесен Божий приговор, свидетельствовал бы о сочувствии к нему. Жена Лота оглянулась, потому что душою не рассталась с Содомом. Подтверждение этой мысли мы находим в книге премудрости Соломона. Говоря о премудрости, автор пишет: «Она во время погибели нечестивых спасла праведного, который избежал огня, нисшедшего на пять городов, от которых во свидетельство нечестия осталась дымящаяся пустая земля и растения, не в свое время приносящие плоды, и памятником неверной души - стоящий соляной столб (Прем. 10: 6-7). Жена Лота названа неверной душой. Господь наш Иисус Христос предупреждает своих учеников: «В день, в который Лот вышел из Содома, пролился с неба дождь огненный и серный и истребил всех… Вспоминайте жену Лотову» (Лк. 17: 29, 32). Не только тем, кто своим опытом заглянул в бездну, но и всем оправдывающим этот порок, нужно постоянно помнить жену Лотову. Путь к реальному падению начинается с морального оправдания греха. Нужно ужаснуться вечного огня, и тогда лживыми покажутся все либеральные речи о «праве» на то, о чем Господь устами священных писателей сказал: «Мерзость пред Господом развратный, а с праведными у Него общение» (Прит. 3: 32).

Необходимо войти в благодатный опыт Церкви. Прежде всего, надо (не откладывая) подготовиться к генеральной исповеди и пройти ее. С этого дня надо начать исполнять то, что веками святая Церковь предписывает своим членам: регулярно участвовать в таинствах исповеди и причастия, ходить на праздничные и воскресные службы, читать утренние и вечерние молитвы, соблюдать святые посты, быть внимательным к себе, чтобы уклоняться от греха). Тогда придет всесильная помощь Божия и исцелит окончательно от тяжелого недуга. «Познавший свою немощь из многих искушений, из телесных и душевных страстей, познает и бесконечное могущество Бога, избавляющего вопиющих к Нему молитвой от всего сердца. И молитва ему уже бывает сладостна. Видя, что без Бога он ничего не может сделать, и страшась падения, он старается быть неотступно при Боге. Он удивляется, размышляя о том, как Бог избавил его от стольких искушений и страстей, и благодарит Избавляющего, и с благодарением получает смирение и любовь, и никого уже не смеет презирать, зная, что как Бог помог ему, так может и всем помочь, когда захочет» (преподобный Петр Дамаскин).

Анастасий (Яннулатос),
архиепископ Тиранский и всей Албании

Православная Церковь жила как в условиях религиозного плюрализма, так и в религиозно однородном окружении. На ее отношения с другими религиями значительное влияние оказывали социально-политические структуры, внутри которых она существовала.

(1) В первые века эти отношения были конфронтационными, иногда более, а иногда менее острыми. В религиозном контексте иудейского и греко-римского миров Церковь испытывала мощное сопротивление, вплоть до гонений, когда возвещала Евангелие и предлагала новые предпосылки личной и социальной жизни в свете таинства отношений Бога и человека.

(2) Когда пришло время «христианских» империй, отношение конфронтации сохранилось, хотя и изменился ее вектор. Ради достижения социально-политической стабильности лидеры стремились к религиозному единообразию, подавляя приверженцев других религиозных традиций. Так, некоторые императоры, епископы и монахи были в первых рядах разрушителей языческих храмов. В Византийской империи и, позднее, в Российской основополагающий принцип Христа «кто хочет идти за Мною…» () часто забывали. И если принуждение не достигало такой степени, как на Западе, все-таки религиозная свобода уважалась далеко не всегда. Исключение составляли иудеи, получившие некоторые привилегии.

(3) В Арабской и Османской империях православные сосуществовали с мусульманским большинством; они сталкивались с разными формами притеснений со стороны государственной власти, явными и скрытыми, которые вызывали пассивное сопротивление. В то же время в разные периоды действовали достаточно мягкие правила, так что православные и мусульмане сосуществовали мирно относясь друг к другу или просто с терпимостью, или же достигая взаимного понимания и уважения.

(4) В наши дни, в условиях религиозного плюрализма, речь идет о Русской Православной Церкви и о гармоничном сосуществовании и диалоге между последователями Церкви различных религий при сохранении уважения к свободе каждого человека и любого меньшинства.

Исторический обзор православной позиции

Богословское понимание отношения Православной Церкви к другим религиям на протяжении истории было неодинаковым.

(1) Обращаясь к самым ранним «слоям» богословской мысли Православного Востока, мы видим, что параллельно с ясным сознанием того, что Церковь выражает полноту откровенной истины об «икономии» Бога во Христе через Святого Духа, имели место постоянные попытки понять религиозные верования, существующие за пределами христианского исповедания, с различением и признанием того, что возможно некоторое откровение Бога миру. Уже в первые века, когда и в теории, и на практике столкновение Церкви и доминирующих религий достигло своего пика, христианские апологеты, например Иустин Мученик и , писали о «семенном логосе» о «подготовительном этапе для обновления во Христе» и «отблесках Божественного Слова» , которые можно найти в предшествующей христианству греческой культуре. Однако когда Иустин говорил о «семенном слове», это не значило, что он некритически принимает все, что было создано в прошлом логикой и философией: «Поскольку они не знают всего, что относится к Логосу, который есть Христос, они часто противоречат сами себе». Христианский апологет с легкостью применял имя «христианин» к тем, кто жил «в соответствии с разумом», но для него именно Христос был мерилом, с помощью которого оценивалась теоретическая и практическая значимость более ранних форм религиозной жизни.

После Крестовых походов желчность византийской полемики против ислама несколько снижается, и предлагается некая форма сосуществования. Политическая и военная целесообразность также требовала дальнейших проявлений доброй воли.

(4) Проникая в Центральную, Южную и Восточную Азию, православное христианство встречалось с такими развитыми религиями, как зороастризм, манихейство, индуизм и китайский буддизм. Эта встреча имела место в чрезвычайно сложных обстоятельствах и требует особого изучения. Среди различных археологических находок в Китае мы видим символ христианства – крест рядом с символом буддизма – лотосом, облаками даосизма или другими религиозными символами. На знаменитой стеле Сиан-Фу, которая была обнаружена в XVII веке и показывает, как христианство проникло в Китай, помимо креста можно увидеть изображения, относящиеся к другим религиям: дракона конфуцианства, корону буддизма, белые облака даосизма и др. Эта композиция, включающая различные символы, возможно, свидетельствует об ожидании того, что китайские религии будут приведены в гармонию с религией Креста и найдут в ней свое исполнение.

(5) В более позднее время, с XVI по XX век, православные, за исключением русских, находились под османским владычеством. Сосуществование христиан и мусульман было навязано де факто, однако оно не всегда было мирным, поскольку завоеватели предпринимали прямые или косвенные попытки обратить православное население в ислам (похищение детей янычарами, давление в провинциях, прозелитическая ревность дервишей и т.д.). Чтобы сохранить свою веру, православные нередко были вынуждены занимать позицию молчаливого сопротивления. Ухудшающиеся условия жизни, тяжелое налоговое бремя и различные социально-политические приманки со стороны гражданских властей оставляли православным два основных пути: или отречься от своей веры, или сопротивляться вплоть до мученичества. Были также православные христиане, которые искали третьего пути, компромиссного решения: внешне создавая впечатление, что стали мусульманами, они сохраняли верность христианским верованиям и обычаям; они известны под именем криптохристиан. Большинство из них в следующих поколениях было ассимилировано мусульманским большинством, в среде которого они жили. Православные обретали силу, обращаясь к литургической жизни или подогревая эсхатологические ожидания. В те горькие годы рабства распространилась уверенность в том, что «конец близок». В народе имели хождение небольшие, написанные в простом стиле трактаты, целью которых было укрепление христиан в их вере. Они вращались вокруг утверждения: «Я родился христианином, и я хочу быть христианином». Это лаконичное исповедание определяет характер христианского сопротивления османскому исламу, которое выражалось или в словах, или в молчании, или же через пролитие крови.

(6) В обширной Российской империи столкновение христианства с другими религиями и теоретическая позиция Церкви по отношению к ним в течение Нового времени принимали различные формы, в соответствии с преследуемыми политическими и военными целями: от обороны до нападения и систематического прозелитизма и от безразличия и терпимости до сосуществования и диалога. В отношении к исламу русские следовали византийским образцам. Православные христиане столкнулись с серьезными проблемами после натиска казанских татар-мусульман, чье государство пало только в 1552 году. В своей миссионерской деятельности, как в пределах империи, так и в соседних государствах Дальнего Востока, православные России встречались почти со всеми известными религиями: индуизмом, даосизмом, синтоизмом, различными направлениями буддизма, шаманизмом и т.д., – и они изучали их, стараясь постичь их сущность . В XIX веке среди русской интеллигенции распространилась тенденция, характеризующаяся агностицизмом, основанным на убеждении, что Божие провидение находится за пределами того, что мы можем описать с помощью наших богословских категорий. Это не означало уклонения от проблемы, но скорее указывало на особое благоговение перед страшной тайной Бога, характерное для православного благочестия. Все, что касается спасения людей за пределами Церкви, является тайной непостижимого Бога. Отзвук этой позиции можно расслышать в словах Льва Толстого: «Что касается других конфессий и их отношений с Богом, то я не имею права и власти судить об этом» .

(7) В XX веке, еще до Второй мировой войны, в православных богословских школах началось систематическое изучение других религий – был введен предмет «История религий». Этот интерес не ограничивался академическими кругами, но распространился более широко. Диалог с представителями других религиозных вер развивался прежде всего в рамках экуменического движения, центрами которого были Всемирный совет церквей и ватиканский секретариат по делам других религий. Начиная с 1970-х годов многие православные богословы принимали участие в различных формах этого диалога. Учитывая этот контекст, православие без всякого труда и с полной определенностью заявляет свою позицию в этом вопросе: мирное сосуществование с другими религиями и взаимные контакты посредством диалога.

Православный богословский подход к религиозному опыту человечества

(1) Что касается проблемы значения и ценности других религий, православное богословие, с одной стороны, подчеркивает уникальность Церкви, а с другой, допускает, что даже вне Церкви возможно постижение основных религиозных истин (таких, как существование Бога, стремление к спасению, различные этические принципы, преодоление смерти). При этом само христианство рассматривается не просто как религиозное верование, но как высшее выражение религии, то есть как переживаемая на опыте связь человека со Святым – с личностным и трансцендентным Богом. Таинство «Церкви» превышает классическое понятие «религии».

Христианский Запад, следуя тому направлению мысли, которое задал Августин, пришел к двойному пониманию реальности. Так, проводится четкое различение между естественным и сверхъестественным, сакральным и пространным, религией и откровением, божественной благодатью и человеческим опытом. Различные взгляды западных богословов на другие религии характеризуются этой тенденцией акцентировать разрыв и затем искать способы соединить то, что разделено.

