А и куприн рассказы юю краткое содержание. Юрий яковлев краткая биография. Другие пересказы и отзывы для читательского дневника

После ознакомления с содержанием Топика (Сочинения) по теме "Современные Технологии " Советуем каждому из вас обратить внимание на дополнительные материалы. Большинство из наших топиков содержат дополнительные вопросы по тексту и наиболее интересные слова текста. Отвечая на не сложные вопросы по тексту вы сможете максимально осмыслить содержание Топика (Сочинения) и если вам необходимо написать собственное Сочинение по теме "Современные Технологии " у вас возникнет минимум сложностей.

Если у вас возникают вопросы по прочтению отдельных слов вы можете дважды нажать на непонятное слово и в нижнем левом углу в форме перевода есть отдельная кнопка которая позволит вам услышать непосредственно произношение слова . Или также вы можете пройти к разделу Правила Чтения Английского Языка и найти ответ на возникший вопрос.

Television is doing Irreparable Harm

"Yes, but what did we use to do before there was television?" How often we hear statements like this! Television hasn"t been with us all that long, but we are already beginning to forget what the world was like without it.
Before we admitted the one-eyed monster into our homes, we never found it difficult to occupy our spare time. We used to enjoy civilised pleasures. For instance, we used to have hobbies, we used to entertain our friends and be entertained by them, we used to go outside for our amusements to theatres, cinemas, restaurants and sporting events. We even used to read books and listen to music and broadcast talks occasionally. All that belongs to the past.
Now all our free time is regulated by the "goggle box". We rush home or gulp down our meals to be in time for this or that programme. We have even given up sitting at table and having a leisurely evening meal, exchanging the news of the day. A sandwich and a glass of beer will do - anything providing it doesn"t interfere with the programme. The monster demands and obtains absolute silence and attention. If any member of the family dares to open his mouth during a programme, he is quickly silenced.
Whole generations are growing up addicted to the telly. Food is left uneaten, homework undone and sleep is lost. The telly is a universal pacifier. It is now standard practice for mother to keep the children quiet by putting them in the living-room and turning on the set. It doesn"t matter that the children will watch rubbishy commercials or spectacles of sadism and violence - so long as they are quiet.
Television encourages passive enjoyment. We become content with second-hand experiences. It is so easy to sit in our armchairs watching others working. Little by little, television cuts us off from the real world. We get so lazy, we choose to spend a fine day in semi-darkness, glued to our sets, rather than go out into the world itself.
Television may be a splendid medium of communication, but it prevents us from communicating with each other. We only become aware how totally irrelevant television is to real living when we spend a holiday by the sea or in the mountains, far away from civilisation in quiet, natural surroundings, we quickly discover how little we miss the hypnotic tyranny of King Telly.

Телевидение наносит непоправимый вред

«Да, но чем мы занимались раньше, до того, как появилось телевидение?» Как часто мы слышим утверждение подобно этому! Телевидение с нами не так долго, но мы уже начинаем забывать, каким был мир без него.
До того как мы впустили одноглазого монстра в наши дома, у нас никогда не было проблем, чем занять наше свободное время. Мы имели обыкновение наслаждаться цивилизованными удовольствиями. Например, у нас было хобби, мы, развлекали наших друзей и они развлекали нас, мы ходили развлечься в театры, кино, рестораны и на спортивные соревнования. Мы даже имели обыкновение читать книги и слушать музыку и иногда беседы по радио. Все это осталось в прошлом.
Теперь все наше свободное время регулируется телевизором - «коробкой, в которую мы таращим глаза». Мы мчимся домой или проглатываем, не разжевывая, еду, чтобы успеть к началу той или иной программы. Мы даже перестали сидеть за столом и неторопливо ужинать, обмениваясь новостями прошедшего дня. Сойдут бутерброд и стакан пива при условии, что это не помешает просмотру программы. Монстр требует и получает абсолютную тишину и внимание. Если кто-нибудь из членов семейства посмеет открыть рот во время программы, его быстро заставляют замолчать.
Вырастают целые поколения, которые преклоняются перед телевизором. Еда оставлена несъеденной, домашняя работа - несделанной, и сон потерян. Телевизор - это универсальное успокоительное средство. Сегодня стандартное поведение для матери, чтобы дети не шумели, - посадить их в гостиной и включить телевизор. Не имеет значения, что дети будут смотреть - никуда не годные коммерческие передачи или зрелища с садизмом и насилием - до тех пор, пока они ведут себя тихо.
Телевидение поощряет пассивное удовольствие. Нас удовлетворяет второсортный опыт. Так легко сидеть в креслах, наблюдая, как работают другие. Постепенно телевидение отрезает нас от реального мира. Мы становимся настолько ленивыми, что мы скорее проведем прекрасный день в полутьме, приклеенными к нашим телевизорам, чем куда-нибудь пойдем.
Телевидение может быть роскошным средством общения, но оно не дает нам возможности общаться друг с другом. И только тогда мы осознаем, насколько телевидение полностью не соответствует реальности, когда мы проводим отпуск у моря или в горах, далеко от цивилизации в тихой, естественной среде, где мы быстро обнаруживаем, как мало мы скучаем по гипнотической тирании Короля Телевизора. ,

Vocabulary:

admit - допускать
occupy - занимать
goggle box -разг. телевизор
gulp - быстро глотать, хватать (пищу); заглатывать; проглатывать (не разжевывая)
dare - отваживаться, осмеливаться
rubbishy - пустяковый; вздорный; дрянной; никуда не годный
prevent from - мешать, не допускать; оберегать (from - от)

Если уж слушать, Ника, то слушай внимательно. Звали ее Ю-ю. Просто так. Увидев ее впервые маленьким котенком, молодой человек трех лет вытаращил глаза от удивления, вытянул губы трубочкой и произнес: «Ю-ю». Мы сами не помним, когда это вдруг вместо черно-рыже-белого пушистого комка мы увидели большую, стройную, гордую кошку, первую красавицу и предмет зависти любителей. Всем кошкам кошка. Темно-каштановая с огненными пятнами, на груди пышная белая манишка, усы в четверть аршина, шерсть длинная и вся лоснится, задние лапки в широких штанинах, хвост как ламповый ерш!.. Ника, спусти с колен Бобика. Неужели ты думаешь, что щенячье ухо это вроде ручки от шарманки? Если бы так тебя кто-нибудь крутил за ухо? А самое замечательное в ней было — это ее характер. И никогда не верь тому, что тебе говорят дурного о животных. Тебе скажут: осел глуп. Когда человеку хотят намекнуть, что он недалек умом, упрям и ленив, — его деликатно называют ослом. Запомни же, что, наоборот, осел животное не только умное, но и послушное, и приветливое, и трудолюбивое. Но если его перегрузить свыше его сил или вообразить, что он скаковая лошадь, то он просто останавливается и говорит: «Этого я не могу. Делай со мной что хочешь».

(О гусях) А какие они славные отцы и матери, если бы ты знала. Птенцов высиживают поочередно — то самка, то самец. Гусь даже добросовестнее гусыни. Если она в свой досужный час заговорится через меру с соседками у водопойного корыта, по женскому обыкновению, — господин гусь выйдет, возьмет ее клювом за затылок и вежливо потащит домой, ко гнезду, к материнским обязанностям.

И очень смешно, когда гусиное семейство изволит прогуливаться. Впереди он, хозяин и защитник. От важности и гордости клюв задрал к небу. На весь птичник глядит свысока. Но беда неопытной собаке или легкомысленной девочке, вроде тебя, Ника, если вы ему не уступите дороги: сейчас же зазмеит над землею, зашипит, как бутылка содовой воды, разинет жесткий клюв, а назавтра Ника ходит с огромным синяком на левой ноге, ниже колена, а собачка все трясет ущемленным ухом. И вся семья гусиная — точь-в-точь как добрая немецкая фамилия на праздничной прогулке.