Для богословия Восточной Церкви характерна, прежде всего, уверенность в том, что Троичный Бог всегда действует в творении и в человеческой истории. Через воплощение Слова, через жизнь и служение Иисуса Христа упразднен всякий разрыв между естественным и сверхъестественным, трансцендентным и мирским. Он упразднен Словом Божием, воспринявшим плоть и обитавшим с нами, и Духом Святым, Который в ходе истории совершает обновление творения. Восточная Церковь оставляет пространство для личной свободы мысли и выражения, в рамках живого предания. В западном мире обсуждение богословской позиции по отношению к другим религиям в основном сосредоточено на христологии. В восточной традиции эта проблема всегда рассматривается и решается в тринитарной перспективе.

(а) Размышляя над этой проблемой, нужно обратить внимание, во-первых, на распространяющееся на весь мир сияние славы Бога и Его постоянное промышление обо всем творении, особенно о человечестве, а во-вторых, на тот факт, что все человеческие существа имеют один источник своего бытия, разделяют общую человеческую природу и имеют общее предназначение. Один из фундаментальных принципов христианской веры заключается в том, что Бог является непостижимым, недоступным в Своей сущности. Однако библейское откровение выводит из тупика непознаваемости природы Бога, удостоверяя нас, что, хотя сущность Бога и остается неведомой, Божественное присутствие действенно проявляется в мире и во вселенной посредством Божественных энергий. Когда Бог открывает Себя через различные теофании, проявляется не сущность Бога, но Его слава; и только ее человек в состоянии постигать. Слава Бога Троицы охватывает вселенную и все вещи. Поэтому все люди способны что-то воспринять и усвоить от сияния «Солнца Правды», Бога, и приобщиться к Его любви.

Великая трагедия непослушания человеческого рода не стала преградой для излучения Божественной славы, которая продолжает наполнять небо и землю. Грехопадение не разрушило образ Божий в человеке. Что было повреждено, хотя и не полностью разрушено, так это способность человечества постигать божественную весть, достигать ее верного понимания. Бог не перестал заботиться обо всем мире, который Он сотворил. И не столько люди ищут Бога, сколько Он их ищет.

(б) В христологическом догмате мы находим два главных ключа к решению рассматриваемой проблемы: воплощение Слова и понимание Христа как «нового Адама». В воплощении божественного Слова Богом была воспринята полнота человеческой природы. Тема деяний Слова перед воплощением и деяний воскресшего Господа находится в центре православного литургического опыта. Усиленная эсхатологическая надежда достигает кульминации в удивительном ожидании, которое так выразил апостол Павел:«…открыв нам тайну Своей воли по Своему благоволению, которое Он прежде положил в Нем [Христе], в устроение полноты времен, дабы все небесное и земное соединить под главою Христом» (). Божественное действие имеет глобальное измерение – и превышает религиозные феномены и религиозный опыт.

Иисус Христос не исключает из Своего попечения людей других религий. В определенные моменты Своей земной жизни Он разговаривал с людьми других религиозных традиций (женщиной-самарянкой, женщиной-хананеянкой, римским центурионом) и оказывал им помощь. Он с восхищением и уважением говорил об их вере, которой не нашел среди израильтян: «…и в Израиле не нашел Я такой веры» (; ср. 15, 28; ). Он обратил особое внимание на чувство благодарности со стороны прокаженного самарянина; а в разговоре с самарянкой Он открыл ей истину о том, что Бог есть Дух (). Он даже использовал образ доброго самарянина для того, чтобы указать на основной элемент Своего учения – на новое измерение любви, которую Он проповедовал. Он, «Сын Божий», Который на Последнем суде отождествит Себя с «малыми» этого мира (), независимо от их расы или религии, призывает нас относиться к каждой человеческой личности с подлинным уважением и любовью.

(в) Если мы посмотрим на инорелигиозный опыт с точки зрения пневматологии, то откроем новые горизонты для нашего богословского мышления. Для православной богословской мысли действие Духа Святого превышает всякое определение и описание. Помимо «икономии Слова», христианский Восток, с твердым упованием и смиренным ожиданием, обращает внимание и на «икономию Духа». Ничто не может ограничить Его действие: «Дух дышит, где хочет» (). Действие и согласная сила любви Бога в Троице превышают способности человеческого мышления и понимания. Все возвышенное и воистину благое есть результат воздействия Духа. Везде, где мы встречаемся с проявлениями и плодами Духа – с«любовью, радостью, миром, долготерпением, благостью, милосердием, верой, кротостью, воздержанием» (Галл. 5,22-23) , – мы можем различить последствия воздействия Духа Святого. И многое из перечисленного апостолом можно обнаружить в жизни людей, принадлежащих к другим религиям . Утверждение extra Ecclesiam nulla salus (вне Церкви нет спасения) появилось на Западе и было усвоено Римско-Католической Церковью. Оно не выражает сути православного богословского подхода, даже если употребляется в особом, ограниченном смысле. Со своей стороны, богословы Восточной Церкви, как раньше, так и теперь, делают акцент на том, что Бог действует «также и вне границ видимой Церкви» и что «не только христиане, но также и нехристиане, неверующие и язычники могут стать сонаследниками и членами «одного тела и сопричастниками обетования Его [Бога] во Христе Иисусе» () – через Церковь, к которой язычники, инославные также могут невидимо принадлежать в силу своей веры и спасающей благодати, данной им Богом в качестве свободного дара, поскольку и та и другая имеют церковный характер» (Иоанн Кармирис) . Таким образом, вместо негативного выражения «вне Церкви» православная мысль делает акцент на позитивном выражении «через Церковь». Спасение совершается в мире через Церковь. Церковь, как знак и как икона Царства Божия, является осью, которая удерживает и направляет весь процесс анакефалеосиса, или рекапитуляции. Как жизнь Христа, нового Адама, имеет универсальные следствия, так и жизнь Его мистического тела, Церкви, универсальна по своему охвату и воздействию. Молитва Церкви и ее попечение обнимают собой все человечество. Церковь совершает Божественную Евхаристию и возносит хвалу Богу от лица всех. Она действует от имени всего мира. Она распространяет лучи славы воскресшего Господа на все творение.

(2) Эта богословская позиция побуждает нас отнестись к иному религиозному опыту человечества с уважением и в то же время с рассуждением. Изучая великие религии, как в порядке академических занятий, так и в ходе исследовательских поездок в страны, где они сегодня существуют, а также в качестве участника многих диалогов с интеллектуалами, представляющими другие религии, я хотел бы высказать следующие соображения.

(а) История религий показывает, что, несмотря на различие ответов, которые они дают на главные проблемы – страдания, смерти, смысла человеческого существования и общения, – все они открывают горизонт в направлении трансцендентной реальности, в направлении Чего-то или Кого-то, существующего по ту сторону чувственной сферы. Будучи плодом устремленности человечества к «Святому», они открывают для человеческого опыта путь, ведущий к Бесконечному.

(б) Обращаясь к определенным религиозным системам, мы должны избегать как поверхностного энтузиазма, так и высокомерного критицизма. В прошлом неупорядоченные знания о различных религиях приводили к «негативным фантазиям». Сегодня же, получая о них отрывочные сведения, мы рискуем прийти к «позитивным фантазиям», а именно к представлению, что все религии суть одно и то же. Существует также и иной риск: на основании того, что мы знаем об одной из религий, географически и теоретически наиболее нам близкой, создавать обобщенное представление обо всех прочих.

В наше время усилия, направленные на то, чтобы расшифровать сакральные символы других религий, а также изучать по доступным нам источникам их доктрины, требуют в высшей степени критического подхода. В качестве систем религии содержат как позитивные элементы, которые могут быть поняты как «искры» божественного откровения, так и элементы негативные – бесчеловечные практики и структуры, примеры извращения религиозной интуиции.

(в) Религия – это органическое целое, а не набор традиций и культовых практик. Существует опасность такого поверхностного прочтения феноменологии религии, которое приводит к отождествлению элементов, присутствующих и функционирующих в разных контекстах. Религии являются живыми организмами, и в каждой из них отдельные составляющие находятся в связи друг с другом. Мы не можем вырывать какие-то элементы из определенной религиозной доктрины и практики и отождествлять их с подобными элементами в других религиях – с целью создания простых и «красивых» теорий.

(г) Если мы признаем присутствие в ино-религиозном опыте врожденных ценностей, даже «семян слова», мы должны также признать, что они обладают потенциями дальнейшего роста, цветения и плодоношения. завершает свои краткие размышления о «семенном логосе» утверждением основополагающего принципа – и, странным образом, это недостаточно отмечено теми, кто ссылается на его взгляды. Он подчеркивает разницу между «семенем» и полнотой жизни, в нем заложенной. Он различает врожденную «способность» и «благодать»: «Ибо иное дело семя и некоторое подобие чего-либо, данное по мере приемлемости; а иное то самое, чего причастие и подобие даровано по Его [Бога] благодати» (Апология II, 13).

(д) Поскольку человек и после грехопадения сохраняет образ Божий, он остается восприемником посланий, исходящих от Божественной воли. Однако зачастую он не в состоянии постичь их должным образом. Проведем аналогию, хотя и несовершенную, с современной технологией: телевизор, который плохо установлен или неисправен, дает измененные изображение и звук по сравнению с теми, что посылаются передатчиком; или же причиной искажения являются дефекты передающей антенны.

Все в мире находится в сфере воздействия Бога – духовного Солнца Правды. Различные аспекты религий можно понять как «аккумуляторы», заряженные идущими от Солнца Правды лучами Божественной истины, жизненным опытом, различными возвышенными представлениями и великими вдохновениями. Такие аккумуляторы помогали человечеству, сообщая миру несовершенный свет или некоторые отблески света. Но их нельзя рассматривать как нечто самодостаточное, они не могут заменить само Солнце.

Для православия критерием остается само Слово Божие – Сын Божий, Который воплощает в истории любовь Троичного Бога, как это переживается в таинстве Церкви. Любовь, которая открылась в Его личности и Его действии, является для православного верующего сутью и в то же самое время апогеем и полнотой религиозного опыта.

Диалог с людьми других религиозных верований – право и долг «православного свидетельства»

(1) Православная позиция может быть критической по отношению к другим религиям как системам и как органическим образованиям; однако по отношению к людям, принадлежащим к другим религиям и идеологиям, это всегда позиция уважения и любви – по примеру Христа. Ибо человек продолжает быть носителем образа Божия и желает достичь богоподобия, поскольку обладает – в качестве врожденных составляющих его бытия – свободной волей, духовным разумом, желанием и способностью любви. С самого начала христиане были обязаны пребывать в диалоге с людьми иных религиозных верований, свидетельствуя о своем уповании. Многие наши важнейшие богословские понятия сформировались благодаря такому диалогу. Диалог принадлежит к церковной традиции; он был главным фактором развития христианского богословия. Большая часть святоотеческого богословия является плодом прямого и косвенного диалога с античным греческим миром, как с религиозными течениями, так и с чисто философскими системами, который приводил иногда к антитезам, а иногда к синтезу.

С распространением ислама византийцы искали возможность вступить в диалог с мусульманами, хотя этот поиск не всегда вызывал отклик .