Или, возьмем, лошадь. Что про нее говорят? Лошадь глупа. У нее только красота, способность к быстрому бегу да память мест. А так — дура дурой, кроме того еще, что близорука, капризна, мнительна и непривязчива к человеку. Но этот вздор говорят люди, которые держат лошадь в темных конюшнях, которые не знают радости воспитать ее с жеребячьего возраста, которые никогда не чувствовали, как лошадь благодарна тому, кто ее моет, чистит, водит коваться, поит и задает корм. У такого человека на уме только одно: сесть на лошадь верхом и бояться, как бы она его не лягнула, не куснула, не сбросила. В голову ему не придет освежить лошади рот, воспользоваться в пути более мягкой дорожкой, вовремя попоить умеренно, покрыть попонкой или своим пальто на стоянке… За что же лошадь будет его уважать, спрашиваю я тебя? А ты лучше спроси у любого природного всадника о лошади, и он тебе всегда ответит: умнее, добрее, благороднее лошади нет никого, — конечно, если только она в хороших, понимающих руках. У арабов лошадь член семьи.

Так, в Древней Греции был крошечный городишко с огромнейшими городскими воротами. По этому поводу какой-то прохожий однажды пошутил: смотрите бдительно, граждане, за вашим городом, а то он, пожалуй, ускользнет в эти ворота. Спала Ю-ю в доме, где хотела. Когда дом начинал просыпаться, — первый ее деловой визит бывал всегда ко мне и то лишь после того, как ее чуткое ухо улавливало утренний чистый детский голосок, раздававшийся в комнате рядом со мною. Ю-ю открывала мордочкой и лапками неплотно затворяемую дверь, входила, вспрыгивала на постель, тыкала мне в руку или в щеку розовый нос и говорила коротко: «Муррм». Она спрыгивала на пол и, не оглядываясь, шла к двери. Она не сомневалась в моем повиновении.

Я слушался. Одевался наскоро, выходил в темноватый коридор. Блестя желто-зелеными хризолитами глаз, Ю-ю дожидалась меня у двери, ведущей в комнату, где обычно спал четырехлетний молодой человек со своей матерью. Я приотворял ее. Чуть слышное признательное «мрм», S-образное движение ловкого тела, зигзаг пушистого хвоста, и Ю-ю скользнула в детскую.

Там — обряд утреннего здорованья. Ю-ю никогда не попрошайничает. (За услугу благодарит кротко и сердечно.) Но час прихода мальчишки из мясной и его шаги она изучила до тонкости. Если она снаружи, то непременно ждет говядину на крыльце, а если дома — бежит навстречу говядине в кухню. Кухонную дверь она сама открывает с непостижимой ловкостью. Бывает, что мальчуган долго копается, отрезая и взвешивая. Тогда от нетерпения Ю-ю зацепляется когтями за закраину стола и начинает раскачиваться вперед и назад, как циркач на турнике. Но — молча. Мальчуган — веселый, румяный, смешливый ротозей. Он страстно любит всех животных, а в Ю-ю прямо влюблен. Но Ю-ю не позволяет ему даже прикоснуться к себе. Надменный взгляд — и прыжок в сторону. Она горда! Она никогда не забывает, что в ее жилах течет голубая кровь от двух ветвей: великой сибирской и державной бухарской. Мальчишка для нее — всего лишь кто-то, приносящий ей ежедневно мясо. На все, что вне ее дома, вне ее покровительства и благоволения, она смотрит с царственной холодностью. Нас она милостиво приемлет. Я любил исполнять ее приказания. Вот, например, я работаю над парником, вдумчиво отщипывая у дынь лишние побеги — здесь нужен большой расчет. Жарко от летнего солнца и от теплой земли. Беззвучно подходит Ю-ю. «Мрум!» Это значит: «Идите, я хочу пить». Разгибаюсь с трудом. Ю-ю уже впереди. Ни разу не обернется на меня. Посмею ли я отказаться или замедлить? Она ведет меня из огорода во двор, потом на кухню, затем по коридору в мою комнату. Учтиво отворяю я перед нею все двери и почтительно пропускаю вперед. Придя ко мне, она легко вспрыгивает на умывальник, куда проведена живая вода, ловко находит на мраморных краях три опорных точки для трех лап — четвертая на весу для баланса, — взглядывает на меня через ухо и говорит: «Мрум. Пустите воду».