Сегодня же, в грандиозном мегаполисе, который называется Землей, посреди новых культурных, религиозных и идеологических ферментов, диалог становится новой возможностью и вызовом. Мы все имеем дело с общечеловеческими достижениями и стремимся к глобальному сообществу мира, справедливости и братства, а поэтому каждый человек и каждая традиция должны предложить лучшее из унаследованного ими от прошлого и, в свете опыта и критики со стороны других, взращивать наиболее здоровые зерна истины, которыми обладает. Диалог может способствовать перенесению новых зерен из одной цивилизации в другую, а также прорастанию и развитию тех зерен, которые безжизненно лежат в земле древних религий. Как было отмечено, религии остаются органическими целостностями, и для живых людей, которые их переживают, они являются «живыми организмами», способными развиваться. У каждого – своя энтелехия. Они испытывают влияния, воспринимают новые идеи, которые приходят из их окружения, реагируют на вызовы времени.

Разные религиозные лидеры и мыслители обнаруживают в своих традициях элементы, которые отвечают на новые требования общества. Таким образом, христианские идеи находят путь через другие каналы и развиваются в контекстах иных религиозных традиций по всему миру. В этом отношении диалог имеет решающее значение.

В такой перспективе новые вопросы, которые ставит недавняя технологическая и электронная революция, и новые вызовы, сотрясающие мировое сообщество, могут рассматриваться с большей конструктивностью: например, требование мира во всем мире, справедливости, уважения человеческого достоинства, поиск смысла человеческого существования и истории, защита окружающей среды, права человека . Хотя на первый взгляд все это кажется «внешними делами», более глубокий взгляд с религиозной точки зрения вполне может породить новые идеи и новые ответы на поставленные вопросы. Учение о воплощении, которое упраздняет разрыв между трансцендентным и мирским в Личности Христа, имеет для человечества уникальную ценность, ибо оно невозможно в какой-либо нехристианской антропологии.

«Православие, с уверенностью вступающее в третье тысячелетие, с сознанием верности своей традиции, чуждо беспокойства, или страха, или агрессии, и оно не испытывает презрения к людям других религиозных верований. Предстоятели Православных Церквей, собравшиеся ради торжественного сослужения в Вифлееме 7 января 2000 года, со всей определенностью подчеркивают: мы обращены к другим великим религиям, в особенности к монотеистическим религиям – иудаизму и исламу, с готовностью создавать благоприятные условия для диалога с ними ради достижения мирного сосуществования всех народов… Православная Церковь отвергает религиозную нетерпимость и осуждает религиозный фанатизм, откуда бы он ни происходил» .

В целом Церковь выступает за гармоничное сосуществование религиозных общин и меньшинств и за свободу совести каждого человека и каждого народа. Мы должны вступать в межрелигиозный диалог с уважением, с рассуждением, с любовью и надеждой. Мы должны стараться понять, что является существенным для других, и избегать непродуктивной конфронтации. Последователи других религий призваны объяснить самим себе, как они могут истолковать свои религиозные верования в новых терминах, в свете новых вызовов. Подлинный диалог порождает новые интерпретации с обеих сторон.

В то же время мы не имеем права, стремясь быть вежливыми, недооценивать значимость трудных проблем. Никому не нужны поверхностные формы межрелигиозного диалога. В конечном счете сердцевиной религиозной проблемы остается поиск высшей истины. Ни у кого нет права – и это не соответствует ничьим интересам – ослаблять эту силу человеческого существования для того, чтобы достичь упрощенного примиренческого консенсуса по типу тех стандартных соглашений, которые заключаются на идеологическом уровне. В этой перспективе существенный вклад православия не в том, чтобы замалчивать его собственные особенности, глубокий духовный опыт и убежденность, но в том, чтобы их выявлять. Здесь мы подходим к деликатному вопросу о православной миссии или – как я предложил говорить тридцать лет назад – «православного свидетельства».

(2) В любом подлинно духовном взаимообщении мы всегда достигаем критического момента, когда сталкиваемся с действительной проблемой, порождающей различия. Когда апостол Павел встречался с афинянами в Ареопаге, то после диалога () он перешел к прямому свидетельству (17, 22-31). В своей речи он говорил об общей религиозной основе, а затем обратился к самому существу Евангелия: значению личности и дела Христа. Это возвещение было совершенно чуждо античному греческому мировоззрению и противоречило не только усложненному политеизму простого народа, но также изощренному атеизму философов-эпикурейцев и пантеизму стоиков.

Отбросив представление о замкнутой, самодостаточной космологической системе, автономной и безличной, Павел стал проповедовать действие личного Бога, Который сотворил вселенную из ничего, промышляет о мире и решительным образом вмешивается в историю. В противовес представлению об индивиде, живущем автоматически, акцент был сделан на свободе и любви, которые проявляются в общении между Богом и человеком. Этим парадоксом, который для афинян граничил с абсурдом, Павел ввел новый тип мышления. Он предложил радикальный пересмотр греческой мудрости через принятие Христа как центра творения, Того, Кто сообщает реальное существование миру. До этого времени понимание греческими интеллектуалами человека сводилось к представлению о мыслящем существе, осознающем самого себя и свое окружение посредством развития своего разума. Для Павла же основополагающий, переломный момент для человечества – его метанойя (изменение ума, покаяние) – должен быть направлен к любви Бога, Который недоступен для разума, но открылся в распятом и воскресшем Христе. Здесь мы имеем ясный пример понимания и уважения античных религиозных идей и в то же время их превосхождения в истине и силе христианского откровения. Православное «свидетельство» (или миссия) означает именно свидетельствование об опыте и уверенности. Мы исповедуем нашу веру не как интеллектуальное открытие, но как дар благодати Божией. Пренебрегать исполнением долга такого личного свидетельства – значит отвергать Евангелие.

Личное знание «превосходящей разумение любви Христовой» () остается наиболее глубоким христианским опытом и имеет прямое отношение к подлинно христианской миссии и евангелизации. Любовь высвобождает внутренние силы и открывает новые горизонты в жизни, которые ум не может вообразить. Свойственное православному христианину чувство, что он соединен со всем человечеством, и испытываемая им любовь к каждому человеку понуждают его сообщать всякому ближнему о величайшем благе, которое ему открылось.

Дары Божии нельзя эгоистически держать про себя – они должны быть доступны всем. Хотя определенные действия Божии могут относиться к какому-то народу и какому-то человеку, они, тем не менее, затрагивают все человечество. Если мы убеждены в том, что высшим человеческим правом является право превосходить животный и интеллектуальный уровни существования посредством участия во взаимоотношениях любви Троичного Бога, мы не может оставить эту убежденность для себя. Ибо это было бы худшей из несправедливостей. Однако все это не значит, что проповедь другому может сопровождаться насилием, что она может служить прикрытием для достижения иных целей, политических или экономических. Речь идет не о том, чтобы навязывать что-либо другому, а о том, чтобы свидетельствовать об уверенности, о личном опыте. Существенно, что в первые века христиане говорили о мартирии – о свидетельстве-мученичестве, о свидетельстве часто ценою жизни. Следует использовать все, что свойственно человеческой расе, но каждый человек должен оставаться совершенно свободным в выборе, который в конечном счете делает он сам. Уважение к свободе каждой человеческой личности всегда будет основным принципом православия.

Церковь, будучи «знаком» и таинством Царства Божия, началом нового человечества, преображенного Духом Святым, должна быть дарована всему миру. Она не должна быть закрытой общиной. Все, чем она располагает, и все, что она переживает, существует ради человечества в целом.

Православное «свидетельство» начинается в молчании – посредством участия в боли и страдании других, и продолжается в радости возвещения Евангелия, которое достигает кульминации в богослужении. Целью свидетельства всегда является создание евхаристических общин в новых местах для того, чтобы люди совершали таинство Царства Божия в своем собственном культурном контексте, распространяя славу и присутствие Бога там, где они живут. Таким образом, православное свидетельство – это личное участие в распространении нового творения, которое уже совершилось во Христе и которое придет к своему исполнению в «последние времена». Для того чтобы евангелизировать мир, Православная Церковь не нуждается в применении насилия или нечестных методов, которые порой искажали существо «христианской миссии». Она уважает особенность человека и его культуры и использует свои собственные методы – литургическую жизнь, совершение таинств, искреннюю любовь. Православная миссия не может быть ограничена участием в организации образования, оказанием медицинской помощи и предоставлением средств для внешнего развития. Она должна нести всем, особенно бедным и униженным, веру в то, что каждый человек имеет уникальную ценность, что, поскольку он сотворен по образу и подобию Божию, его предназначением является нечто величайшее – стать «христоносцем», причаститься божественной славе, достичь обожения. Это – основа для всех других выражений человеческого достоинства. Христианская вера предлагает высочайшую антропологию, превышающую любое гуманистическое видение. Принимать ее или нет – это дело свободного выбора и ответственности людей. Последователи других религий резко критикуют различные христианские миссии, когда видят, что миссионерская деятельность сопровождается проявлением высокомерия и гордыни или связана с нерелигиозными интересами, в том числе интересами государственной власти. В то же время было бы неправильно отождествлять христианскую миссию вообще с ошибками, характерными для какой-то части западного христианства или одного исторического периода (например, периода колониализма). Суровая критика обращена к «христианам», а не ко Христу. Все изменится в мире, если мы, христиане, будем жить и действовать и соразмерять нашу миссию, идя по стопам Христа. Сила Божия часто проявляется через парадокс отсутствия мирской силы и может быть пережита только в таинстве любви, во внешней простоте.

Мы нуждаемся в постоянной честной самокритике и в покаянии. Это означает не ограничение православного свидетельства, которое приведет к бесцветному диалогу, но, скорее, свободное принятие логики любви, всегда революционной логики Христа, Который «истощил себя» для того, чтобы прийти и обитать в особой человеческой реальности. Следование образу Его жизни и смерти в постоянном личном преображении «от славы в славу» (). Целью православных является не ограничение или сведение к минимуму своего «свидетельства», но жизнь в соответствии с призванием: идти за Христом.

«Те, которые жили согласно со Словом (разумом), суть христиане, хотя бы считались за безбожников: таковы между эллинами – Сократ и Гераклит и им подобные, а из варваров – Авраам, Анания, Азария и Мисаил, и Илия и многие другие; пересказывать их действия или имена было бы, я знаю, утомительно, и в настоящий раз я удержусь от этого» (Апология 1, 46).. Источник знания. Часть II. О ересях.

Феодор Абу Курах. Против ересей иудеев и сарацин.

Anastasios Yannoulatos. Byzantine and Contemporary Greek Orthodox Approaches to Islam. – Journal of Ecumenical Studies, 33:4 (1996), pp. 512-528.

Кроме миссионерских записок и общих работ по истории Церкви, мы не располагаем систематическим исследованием этого вопроса. К нашей теме относится работа епископа Хрисанфа, ректора Санкт-Петербургской духовной академии, «Религии древнего мира в их отношении к христианству» (СПб., 1878). В ней он приводит взгляды Отцов Церкви на язычество и развивает некоторые богословские соображения относительно нехристианского мира, прежде всего античного.

Роман «Анна Каренина» , VII.

Подробнее об этой богословской позиции см.: Anastasios (Yannoulatos). Emerging Perspective of the Relationships of Christians to People of Other Faith – An Eastern Orthodox Christian Contribution. – International Review of Mission, 77 (1988); Facing People of Other Faiths from an Orthodox Point of View – Holy Cross Conference, 3rd International Conference of Theological Schools: Icon and Kingdom: Orthodox Face the 21 м Century. – The Greek Orthodox Theological Review, 58 (1993).