Я даю течь тоненькой серебряной струйке. Изящно вытянувши шею, Ю-ю поспешно лижет воду узким розовым язычком. Кошки пьют изредка, но долго и помногу. Бывали у меня с Ю-ю особенные часы спокойного семейного счастья. Это тогда, когда я писал по ночам: занятие довольно изнурительное, но если в него втянуться, в нем много тихой отрады. Царапаешь, царапаешь пером, вдруг не хватает какого-то очень нужного слова. Остановился. Какая тишина! И вздрогнешь от мягкого упругого толчка. Это Ю-ю легко вскочила с пола на стол. Совсем неизвестно, когда пришла.

Царапает, царапает перо. Сами собою приходят ладные, уклюжие слова. В послушном разнообразии строятся фразы. Но уже тяжелеет голова, ломит спину, начинают дрожать пальцы правой руки: того и гляди, профессиональная судорога вдруг скорчит их, и перо, как заостренный дротик, полетит через всю комнату. Не пора ли? И Ю-ю думает, что пора. Она уже давно выдумала развлечение: следит внимательно за строками, вырастающими у меня на бумаге, водя глазами за пером, и притворяется перед самой собою, что это я выпускаю из него маленьких, черных, уродливых мух. И вдруг хлоп лапкой по самой последней мухе. Удар меток и быстр: черная кровь размазана по бумаге. Пойдем спать, Ю-юшка. Пусть мухи тоже поспят до завтрева. За окном уже можно различить мутные очертания милого моего ясеня. Ю-ю сворачивается у меня в ногах, на одеяле. Заболел Ю-юшкин дружок и мучитель Коля. Ох, жестока была его болезнь; до сих пор страшно вспоминать о ней. Тут только я узнал, как невероятно цепок бывает человек и какие огромные, неподозреваемые силы он может обнаружить в минуты любви и гибели.

У людей, Ника, существует много прописных истин и ходячих мнений, которые они принимают готовыми и никогда не потрудятся их проверить. Так, тебе, например, из тысячи человек девятьсот девяносто девять скажут: «Кошка — животное эгоистическое. Она привязывается к жилью, а не к человеку». Они не поверят, да и не посмеют поверить тому, что я сейчас расскажу про Ю-ю. Ты, я знаю, Ника, поверишь! Кошку к больному не пускали. Пожалуй, это и было правильным. Толкнет что-нибудь, уронит, разбудит, испугает. И ее недолго надо было отучать от детской комнаты. Она скоро поняла свое положение. Но зато улеглась, как собака, на голом полу снаружи, у самой двери, уткнув свой розовый носик в щель под дверью, и так пролежала все эти черные дни, отлучаясь только для еды и кратковременной прогулки. Отогнать ее было невозможно. Да и жалко было. Через нее шагали, заходя в детскую и уходя, ее толкали ногами, наступали ей на хвост и на лапки, отшвыривали порою в спешке и нетерпении. Она только пискнет, даст дорогу и опять мягко, но настойчиво возвращается на прежнее место. О таковом кошачьем поведении мне до этой поры не приходилось ни слышать, ни читать. На что уж доктора привыкли ничему не удивляться, но даже доктор Шевченко сказал однажды со снисходительной усмешкой:

Комичный у вас кот. Дежурит! Это курьезно… Ах, Ника, для меня это вовсе не было ни комично, ни курьезно. До сих пор у меня осталась в сердце нежная признательность к памяти Ю-ю за ее звериное сочувствие… И вот что еще было странно. Как только в Колиной болезни за последним жестоким кризисом наступил перелом к лучшему, когда ему позволили все есть и даже играть в постели, — кошка каким-то особенно тонким инстинктом поняла, что пустоглазая и безносая отошла от Колина изголовья, защелкав челюстями от злости. Ю-ю оставила свой пост. Долго и бесстыдно отсыпалась она на моей кровати. Но при первом визите к Коле не обнаружила никакого волнения. Тот ее мял и тискал, осыпал ее всякими ласковыми именами, назвал даже от восторга почему-то Юшкевичем! Она же вывернулась ловко из его еще слабых рук, сказала «мрм», спрыгнула на пол и ушла. Какая выдержка, чтобы не сказать: спокойное величие души!..

(кошка собиралась говорить по телефону)

А вот собиралась-таки. Послушай, Ника, как это вышло. Встал с постели Коля худой, бледный, зеленый; губы без цвета, глаза ввалились, ручонки на свет сквозные, чуть розоватые. Но уже говорил я тебе: великая сила и неистощимая — человеческая доброта. Удалось отправить Колю для поправки, в сопровождении матери, верст за двести в прекрасную санаторию. Ю-ю с отъездом двух своих друзей — большого и маленького — долго находилась в тревоге и в недоумении. Ходила по комнатам и все тыкалась носом в углы. Ткнется и скажет выразительно: «Мик!» Впервые за наше давнее знакомство я стал слышать у нее это слово. Что оно значило по-кошачьи, я не берусь сказать, но по-человечески оно ясно звучало примерно так: «Что случилось? Где они? Куда пропали?»

И она озиралась на меня широко раскрытыми желто-зелеными глазами; в них я читал изумление и требовательный вопрос. Телефонный аппарат наш помещался в крошечной передней на круглом столике, и около него стоял соломенный стул без спинки. Не помню, в какой из моих разговоров с санаторней я застал Ю-ю сидящей у моих ног; знаю только, что это случилось в самом начале. Но вскоре кошка стала прибегать на каждый телефонный звонок и, наконец, совсем перенесла свое место жилья в переднюю.

Люди вообще весьма медленно и тяжело понимают животных; животные — людей гораздо быстрее и тоньше. Я понял Ю-ю очень поздно, лишь тогда, когда однажды среди моего нежного разговора с Колей она беззвучно прыгнула с пола мне на плечи, уравновесилась и протянула вперед из-за моей щеки свою пушистую мордочку с настороженными ушами.

Я подумал: «Слух у кошки превосходный, во всяком случае, лучше, чем у собаки, и уж гораздо острее человеческого». Очень часто, когда поздним вечером мы возвращались из гостей, Ю-ю, узнав издали наши шаги, выбегала к нам навстречу за третью перекрестную улицу. Значит, она хорошо знала своих. И еще. Был у нас знакомый очень непоседливый мальчик Жоржик, четырех лет. Посетив нас в первый раз, он очень досаждал кошке: трепал ее за уши и за хвост, всячески тискал и носился с нею по комнатам, зажав ее поперек живота. Этого она терпеть не могла, хотя по своей всегдашней деликатности ни разу не выпустила когтей. Но зато каждый раз потом, когда приходил Жоржик — будь это через две недели, через месяц и даже больше, — стоило только Ю-ю услышать звонкий голосишко Жоржика, раздававшийся еще на пороге, как она стремглав, с жалобным криком бежала спасаться: летом выпрыгивала в первое отворенное окно, зимою ускользала под диван или под комод. Несомненно, она обладала хорошей памятью.

«Так что же мудреного в том, — думал я, — что она узнала Колин милый голос и потянулась посмотреть: где же спрятан ее любимый дружок?»