Иоанн Кармирис. Универсальность спасения во Христе. – Praktikatis Akadimias Athinon. 1980. Т. 55 (Афины, 1981). С. 261-289 (на греч. яз.); также: Спасение людей Божьих вне Церкви. – Там же. 1981. Т. 56 (Афины, 1982). С. 391-434.

Император Иоанн VI Кантакузин (ум. 1383) замечает: «Мусульмане препятствовали своим людям вступать в диалог с христианами, конечно, для того, чтобы они не могли во время собеседования получить ясное познание истины. Христиане же уверены в чистоте своей веры, и в правоте, и в истине учения, которого они держатся, и поэтому они не создают никаких препятствий своим людям, но каждый из них имеет полную свободу и власть обсуждать веру, с кем хочет» (Против мусульман).

Интересно в данном случае наблюдение, которое сделал французский мыслитель Рене Жирар из Стэнфордского университета в Калифорнии:«Система ценностей, созданная [христианством] 2000 лет назад продолжает действовать, независимо от того, присоединяется ли больше людей к этой религии… В конечном счете, каждый приобщается к христианской системе ценностей. Что означают права человека, как не защиту невинных жертв? Христианство, в своей секулярной форме, заняло настолько доминирующее положение, что оно уже не воспринимается как одна из религий. Настоящая глобализация – это христианство!».

Из совместного послания глав Поместных Православных Церквей в год 2000-летия христианства.

Если есть разряд людей, которые способны любить до самопожертвования некоторых избранных, то гораздо многочисленнее люди, которые никого, кроме как себя, не любят, ни к кому не стремятся, ни о ком не тоскуют и решительно ни для кого не хотят шевельнуть пальцем.

Разряд же людей, которые действительно любят своих ближних, смотрят, как на ближнего, на всякого решительно человека, как посмотрел на избитого разбойниками еврея милосердный самарянин, - разряд таких людей чрезвычайно малочислен.

Между тем Господь, желая утвердить этот взгляд людей друг на друга, желая распространить между людьми эту всеобъемлющую любовь, сказал слово, открывающее величайшее значение этой любви, придающее ей такой смысл, такую высоту, которая бы заставила людей всячески ее в себе воспитывать.

Описывая Страшный Суд, Господь говорит о той беседе, которая произойдет там между грозным Судией и родом человеческим.

Призывая к Себе благую часть человечества, тех, которые на деле воплотили в себе эту всепрощающую, нежную, теплую, заботливую любовь к людям, Господь скажет им:

«Приидите, благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира. Взалкахся бо, и даете Ми ясти, возжадахся, и напоисте Мя; странен бех, и введосте Мене. Наг и одеясте Мя, болен и посетисте Мене, в темнице бех и приидосте ко Мне».

Они спросят, когда же видели они Господа в таком положении и послужили Ему. И Он ответит: «Аминь глаголю вам: понеже сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотвористе».

Итак, Господь говорит, что Он Сам принимает все то, что мы делаем для людей, ставя таким образом Самого Себя на место всякого несчастного, недужного, заключенного, слабого, страдающего, обидимого и грешного, на место всякого человека, которого мы пожалеем порывом своего сердца и которому мы окажем помощь. Нельзя не обратить еще внимания на то, что Господь не произнес: «Так как вы сотворили это одному из малых сих во имя Мое, то Мне сотворили». Он говорит только одно: что все, сделанное для человека, Он принимает как сделанное непосредственно для Него.

Вот такую всемерную высоту придает Он подвигу любви, взаимной людской помощи и одолжения… Вот как Он облегчает этот подвиг тем, что как бы подсказывает нам: «Когда перед вами человек, которому надо помочь, как бы вас мало к нему ни влекло, как бы он ни казался вам неприятным и отвратительным, говорите себе: “Предо мной лежит Христос, беспомощный, несчастный, требующий помощи; могу ли я не оказать этой помощи Христу”.

И если мы заставим себя именно так смотреть на всякого человека, к которому мы подходим, то, во-первых, мир, переполненный людьми с их бесконечными недостатками, покажется нам населенным Ангелами и сердце наше будет полно всегда тихого, сосредоточенного счастья в том ощущении, что на всяком шагу нашей жизни мы служим, помогаем, утешаем, облегчаем страдания непосредственно Христу.

Приходилось видать, что заповедь о том, что надо любить ближнего, как самого себя, вызывала вспышки недовольства.

Я люблю отдельных людей, - говорят многие, - но не могу любить и не понимаю любви к человечеству. Я люблю по выбору, по неопределенным влечениям, по общности взглядов, по тем качествам, которые меня в людях покоряют, по их благородству... но как могу я любить такое многоликое громадное существо, как человечество? Могу ли я смотреть, как на брата, относиться, как к лично дорогому мне существу, к тому, кто возбуждает во мне омерзение, гадливое чувство, которого я только могу презирать и ненавидеть... не говоря уже о том, что б€ольшая часть людей для меня хотя бы не существовала. Я люблю немногих, я ненавижу иных, я совершенно равнодушен к остальным, и большего от меня требовать нельзя.

Но пусть спросит себя человек, так рассуждающий, есть ли в характере его такие черты, чтобы он Богу был так приятен, как приятны ему самому лично некоторые избранные им люди? Что было бы, если б Господь по отношению к нему рассуждал так, как рассуждает он по отношению к большинству людей, что было бы, если бы Господь относился к нему с вполне, может быть, заслуженной им ненавистью или только с равнодушием?

Господь, какой он там ни есть, показал по отношению к нему равное великое дело Своей бессмертной любви.

Господь, уравнявший в этой любви Своей всех, Господь, освещающий лучами Своего солнца, посылающий Свои дары и благим и безблагодатным, Господь, завещающий нам искать тех совершенств, которыми сияет Он Сам, - Господь ждет от нас того, чтобы мы смотрели на других людей так же, как Он смотрит на них Сам.

Есть какой-то дикий ужас в том, что мы, грешные, отвратительные существа, не можем относиться к людям с тою хотя бы малой долей того снисхождения, с которым относится и к нам, и к ним ко всем Он - источник совершенств, лучезарнейшая Святыня...

* * *

И прежде всего неправильность наших отношений к людям заключается в нашем постоянном осуждении. Это, быть может, самый распространенный и самый скверный из изъянов взаимоотношения людей.

Ужас осуждения состоит прежде всего в том, что мы присваиваем себе новые, не принадлежащие нам права, что мы как бы громоздимся на тот престол Верховного Судьи, который принадлежит только одному Господу - «Мне отмщение и Аз воздам».

И пусть не будет в мире ни одного судьи, кроме страшного, но и милосердного Судьи - Господа Бога!.. Как можем судить мы, которые ничего не видим, не знаем и не понимаем? Как можем мы судить человека, когда мы не знаем, с какою наследственностью он родился, как он был воспитан, в каких условиях рос, какими неблагоприятными обстоятельствами был окружен? Не знаем того, как складывалась его духовная жизнь, как его озлобляли условия его быта, какими искушениями искушали его обстоятельства, какие речи нашептывал ему враг человеческий, какие примеры на него действовали - ничего, ничего не знаем, а беремся судить!

Примеры таких лиц, как Мария Египетская, мать и источник разврата, как разбойники покаявшиеся, начиная с того, который висел одесную от Христа на кресте и пред кем первым разверзлись широко двери рая, и кончая теми многочисленными разбойниками, которые сияют теперь в венцах святости: все эти люди показывают, что ужасно произносить рановременный и слепой ошибочный суд свой над людьми.

Тот, кто осуждает людей, показывает свое неверие в Божественную благодать. Господь, быть может, для того попускает грешить людям, которые будут впоследствии великими праведниками и великими Его прославителями, чтобы предохранить их от горшего зла - гордости духовной.

Существует рассказ о ссоре двух монастырских старцев. Оба уже хилые, проходившие жизнь, близкую к затворничеству, они не могли перебраниваться лично, и, на чем-то поссорившись, один послал к другому своего келейника. Келейник, несмотря на молодость свою, был исполнен мудрости и кротости.

Бывало, пошлет его старец с приказом: «Скажи тому старцу, что он бес».

Келейник придет и скажет: «Старец приветствует тебя и приказал передать тебе, что считает тебя Ангелом».

Раздраженный и таким мягким, и ласковым приветом, тот старец скажет: «А ты передай твоему старцу, что он осел».

Келейник пойдет и скажет: «Старец благодарен тебе за твой привет, взаимно тебя приветствует и называет тебя великим мудрецом».

Заменяя таким образом слова брани и осуждения словами кротости, мира и любви, юный мудрец достиг наконец того, что злоба старцев совершенно пропала, как будто растаяла, разлетелась, и они между собою примирились и стали жить в примерной любви.

Так и мы: осуждением, руганью, насмешками, грубым обращением с людьми ничего не сделаем, а только ожесточим их, тогда как тихие ласковые слова, отношение к грешнику как к великому праведнику, скорей доведут самого закоренелого человека до раскаяния, вызовут спасительный переворот.

Был такой человек, который дышал любовью, снисхождением, всепрощением - Саровский старец Серафим. Он был так ласков, что, когда видал приближающихся к нему людей, сперва манил их к себе словами, потом вдруг, не овладевши напором переполнявшей душу его святой любви, быстро направлялся к ним навстречу с криком: «Грядите ко мне, грядите».

Он во всяком человеке видел стоящего за ним Сына Божия, чтил, быть может, еле тлевшую, но все же во всяком непременно человеке присутствующую искру Божества, и когда он кланялся всякому приходящему в ноги, лобызал у приходящего к нему руки, то он кланялся им, как детям Божиим, за которых Господь пролил Свою кровь, как за великую цель Господней жертвы...

Сам не судя людей, отец Серафим не терпел и в других осуждения. И когда, например, он слыхал, что дети начинали осуждать родителей, он закрывал немедленно рот этих осудителей рукой своей.

Ах, если бы мы могли во взаимных отношениях придерживаться тех же святых правил любви и снисхождения!

Отчего же это не так? Посмотрите на наши нравы.

Вот сидит кто-нибудь в гостях. С ним приветливы, ласковы, всячески стараются показать ему, что он для этих людей приятен и даже необходим. Говорят, что соскучились по нем и просят его поскорей вернуться. А едва он вышел за дверь, начинается жесточайшее его осуждение. Часто выдумывают, клевещут на него разные небылицы, которым сами не верят, приплетают тут других и когда кто-нибудь из этих других появится, воскликнут:

Ах как мы вам рады! Вот спросите у Ивана Петровича - сейчас вас вспоминали!..

Но как вспоминали, этого, конечно, не скажут.

Вступает человек в какое-нибудь большое общество: сколько насчет него подозрений, сколько направленных на него косых взглядов! Успевает ли кто в жизни: «Этот человек берет своим нахальством, удивительный пролаза». Сидит ли кто в жизни на своем месте, не двигаясь и не повышаясь: «Какой бесталанный человек. Понятно, что ему не везет, кому такие люди нужны!»