Мне очень захотелось проверить мою догадку. В тот же вечер я написал письмо в санаторию с подробным описанием кошкиного поведения и очень просил Колю, чтобы в следующий раз, говоря со мной по телефону, он непременно вспомнил и сказал в трубку все прежние ласковые слова, которые он дома говорил Ю-юшке. А я поднесу контрольную слуховую трубку к кошкиному уху. Вскоре получил ответ. Коля очень тронут памятью Ю-ю и просит передать ей поклон. Говорить со мною из санатории будет через два дня, а на третий соберутся, уложатся и выедут домой. И правда, на другой же день утром телефон сообщил мне, что со мной сейчас будут говорить из санатории. Ю-ю стояла рядом на полу. Я взял ее к себе на колени — иначе мне трудно было бы управляться с двумя трубками. Зазвенел веселый, свежий Колин голосок в деревянном ободке. Какое множество новых впечатлений и знакомств! Сколько домашних вопросов, просьб и распоряжений! Я едва-едва успел вставить мою просьбу:

— Дорогой Коля, я сейчас приставлю Ю-юшке к уху телефонную трубку. Готово! Говори же ей твои приятные слова. — Какие слова? Я не знаю никаких слов, — скучно отозвался голосок. — Коля, милый, Ю-ю тебя слушает. Скажи ей что-нибудь ласковое. Поскорее. — Да я не зна-аю. Я не по-омню. А ты мне купишь наружный домик для птиц, как здесь у нас вешают за окна? — Ну, Коленька, ну, золотой, ну, добрый мальчик, ты же обещал с Ю-ю поговорить. — Да я не знаю говорить по-кошкиному. Я не умею. Я забы-ыл. В трубке вдруг что-то щелкнуло, крякнуло, и из нее раздался резкий голос телефонистки: «Нельзя говорить глупости. Повесьте трубку. Другие клиенты дожидаются.» Легкий стук, и телефонное шипение умолкло. Так и не удался наш с Ю-ю опыт. А жаль. Очень интересно мне было узнать, отзовется ли наша умная кошка или нет на знакомые ей ласковые слова своим нежным «муррум». Вот и все про Ю-ю.

Не так давно она умерла от старости, и теперь у нас живет кот-воркот, бархатный живот. О нем, милая моя Ника, в другой раз.

Краткое содержание рассказа Куприна «Ю-ю»

Если уж слушать, Ника, то слушай внимательно. Звали её Ю-ю. Просто так. Увидев её впервые маленьким котенком, молодой человек трех лет вытаращил глаза от удивления, вытянул губы трубочкой и произнес: "Ю-ю". Мы сами не помним, когда это вдруг вместо черно-рыже-белого пушистого комка мы увидели большую, стройную, гордую кошку, первую красавицу и предмет зависти любителей. Всем кошкам кошка. Темно-каштановая с огненными пятнами, на груди пышная белая манишка, усы в четверть аршина, шерсть длинная и вся лоснится, задние лапки в широких штанинах, хвост как ламповый ерш!.

Ника, спусти с колеи Бобика. Неужели ты думаешь, что щенячье ухо это вроде ручки от шарманки? Если бы так тебя кто-нибудь крутил за ухо? А самое замечательное в ней было - это её характер. И никогда не верь тому, что тебе говорят дурного о животных. Тебе скажут: осел глуп. Когда человеку хотят намекнуть, что он недалек умом, упрям и ленив, - его деликатно называют ослом. Запомни же, что, наоборот, осел животное не только умное, но и послушное, и приветливое, и трудолюбивое. Но если его перегрузить свыше его сил или вообразить, что он скаковая лошадь, то он просто останавливается и говорит: "Этого я не могу. Делай со мной что хочешь".

(О гусях) А какие они славные отцы и матери, если бы ты знала. Птенцов высиживают поочередно - то самка, то самец. Гусь даже добросовестнее гусыни. Если она в свой досужный час заговорится через меру с соседками у водопойного корыта, по женскому обыкновению, - господин гусь выйдет, возьмет её клювом за затылок и вежливо потащит домой, ко гнезду, к материнским обязанностям.

И очень смешно, когда гусиное се....

Рассказ «Ю-ю» Куприна был написан в 1927 году. Александр Иванович, который очень любил животных, посвятил им много своих произведений. В их числе оказалась и добрая сказка об умной, милой кошечке Ю-ю.

Главные герои

Ю-ю – красивая гордая кошка, но при этом любящая и очень преданная.

Другие персонажи

Рассказчик – писатель, хозяин Ю-ю.

Коля – четырехлетний мальчик, сын писателя, друг и мучитель Ю-ю.

Мать Коли – жена писателя, добрая, нежная женщина.

Когда в доме появился маленький « пушистый комок с двумя веселыми глазами и бело-розовым носиком », трехлетний мальчик удивленно произнес «Ю-ю». С тех пор вся семья только так и звала нового домашнего питомца.

Котенок с удовольствием лакал молоко из блюдечка, катался по полу, играл с бумажкой или клубком ниток, « ловил лапой мух на окне ». Но очень быстро этот игривый пушистый комочек превратился в « большую, стройную, гордую кошку, первую красавицу города ». Ее блестящая темно-каштановая шерстка с « огненными пятнами », белая манишка на груди, длинные усы и невероятно пушистый хвост никого не могли оставить равнодушным.

Но самым замечательным у Ю-ю был ее характер. Она чувствовала себя полноправной хозяйкой в доме, и спала, где хотела: « на диванах, на коврах, на стульях, на пианино сверх нотных тетрадок ».

По утрам она первым делом неизменно навещала своего хозяина, ласково тыкая в его руку или щеку свой розовый нос. Затем она переходила в детскую, где спал четырехлетний Коля с матерью. Ю-ю повторяла « обряд утреннего здорованья » и нежно ластилась к мальчику.

Однако кошка была невероятно горда и позволяла себя гладить только избранным. Никто из прислуги в доме не смел даже прикоснуться к надменной красавице. Она никогда не попрошайничала, лишь терпеливо ждала, когда ей дадут ее порцию свежего мяса. Писатель – добрый и чуткий человек – всегда с удовольствием исполнял ее приказания: пускал воду тонкой струйкой в кране, чтобы Ю-ю могла вдосталь напиться, или укрывал ее газетой, когда она хотела заснуть часок-другой.

Однажды серьезно заболел « Ю-юшкин дружок и мучитель Коля ». Кошку не пускали в детскую, но все это время она пролежала на полу за дверью, лишь изредка отлучаясь только « для еды и кратковременной прогулки ». Ю-ю постоянно толкали, наступали на лапки и хвост, но она мужественно терпела подобное отношение, и не отказалась от своего дежурства.

Когда же угроза миновала, и мальчик пошел на поправку, Ю-ю каким-то неведомым чутьем поняла это, и днями напролет бесстыдно отсыпалась на хозяйской кровати.

После перенесенной болезни Коля был « худой, бледный, зеленый ». Для восстановления сил мальчика в сопровождении матери отправили « в прекрасную санаторию », связь с которой поддерживалась телефонной линией.

С отъездом двух своих друзей Ю-ю « долго находилась в тревоге и недоумении» . Когда же она услышала их голоса из телефонного аппарата, то прочно обосновалась в этом месте и бурно реагировала на каждый телефонный звонок.

Писатель попросил сынишку в следующий раз сказать по телефону что-то ласковое специально для Ю-ю, но мальчик стал капризничать, и телефонистка их разъединила.

Ю-ю прожила в доме писателя длинную по кошачьим меркам жизнь и « умерла от старости ».

Заключение

Своим произведением Александр Куприн призывает любить животных, заботиться и стараться лучше их понимать. Любящие и бесконечно преданные, они способны быть лучшими друзьями человека.

После ознакомления с кратким пересказом «Ю-ю» рекомендуем прочесть рассказ полностью.

Тест по рассказу

Проверьте запоминание краткого содержания тестом:

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.1 . Всего получено оценок: 65.