Постойте вы, убивающие людей словом - «Кому он нужен?» Он нужен Богу, Который за него страдал и пролил за него Свою кровь. Он нужен вам для того, чтобы, избегая страшного приговора за смертный грех вашего осуждения, вы могли проявить на нем иные чувства и вместо осуждения пожалеть его и помочь ему.

Он нужен в общем плане домостроительства Божия. Господь его создавал, и не ваше дело осуждать Того, Кто призвал его к жизни и Кто его терпит, как терпит Он и вас, быть может, в тысячу раз более достойных осуждения, чем этот человек.

Сердце закипает негодованием, когда видишь, до чего извращены у нас взаимные отношения, как мы ничего не можем сделать в простоте мысли и в благородстве христианской любви.

Посмотрите, сколько вот у этого человека различных мер для встреч, разговоров и обращений с людьми, сколько различных тонов, начиная от слащавого, искательного, как будто он ползает перед тем, с кем говорит, до высокомерного, грубого и повелительного.

Мне рассказывали об одном чиновнике, считавшем себя либералом, что он сказал своему начальнику, которому был многим обязан: «Знаете, тем, что вы провели меня на это место, я вам так обязан, что готов сделать все что вам угодно. Уверяю вас - если бы вы попросили меня вычистить вам сапоги, я сделал бы это с наслаждением».

К лицам, которых он искал, он был удивительно слащав, льстил им, как только мог; к лицам, которые ему были не нужны, относился с хамоватой самоуверенностью; к лицам, которые в нем нуждались, был груб и высокомерен.

Между тем у нас должно быть только два тона, два отношения: сыновне-рабское, восторженное, благоговейное отношение ко Христу и ровное мягкое, чуждое заискивания, с одной стороны, наглости и высокомерия, с другой, по отношению безразлично всех людей.

Есть в Англии высокое понятие, которое в России понимается совершенно иначе, чем в этой стране замечательной выработки характера. Это понятие «джентльмен». По-английски «джентльмен» - это человек, который сознательно не сделает другому ничего, что могло бы этого другого задеть, причинить ему какой-нибудь вред или неприятность. Наоборот, это человек, который всякому сделает все, что может, и в той мере, как может.

Вот в этом понятии джентльменства заключаются, конечно, истинно христианские отношения к людям. Встретиться с человеком для того, чтобы оказать ему, хотя бы стесняя себя, помощь и сочувствие; а если не сделать ему услуги, то, по крайней мере, ласково и с расположением посмотреть на него, - вот поступок, истинно джентльменский.

И англичанин вернется, спеша куда-нибудь, со своей дороги, чтобы показать дорогу вам, заезжему иностранцу; будет долго стоять и давать вам те объяснения, которые вы у него спросите, примет на себя хлопоты по сдаче багажа встречной дамы - одним словом, как говорится, разорвется на куски для того, чтобы вам услужить.

И будь вы богаты, знатны, красивы и интересны или будь вы плохи, бедны, никому не нужны - обращение его с вами будет одинаково ровно и приятно.

* * *

Часто добро, которое мы оказываем людям, требует от нас подвига, требует напряжения своих сил, требует того, чтобы мы себя чего-нибудь для этих людей лишали. Но добрый человек, кроме этого трудноисполнимого добра, найдет множество случаев применить свою доброту там, где эта доброта, принеся человеку весьма существенную пользу, не потребует от него никакой работы, никаких лишений.

Мы услышали о каком-нибудь очень выгодном предприятии, в которое сами, может быть, не могли вступить, и рассказали об этом предприятии человеку, который обладает достаточными для него средствами, - вот мы и помогли человеку, нисколько для того не потрудившись.

Есть ли какая-нибудь заслуга в таком деле? Да, конечно, есть. Заслуга эта состоит в том добром изволении, в той заботе, с которою мы относились к человеку, в нашей решимости быть ему полезным.

Представьте себе, что человек вошел в большое, незнакомое ему общество людей, выше его стоящих. Если этот человек к тому же застенчив, он проходит при этом через крайне неприятные для него минуты. А найдется кто-нибудь, кто заметит, как он стеснен, как ему не по себе, и подойдет к нему, ласково с ним заговорит - и тогда стесненность у человека пропадает, и ему уже не так страшно.

За первым подойдет к нему второй - и тот лед, который он в этом обществе чувствовал, словно треснул. Может быть и наоборот. Может не найтись ни одного сочувственного человека, и новичок в этом обществе будет до конца в нем своего пребывания чувствовать себя неприятно, стесненно и фальшиво.

Часто даже один добрый взгляд, одобрительная улыбка, вскользь брошенное слово чрезвычайно помогают человеку, чем-нибудь смущенному. Но далеко не все люди понимают важность взаимной помощи, взаимных услуг и одобрения. И некоторые лица, считающие себя чуть ли не праведниками, огрызаются, когда им надо оказать другому даже малейшую услугу.

Мне раз пришлось присутствовать при ссоре двух супругов разного душевного настроения, которые совершенно друг другу не подходили и которым вскоре пришлось разойтись.

Дело было в громадном Павловском парке, где незнающему так легко заблудиться. Супруги эти гуляли, когда к ним подошла запыхавшаяся барыня и спросила:

Как мне дойти на вокзал? У меня времени до поезда остается всего двадцать минут. Страшно боюсь опоздать.

Молодой муж, прекрасно знавший парк, сообразил, что, если начать объяснять ей словами, она непременно собьется с пути и с ней надо пройти минут пять, чтобы вывести ее на такое место, откуда лежит прямая и ясная дорога. Он сейчас же сказал даме:

Позвольте, я вас провожу, - и быстро пошел с ней.

Жена его, постоянно делавшая ему сцены, с негодованием подняла глаза к небу и, когда он через пять минут, выведя даму на нужное место, вернулся, стала упрекать его в том, что он, оставляя ее, поступил с ней крайне невежливо и неуважительно.

Она видела своего мужа двадцать четыре часа в день и находила, что проводить пять минут личность, находящуюся в затруднительном положении - значит относиться к ней с неуважением... своеобразный и, конечно, неправильный взгляд.

* * *

Странно, что в детском возрасте бывают какие-то проявления бессмысленной, изощренной жестокости. Сколько выносят, например, от товарищей так называемые «новенькие». Неделикатные расспросы, всевозможные уколы, пинки, щипки за руку под видом того, что пробуют материю с вопросами «почем покупали», и одинаковое озлобление мучителей, ответит ли мальчик на ругань руганью или пугливо жмется к стене, не смея противиться своим мучителям.

Но и в этой среде маленьких злодеев попадаются дети с благородным прирожденным характером, которые сумели составить себе положение в классе и которые грудью заступаются за несправедливо преследуемых новичков.

Конечно, такие благородные мальчики и в жизни будут продолжать оказывать то же благородство.

Есть еще такие характеры, которых жестоко оскорбляет и волнует всякое насилие человека над человеком. Эти люди волновались несправедливостями и злоупотреблениями помещиков над крестьянами в дни крепостного права. Эти люди с оружием в руках ринутся на защиту прав целого народа, попираемого другим, более сильным народом. Таково было в течение нескольких веков отношение России к славянам Балканского полуострова, так как балканские государства выросли, можно сказать, на русской, пролитой за их свободу крови.

В самой власти человека над человеком есть нечто глубоко опасное для души человека, имеющего эту власть.

Недаром лучшие люди всех веков боялись этой власти и часто отказывались от нее. Те христиане, которые отспускали рабов своих на волю, когда проникались Христовыми заветами, сознавали, конечно, сколько неправильного в том, чтобы повелевать другими людьми, и сами, как великий милостивец Павлин, епископ Ноландский, сами предпочитали стать рабами, чем держать в рабстве других.

В дни крепостного права совершалось множество вопиющих беззаконий. Множество неслыханных, жесточайших обид терпели крестьяне от иных помещиков, которые, упоенные своей властью, доходили до какого-то озверения и нередко даже (верх греховной испорченности) находили наслаждение в том, чтобы мучить и пытать своих крепостных.

Да будет благословенно имя того царя, который теплым сердцем понял страшные муки русского крестьянства и, освобождая его от крепостной зависимости, в то же время освободил помещиков от страшного соблазна - власти над душами людскими, права пользоваться даровым трудом.

Проще всего жалеть тех людей, страдания которых происходят пред нами воочию. Если мы видим человека, который на морозе дрожит от холода, еле прикрытый рубищами; если мы слышим с трудом вырывающийся из этого окоченевшего тела голос; если на нас направлены робкие, безнадежные взоры - будет странно, чтоб наше сердце не тронулось этим голосом, чтоб мы не постарались чем-нибудь этому человеку помочь... Но более высшее милосердие состоит в том, чтобы предугадать и такое горе, которого мы не видим, идти навстречу такому страданию, которое еще нам не лезет на глаза.

Вот именно таким чувством внушены поступки людей, основывающих больницы, приюты, богадельни; ведь эти люди не видели еще тех страждущих и нуждающихся в их помощи, которые будут пользоваться основанными ими домами милосердия, и, так сказать, заранее жалеют их.

Морозно. Глубокий вечер над тихой Украиной. В городе Белгороде все попряталось от стужи в дома. Деревья с обындевевшими ветвями сияют, облитые серебристыми лучами луны. В морозном воздухе слышна тихая поступь человека, одетого простолюдином. Но когда луна осенит его лицо, тотчас можно догадаться, что этот человек высокого происхождения. Он подходит к бедным хижинам, осторожно оглядывается по сторонам, не видит ли кто его, и тогда, быстро положив на подоконницу или узел с бельем, или что-нибудь из провизии, или завернутые в бумагу деньги, стучит, чтобы привлечь внимание находящихся внутри людей, и быстро скрывается.

Это епископ Иоасаф Белгородский, будущий великий чудотворец Русской земли, совершает тайный обход бедных пред праздником Рождества Христова, чтобы им встретить этот праздник в радости и сытости.

А назавтра к некоторым беднякам привезут с базара дрова - это святитель посылает тайно отопление тем, которые мерзнут с бедности от холода в нетопленых избах.

* * *

Великое милосердие к людям, бережное к ним отношение нисколько не исключает мудрой твердости и применения мер наказания там, где человек согрешает. Некоторые исследователи жизни того же великого святителя Иоасафа становятся в тупик пред тем обстоятельством, что, при чрезвычайно развитом в нем милосердии, с самыми нежными и трогательными проявлениями его, он, с другой стороны, был суров с провинившимися. Но в этом нет ничего странного и необъяснимого. Святитель предпочитал, чтобы человек понес кару лучше на земле, чем на небе, чтобы понесенные в виде наказания страдания очистили его душу и избавили его от ответственности в вечности.

Насколько мудрее был взгляд святителя в этом отношении современного взгляда на преступность, высказываемого теперь весьма часто судьями совести.

За последнее время преступления чрезвычайно участились - между прочим, потому, что возмездие за них стало крайне ничтожно, и потому, что доказанные преступления сплошь и рядом остаются без всякого наказания.

Того человека со здравым рассудком, которому за последнее время приходилось быть присяжным заседателем, брал просто ужас при виде того, до какой степени у нас доходит снисхождение к преступнику. Бывают случаи совершенно возмутительные, которыми присяжные точно толкают оправдываемых ими людей на новые преступления.

Мне пришлось присутствовать в заседании по одному делу, где несколько здоровых парней обвинялись в том, что обокрали старушку под семьдесят лет, напав на нее в ее комнате, и вырезали у нее из юбки полторы тысячи рублей, скопленные ею трудом всей жизни и представлявшие собой единственный источник ее существования.

Тут была организована целая шайка, которая постаралась переместить ее из того дома, где она раньше жила и где совершить преступление было не так удобно, в такой притон, где нападение могло обещать удачу. Нападавшие были в масках. Всем же преступлением руководила негодяйка, находившаяся в связи с разбойниками.

Вид этой беспомощной древней старушки, старомодно одетой, с потрепанным ридикюлем в руках, внушал самое горячее, жгучее сожаление. И можете себе представить, что, несмотря на доказанное преступление, негодяи были оправданы.

Там трепали священное имя любви, и красноречивый адвокат доказывал, что разбойники были загипнотизированы женщиной, которая, между прочим, не была найдена, и действовали в исступлении любви.

Вообще это одна из уловок современной адвокатуры - говорить, что человек действовал под влиянием любви и поэтому безответствен. В ту же сессию присяжных заседателей началось разбором другое вопиющее дело, но было отложено ввиду отсутствия необходимого важного свидетеля.

Один артельщик, служивший в крупном банке, присвоил себе и растратил что-то около десяти тысяч рублей. Артельщик, человек способный, бывший на военной службе, лет сорока, был в деревне женат и имел детей. В городе же он состоял в связи с особой, которая присутствовала при деле в качестве зрительницы в нарядном платье и неимоверно больших размеров шляпе. Ходили слухи, что растраченные деньги были употреблены им на покупку этой особе дачи на одной из станций по Финляндской железной дороге.

Как всегда бывает при растратах в артелях, растраченная сумма была пополнена взносами со всех прочих артельщиков, все людей женатых и многосемейных. Можете себе представить, что среди присяжных раздавались голоса о том, что едва ли его можно признать виновным, так как он действовал тоже под влиянием любви к этой особе.

* * *

Вопрос о возмездии принадлежит к одному из главных вопросов. Христианство не знает прощения без того, чтобы вина была сглажена соответствующим наказанием. Когда первый человек пал, Бог бы мог простить его вину пред Собою, но не простил.

Установив незыблемую правду, непререкаемые Свои законы, Господь не захотел нарушить эту правду. И для того, чтобы человек был прощен, пришлось принести жертву, начертанную, быть может, до создания миров. Воплотившийся Бог, Господь наш Иисус Христос, должен был принести крестную жертву, для того чтобы снять с человека то проклятие, под которое он подвел себя грехопадением. Поймите только всю силу этих слов, что Всемогущий Бог не мог нарушить установленный Им закон возмездия. И так как грехопадение было столь велико, что никакой мерой, никакими страданиями человек не мог загладить сделанного им преступления, то для того, чтобы загладить это преступление, понадобились страдания Божества. Тяжесть весов правосудия не могла подняться кверху без того, чтобы на другую чашку не было положено величайшего груза, груза земной жизни, уничижения, груза страдания и крестной смерти Сына Божия.

Кажется страшным и невероятным, кажется непроизносимой такая фраза: Господь не мог простить человека, не потребовав за это соответствующего вознаграждения, но это так: не мог.

Когда совершается известное преступление, за него должно быть принесено соответствующее возмездие. Это - установление Божиего закона, против которого нельзя идти, которого нельзя нарушить. И кара должна быть в соответствии со страданием, которое наносит другому лицу это преступление.

Представьте себе, что какой-нибудь негодяй покусился на честь молодой девушки или еще не развившегося ребенка: преступления, которые именно по малой наказуемости их в настоящее время встречаются с поражающей частотой.

Утром мать отпустила от себя веселого, радостного, здорового ребенка, а через несколько часов, по прихоти негодяя, к ней возвращается истерзанный полутруп, с измятой, израненной душой, с несмываемым на себе позором, с до конца дней тягостным воспоминанием.

Как можно взывать о милосердии к такому человеку? Как материнскому чувству, по сравнению с тем разрушением судьбы ее дочери, примириться с тем, что этого человека, вежливо посадив на скамью подсудимых, станут вежливо допрашивать и потом, может быть, объявят, что он действовал в угаре страсти, особенно если находился в опьянении.

Я думаю, что добрые, но справедливые люди потребовали бы жесточайшего наказания для такого человека, от которого, как говорится, кровь бы застыла в жилах, для того чтобы человек, заставивший так безумно страдать несчастную девушку и ее близких, сам пострадал бы еще хуже.

Я думаю, что нашлись бы справедливые, добродетельные, но суровые в правде своей люди, которые с удовольствием своими руками вбивали бы гвозди в тело негодяя, для того чтобы, как говорится, другим было неповадно, для того чтобы ужасом кары предохранить других девушек от таких покушений и других негодяев от таких насилий.

В наше время в ужасающей мере распространены преступления облития серной кислотой. То молодой студент, единственный сын миллионера-инженера, облит по лицу серной кислотой старой хористкой, которая ему надоела своим приставанием, и несчастный остался изуродованным, с еле и наполовину спасенным глазом и с погибшим другим. То жених-интересант, которому отказала богатая невеста после того, как разоблачила его низкую душонку, обливает ее до слепоты. То приказчик, служащий у богатого купца и сделавший брачное предложение его дочери, молодой курсистке, и получивший отказ, обливает серной кислотой эту девушку, а уже заодно, вместе с ней, ее сестру.

Посмотрим теперь, соответствуют ли ничтожные современные наказания за такие ужасающие преступления вызываемому ими несчастью.

Лично я предпочел бы быть казненным, чем быть облитым серной кислотой. Вы представьте себе: девушка в лучшую пору жизни, богатая надеждами, стремящаяся к знаниям - вдруг слепая, беспомощная, никому ненужная, с лицом, которое несколько дней назад сияло красотой, а теперь представляет сплошную язву, на которую без содрогания не могут смотреть ближайшие люди.

А он, после вежливого с ним судоговорения, отсидит несколько лет в заключении: пять - шесть - десять, - и снова вернется в жизнь полным сил, с возможностью создать себе счастливое существование.

Где же справедливость? И вот этой легкой ответственностью только побуждают других заниматься теми же мерзостями. А казалось бы, способ унять эти неимоверные преступления был бы очень прост.

Достаточно только установить закон, что лицо, облившее другое лицо серной кислотой, подвергается той же операции в тех же самых частях тела. Неужели вы думаете, что придется применить этот закон? Один или два раза, и преступление это будет вырвано с корнем, потому что как ни злобны такие негодяи, но они прежде всего дрожат за свою собственную шкуру и перспектива остаться без глаз или изуродованным несомненно уймет их лютость.

Миндальничая с подобными преступлениями, мы совершаем величайшее зло тем, что распложаем преступления. Как это было в деле с ограблением старушки дюжими разбойниками, мы намеренно забываем о беспомощной жертве преступления, честной, трудящейся жертве, жалея исступленных негодяев, дармоедов и пакостников.

* * *

Есть добро, которому надо присвоить странное имя «вредного добра».

Это такое добро, на которое мы соглашаемся из сожаления к человеку, причем мы этого сожаления не в силах подчинить голосу рассудка, а оно приносит человеку только вред.

К разряду такого добра относится прежде всего баловство людей - будет ли это баловство маленького ребенка, подростка, взрослого мужчины, пустой барыни, выклянчивающей у мужа деньги, которых он по своим средствам дать не может, на те чрезмерные наряды, которых она требует из пустого и опасного женского чванства.

В одной семье двухлетнюю девочку чрезмерно баловали. У нее было множество нарядных платьев, всевозможных туфелек, неисчислимое количество шляпок, зонтичков, не говоря об игрушках. Не знали дома, как и чем ей угодить, исполняли всякую ее прихоть.

По нескольку раз в день девочка капризничала и плакала - это происходило аккуратно при всяком ее одевании - после сна, а также и при вечернем укладывании в постель.

Она унималась не иначе, как если ей давали конфет или что-нибудь ей дарили. Глядя на это безумие, я невольно ужасался тому, что родители ее так балуя готовили ей в будущем. Во-первых, они подтачивали ее нервную систему этими многократными в день плачами и капризами, которыми она зарабатывала, так сказать, постоянное исполнение своих фантазий. А главное, они готовили ей самую печальную участь в будущем.

Уже теперь, в эти младенческие годы, она была распорядительницей всего дома, по утру предписывала, какое платье наденет с утра и в какое позже переоденется. Ей доставалось решительно все, чего она только хотела. И в таком баловстве она должна была провести все годы жизни в родительском доме, не зная ни в чем отказа.

Но ведь потом должна была наступить та настоящая жизнь, которая, скорее, слишком жестока, чем мягка, которая не дает ничего даром, в которой все достается с боя и которая в большинстве случаев разрушает одну за другою наши лучшие мечты.

Какими страшными страданиями угрожала впоследствии жизнь этому донельзя перебалованному существу! Разве можно было надеяться на то, что ее фантазии будут все исполняться в жизни так же точно, как исполняли их неразумные родители? Разве можно было быть уверенным, что все, чего она будет желать в жизни, - то все исполнится? Разве можно было ручаться, что ей дастся все то, к чему она протянет свои руки? И кто мог обещать, что если она кого-нибудь полюбит, то ей ответят тою же любовью?

Уже это одно обстоятельство, столь важное в жизни женщины, грозило ей величайшим осложнением.

Вообще же было безумно со стороны родителей во всем потакать ей, вместо того чтоб утверждать ее в мысли о житейской борьбе, о предстоящих ей испытаниях, о том, как редко судьба доставляет человеку то, о чем он мечтает, как бы порою эти мечты ни казались простыми, легкодостижимыми, законными.

Приучить ребенка к борьбе, приучить его к тому, чтобы он из высших соображений отказывался от того, чего ему хочется, и из тех же соображений умел делать то, чего ему не хочется и что ему крайне неприятно, - составляет основную задачу правильного воспитания.

Ломать характер, способствовать тому, чтобы все впоследствии казалось в жизни подернутым темными тучами, а все люди казались личными врагами, - вот к чему идет безрассудное баловство детей и потакание им во всем...

А вот вам другой пример того, как опасно без рассуждения исполнять всякие просьбы людей.

Известно, что русская молодежь за последнее время взяла отвратительную повадку жить свыше средств.

Не успеет офицер прослужить в полку несколько месяцев на жаловании вполне достаточном, чтоб держать себя соответственно своему званию, как уже у него появляются крупные долги.

В гвардейских полках, где расходы крупнее, обыкновенно родители, помимо получаемого молодежью жалованья, выдают ей ежемесячное пособие. Но, достаточное при благоразумной жизни, оно является ничтожным при тех расходах, которые начинают позволять себе молодые люди.

Знаете ли, - говорит один из таких офицеров, - сколько в последний раз, что я ужинал в хорошем ресторане со своей знакомой, взяли с меня за небольшую вазу с фруктами? Двадцать пять рублей, а весь счет вышел в шестьдесят.

Между тем этот молодой человек получал от отца, не имевшего никаких других средств, кроме семи-восьми тысяч жалованья, - по пятидесяти рублей в месяц пособия, что было отцу уже тяжело, так как он имел на своих руках еще трех взрослых детей и всем им помогал.

При таком несоответствующем расходе сын впал в долги, которые дважды за него семья погасила, - что-то около трех с половиной тысяч.

Кроме того, он занимал направо и налево у своих знакомых, у товарищей побогаче. При этом он бывал весьма недобросовестен.

Какой-нибудь знакомый, живущий своим трудом и не имеющий ничего лишнего, даст ему тридцать - сорок рублей под клятвенное его обещание, что завтра у него получка и что он из этой получки завтра же вечером ему все вернет. Или умолит знакомого, когда у того нет денег, занять для него.

Тот займет на день, а придется расплачиваться самому.

К ужасу своей семьи, он сошелся с одною из тех барынь, которые живут на счет других, и это увеличивало его расходы. Он не стеснялся с казенными суммами и однажды приехал рано утром к товарищу с приятною вестью, что он растратил порученные ему деньги новобранцев, что непосредственный его начальник несколько раз уже просил его представить эти деньги и что окончательно приказал ему представить их в то же утро, в девять часов. Если бы этого он не исполнил, то произошел бы крупный служебный скандал.

У товарища в ту пору денег дома не было, ему пришлось занять в такую рань у нескольких человек, для того чтобы покрыть это преступление.

Несколько близких знакомых, через несколько дней рассуждали об этом, и один из них немолодой человек, отличавшийся большим сердцем, но также и строгими определенными взглядами, сказал:

Не знаю, может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что вам не следовало его выручать... По всему тому, что я о нем знаю, это человек неисправимый, а те постоянные услуги, которые ему оказывают в ущерб себе все его знакомые, только дают ему возможность зарываться все глубже и глубже. Большая катастрофа в виде исключения со службы, в которой он, впрочем, совершенно бесполезен, одна только и могла бы его образумить. Он бы понял наконец, что так больше жить нельзя и что надо круто повернуть. Как человек способный, могущий работать хорошо, если он не кутит, он мог бы еще стать на ноги.

В конце концов этому офицеру пришлось оставить военную службу и принять скромное место на службе гражданской. Он порвал со своей семьей, когда его дама принудила его жениться на себе, и совершенно вышел из пределов того круга, в котором родился.

Человеку судьба, как говорится, ворожила. Он носил хорошее честное имя, имел хорошие способности, влиятельное родство и знакомство, был приятен в разговоре и, видный собой, имел достаточную поддержку для службы в гвардии, за свой простой нрав был любим товарищами того привилегированного заведения, где он воспитывался... И к чему все это послужило? Я уверен, что роковое значение в его жизни имел тот первый лишний рубль, который дали ему его родители, когда он стал клянчить у них против положенных ему месячных денег, первая бумажка, занятая им у знакомых, в то время как он имел всегда достаточно, чтобы с достоинством себя поддерживать.

Именно в России родители должны особенно строго относиться к себе в вопросе о баловстве детей. Случается так, что все дети работящие и скромные, а один кутила, и не успеют оглянуться, как он уже наделал долгов. И тогда для спасения, как говорится, фамильной чести, на погашение этих долгов, безбожно увеличенных ростовщиками, идет семейное достояние, тратится приданое сестер, изменяется весь быт семьи... Зачем? По какой причине должны страдать многие из-за безумства одного?

Как будто по-христиански пожалели одного, но обидели при этом многих и, в сущности, увенчали порок и бесстыдство, наказав добродетель.

* * *

В широком вопросе об отношении нашем к ближним важной стороной является наше отношение к низшим.

Нет ничего гаже, как если человек серьезно убежден, что он, будучи знатнее и богаче другого, является много высшим, чем этот другой человек; может быть с ним невежлив, может им повелевать и распоряжаться.

Во-первых, эти люди сами роют себе, так сказать, яму. Ведь если я делаю такое различие между собою и ниже меня стоящим человеком, то каким же образом я должен ожидать, чтобы такое же различие между мною и собою полагал другой человек, стоящий выше меня на столько же, насколько я считаю себя выше того, другого, презираемого мной, человека.

Таким образом, я должен сам себе заранее внушить, что люди, много меня высшие, должны меня считать уже за совершеннейшую мразь и ничтожество...

Как это все для меня лестно!

У нас, особенно в России, как пережиток крепостного права, сохранилось какое-то отношение к низшим людям, которое нельзя иначе назвать как хамским.

В чужих краях прислуга не позволяет так с собой разговаривать, как разговариваем с нею мы. Там нет этого обычая говорить с низшими людьми на «ты».

Вспомним здесь, кстати, замечательное мнение старца Серафима Саровского по этому важному вопросу. Он находил вообще, что нельзя и ни к чему людям говорить друг другу «вы», что это является нарушением христианской простоты людских отношений. Но ведь старец Серафим предполагал и считал естественным, что все люди станут говорить на «ты» - и слуга скажет «ты» хозяину, и простолюдин скажет «ты» вельможе... А у нас как раз наоборот.

Один иностранец, заехавший в Америку, позволил себе грубо говорить с нанятым им слугой и получил от него твердую отповедь.

Позвольте вам посоветовать, - сказал слуга, - так как вы не знаете американских нравов, не обращаться таким образом с прислугою в Америке. Иначе вы не найдете никого, кто бы согласился долго служить вам... Если вы не знаете или не хотите делать то, в чем вы пригласили меня помогать вам, если я соглашаюсь на эту помощь вам, то, я думаю, вы должны ведь прежде всего за это быть благодарным и обращаться со мной предупредительно... Очень жаль, что вы в Европе на это смотрите иначе.

Этот урок американского слуги очень бы не мешало зарубить у себя на носу всем нам.

В самом деле, какую услугу оказывают нам все эти кухарки, горничные, лакеи, и размеры этой услуги видны воочию тогда, когда внезапно вы, хотя на день останетесь без них: все тогда идет шиворот-навыворот, и вы беспомощны.

А между тем как мы к ним относимся!

Личность их для нас не существует - печальный остаток взглядов тех времен, когда людей считали десятками, сотнями и тысячами «душ».

Нигде, как в России, люди не бывают так скверно помещены. В Европе ни одна прислуга не будет помещаться в кухне. Там нет обычая в больших домах отводить для прислуг подвалы. В Англии в богатых особняках для них отводится верхний этаж. Они имеют, как господа, свои ванны, едят не как-нибудь на ходу, между делом, а установлены для их трапез строго определенные часы. Они садятся чинно за стол, покрытый белою скатертью, с посудой не разрозненного сервиза, и никому из господ не придет в голову во время этой трапезы беспокоить их, как у самих господ нет обычая беспокоить своих гостей во время их еды.

Кроме дней праздничных они имеют право выхода по вечерам.

Кажется с виду это незначительным. Но это блестящий пример христианизации людских отношений.

Вообще наше отношение к подчиненным нам людям не может не вызвать горечи в душе тех справедливых людей, которые являются свидетелями такого обращения. Эти сердобольные и справедливые люди крепко помнят слова Христа о том, что Ангелы этих унижаемых людей всегда видят лицо Отца Небесного. Прибавим от себя, что, вероятно, эти Ангелы пересказывают Богу о тех обидах, которые из-за жестокостей этих высших терпят эти низшие.

Старец Серафим Саровский, современник злоупотреблений крепостного права, глубоко скорбел горем крепостных людей. Зная, что у одного генерала плохие управляющие и крестьяне в забросе, старец уговорил того самого Мантурова, который обнищал для построения Дивеевской церкви, ехать в это имение в качестве управляющего. И Мантуров в короткое время поднял благосостояние крестьян.

Старец выговаривал помещикам за их бессердечное и грубое отношение к крестьянам и нарочно, при господах, которые приходили к нему со своими дворовыми, относился к крепостным с нежностью, лаской, отвертываясь для этого иногда от самих господ.

В современных неладах между господами и прислугами большая вина лежит и на прислугах. У нас исчезает почти бесследно благоухающий тип прежних преданных верных слуг, любящих семью, которой они служат, и живущих интересами этой семьи.

Вспомните Савельича, доброго пестуна и друга проказливой юности Гринева, жениха «Капитанской дочки»; Евсеича - славного пестуна Багрова-внука С. Т. Аксакова, Наталью Савишну из «Детства» графа Л. Н. Толстого, няню Татьяны Лариной из «Евгения Онегина»; аскетическую няню Агафью из «Дворянского гнезда» Тургенева, образовавшую в своей питомице, Лизе Калитиной, ее благородное, стройное, цельное миросозерцание.

Как далеки эти благоухающие образы от современной русской действительности!

Какая пропасть отделяет эту няню Агафью с ее важными думами о вечности, с ее рассказами о том, как мученики Христовы проливали за веру свою кровь и как на этой их крови вырастали чудесные цветы: какая пропасть отделяет этих Агафий, Савельичей, Евсеичей от теперешних бранчливых, раздражительных и несчастных слуг.

Какая это язва - эта их недобросовестность, с которою хозяева должны быть в постоянной борьбе, находиться постоянно настороже. Обманывают самым наглым образом. Когда же их уличат в воровстве, клянутся такими клятвами, что просто страшно слушать: «Да разрази меня Бог, да не сойди я с этого места, если я покорыстовалась вашей копейкой... чтоб я света Божиего не видела... клянутся головами своих близких» - и заведомо при этом лгут.

Прислуга совершенно не дорожит своим местом, совершенно не приживаясь к семье - не приживаясь к дому, как приживаются даже самые лукавые, неблагодарные и подлые из домашних животных - кошки.

Меняют места не потому, чтоб были недовольны, не потому, чтоб работа была непосильна или хозяева непосильно требовательны и капризны, а просто потому, что долго жили.

Что уж! Зажилась: вот вам и все объяснение.

Для людей со здравым рассудком казалось бы несомненным, что, если долго жили на одном месте, так уж и надо жить... Ан вот нет.

Опять-таки надо посмотреть на чужие края. Там прислуга дорожит настолько местами - особенно во Франции, - что менять часто место считает не только за несчастье, но и за позор. Там люди сплошь и рядом живут в одной семье десятками лет и умирают в тех же семьях, где начали свою службу.

При патриархальной жизни, жизни здоровой и скромной, лишенной всяких вычур, прислуга вообще чувствует себя гораздо счастливее: разница между ее бытом и бытом господ не особенно резка.

Но там, где жизнь превращена в сплошной бешеный праздник, неимоверно дорогой, где на одни свои наряды женщина тратит тысячи и десятки тысяч рублей, где многие тысячи выбрасываются на какой-нибудь один вечер, чтоб пустить обществу пыль в глаза, где едят на золоте и автомобиль для выезда барина ежедневно украшается свежими цветами, - там этот образ жизни, эта греховная и преступная роскошь наполняет низших великою завистью. Слуги начинают глупо подражать господам в их транжирстве, и второстепенная прислуга, месячное жалование которой не превышает двенадцати рублей, начинает шить себе платья шелковые с хвостами.

Я слышал раз разговор, с одной стороны - смешной, но с другой стороны - трагический по его бессмысленности, по извращенности у людей здравых понятий.

У одной барыни жила прислугой деревенская некрасивая девушка, просившая у нее на шестой неделе Великого поста жалование вперед и вместе с тем отпрашивавшаяся у нее постоянно «к портнихе».

Что это, Дуня, - спросила барыня, - такие у вас большие дела с портнихой?

А как же: платье себе шью к причастию, говеть буду.

Да у вас же есть светлое платье, и очень хорошее.

Да разве можно в надеванном платье приобщаться! Ведь я буду с подругами приобщаться. Там и наши знакомые парни будут, которые здесь по местам живут. Они засмеют, если которая из нас в старом платье явится.

И платье был сшито: какое-то несуразное, с длинным шлейфом, тогда как Пасха была ранняя, и на улицах некуда было деться от липкой грязи.

Суета с портнихой - вот все, что вынесет эта бедная девушка из своего говенья, да еще новое платье с длинным хвостом.

Но если это покажется вам диким, то ведь, чем же лучше сами барыни, с тою только разницею, что у них платья роскошнее, дороже и суеты больше, но то же отношение к тому Таинству, которое требует полной сосредоточенности духа.

Господа рыскают в автомобилях - теперь и прислугам подай автомобиль. Многие горничные ставят теперь своим женихам условием, чтоб непременно под невесту был таксомотор - иначе и в церковь не поедет.

И так во всем: господа показывают дурной пример, а слуги этому примеру следуют.

Если же слуги воруют, то главным образом потому, что старость их совсем не обеспечена.

Некоторые должности, как должность кухарки, убийственно влияют на здоровье, так как стоят у раскаленной плиты по нескольку часов на холодном воздухе, дующем через открытую форточку, так как иначе ей трудно дышать, - это убийственно действует на здоровье, сокращает жизнь, вызывает неисцелимые ревматизмы.

И что делать прислуге, не имеющей никого близких, когда она состарится - как не нищенствовать!

Было бы справедливо, чтоб семьи, пользующиеся работою прислуги, были обложены хотя бы легкою данью - например, по одному рублю в месяц и больше или меньше, в зависимости от уплачиваемого прислуге жалования, и таким образом составлялся неприкосновенный капитал, из которого потерявшая способность к труду прислуга могла бы получать пенсию или содержаться в богадельне.

Порою люди кажутся вам порядочными и благовоспитанными, как внезапно мелькнувшая черточка их в отношении к прислуге разбивает ваше предположение.

В одном богатом доме сидела компания, говоря о разных интересных вопросах... Пили чай. Недавно подъехавший сын хозяйки, офицер нарядного полка, стоявшего в окрестностях столицы, грубо оборвал молодого лакея, что-то подавшего ему не так, как он того желал.

Осел, мерзавец, - гневно пропустил тот под своими холеными усами.

Я заметил, как недовольно поморщился один очень воспитанный человек, имевший большое влияние. Через час мы одновременно с ним сходили по лестнице.

Вот как он воспитан, - задумчиво проговорил тот. - Я думал, что дети Марьи Петровны воспитаны иначе.

Этому молодому офицеру пришлось впоследствии служить под начальством этого господина. Говорили, что он как-то не дает ему ходу. А мне не раз доводилось при этом вспоминать о той мимолетной сценке, в которой этот влиятельный человек с тонкой душой подметил нестерпимое для него хамство в этом с виду лощеном, а в сущности грубом и дерзком молодчике. И так как этот господин одинаково ненавидел как грубость, так и низкопоклонство, - а эти две черты почти всегда неразлучны одна с другой, - то он смотрел с понятным недоверием, как на человека ненадежного, на этого двуличного - вежливого пред одними и дерзкого пред теми, кто не мог дать ему отпора, - человека...

* * *

В вопросе об отношении высших и низших, нельзя обойти вопроса о рабочих и работодателях.

Человеческая природа толкает человека, ищущего труда, спросить за этот труд возможно дороже, как она же толкает человека, нанимающего другого для труда, предлагать ему этот труд по возможно меньшей цене. И обыкновенно устанавливается средняя цифра, небезвыгодная для тех и других.

Но сила, в большинстве случаев, на стороне работодателя, и ему легко, как говорится, «прижать» работника.

В деревне эти люди называются «кулаками».

«Кулак» - это человек, который пользуется несчастными обстоятельствами человека, чтобы закабалить его.

Кто-нибудь нуждается в зерне для посева: он ему ссудит зерна, но с тем, чтоб тот вернул ему из жатвы это зерно в двойном количестве. За данные взаймы деньги заставит отработать вдвое и втрое против существующих в той местности цен.

К разряду же этих людей принадлежат те негодные личности, которые пользуются общественными бедствиями для своей наживы: предчувствуя близкий голод, исподтишка скупают запасы хлеба, чтобы потом перепродать его по страшно дорогой цене.

Конечно, такие злоупотребления, такое пользование бедствием человеческим для своей наживы является тягчайшим из преступлений. Об этих людях, можно сказать, что они пьют кровь человеческую.

Против всех подобных людей гремит страшными угрозами апостол Иаков, и ужас проникает в душу, когда вдумываешься в эти угрозы:

«Послушайте вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас.

Богатство ваше сгнило, и одежды ваши изъедены молью.

Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельством против вас и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровище на последние дни.

Вот плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет; и вопли жнецов дошли до слуха Господа Саваофа.

Вы роскошествовали на земле и наслаждались; напитали сердца ваши, как бы на день заклания».

«Давай жить другим» - вот тот девиз, который христианство дает для отношений - хозяина и работника.

Нельзя жить, смотря на рабочую силу живых людей, как на какую-то безличную механическую силу. Как бы велико ни было предприятие, во всяком из своих многих тысяч рабочих христианский хозяин должен видеть живую душу, должен относиться к ним с сочувствием и со стыдливостью.

В одном французском романе довелось видеть превосходно подмеченное движение души одного богатого человека. Молодой миллионер из Парижа направляется ночным поездом в приморский город Гавр, где должен сесть на свою собственную яхту для продолжительного плавания по морям с любимой женщиной.

Ему плохо спится. Под утро, еще задолго до рассвета, перерезая местность с угольными шахтами, он видит много черных фигур углекопов, направляющихся в шахты на работы, и когда он сравнивает свою жизнь, полную всяких удовольствий, беспечную, красивую, с ограниченною, трудовою жизнью этих людей, находящихся в постоянной опасности быть задавленными и задушенными обвалами каменного угля и развивающимся в шахтах газом, этому, в сущности недурному, человеку становится не по себе...

Его грызет какое-то раскаяние. Он чувствует, что в ту минуту многое бы был готов сделать для этих людей, но порыв проходит, и жизнь его течет в прежнем себялюбии.

И есть, однако, люди, которые проводят в жизнь - в тех или иных размерах - деятельную помощь зависящим от них рабочим.

Вам, конечно, приходилось слышать о разных вспомогательных учреждениях, великолепно оборудованных на разных фабриках, возникших по мысли владельцев фабрик и ими заботливо поддерживаемых. Тут и великолепная больница, ясли для детей, куда матери-работницы могут сдавать на весь трудовой день своих маленьких детей, требующих призора, и артельные лавки, в которых можно получить все по более дешевой цене и лучшего качества, и залы для чтений со световыми картинами, которые могут доставлять такое здоровое развлечение рабочим и способствовать пополнению их скудных знаний, и богадельня для одиноких рабочих, лишившихся возможности трудиться, и бесплатные школы, подготовляющие из детей рабочих знающих рабочих-специалистов с высокой расценкой их труда, и похоронная касса, облегчающая семью рабочего в тяжелые дни при смерти главы семьи, и разные еще учреждения, какие на пользу рабочего люда может измыслить теплое сердце и изворотливый ум человека, стремящегося облегчить положение трудящегося брата.

Основать в рабочей среде общество трезвости, помочь выдающемуся, склонному к изобретению, носящему в себе живую искру таланта мальчику получить высшее техническое образование, выстроить для фабрики, отдаленной от сел, свою собственную церковь: сколько вообще найдется бесчисленных способов для сердечного предпринимателя послужить своим рабочим.

Бывают хозяева, которых рабочие называют «отцами родными»... Какое высокое наименование, какое счастье хозяину заслужить это название от своих рабочих!

Но, к сожалению, такое человечное отношение хозяина к рабочим является далеко не правилом, а редким исключением. И мы видим такие случаи отношения предпринимателей к рабочим, от которых кровь стынет в жилах.

Так, нельзя без содрогания вспоминать о ленской истории, где купавшееся в золоте Ленское золотопромышленное товарищество своим бессердечным отношением вынудило рабочих к забастовке, которая окончилась избиением насмерть ни в чем не повинных рабочих.

Отношение этого товарищества к рабочим представляет собою одно из величайших, наглейших издевательств над правами человека, которые когда-либо были виданы. И к этому товариществу, более чем к кому-либо, приложено страшное проклятие, которое Дух Святой устами апостола обрушивает на безжалостных и недобросовестных хозяев.

В глазах товарищества, получавшего баснословные доходы, рабочие были каким-то скотом, а не людьми, и обращались с ними хуже, чем со скотом.

Они жили в невероятных условиях, в отвратительных сырых землянках. Местность эта представляет собою затерянный угол, значительную часть года отрезанный от прочего мира. Рабочие вынуждены были покупать провизию по назначаемой товариществом цене из лавок товарищества, которое наживалось и на этом и скупало за бесценок заведомо гнилой, тухлый и порченый товар, чтобы за дорогую цену, как говорится - с ножом у горла, заставить купить его рабочих, находящихся в безвыходном положении, так как нигде, как в лавках товарищества, ничего достать там нельзя.

В глазах чувствующих и мыслящих людей это товарищество останется навсегда обрызганным кровью русского рабочего, бессмертным памятником людской мерзости и преступного корыстолюбия.

И если б наше общество было христианским, то оно бы сделало жизнь преступных руководителей этого общества невозможною. От них бы все отвертывались, несмотря на, или, вернее сказать, именно из-за этих награбленных ими денег, этого рабочего пота и крови, превращенного в золото. Им бы не подавали руки, им бы плевали в глаза, их бы громко называли ворами и убийцами.

Страшная власть человека над человеком. Когда-то это была безграничная власть господина над рабочим. Теперь это не менее тяжелая зависимость экономическая; виды ее бесконечны, как бесконечны злоупотребления этой тяжелой власти.

Выматывание силы из рабочего в безработное время, падение женщины в тяжелой бедности, покупаемой богатым сластолюбцем, рассказывали, что жены и дочери ленских рабочих должны были удовлетворять капризы местных служащих - всякие грубости, обиды, несправедливости: все это сливается в один ужасный океан слез, насилий, издевательства, в которых захлебывается рабочий люд. И ужасен будет час расплаты. Ужасен тот миг, когда на Страшном Суде эти обиженные, загнанные, униженные люди в венце своего страдания и своего терпения покажут на своих притеснителей, грабителей, обидчиков и убийц - тому всевидящему Судье, пред Которым тщетны будут все отговорки и те жалкие оправдания, которыми эти враги народа оправдывались пред лицеприятными судьями людскими.