Международный отдел цк кпсс. Международный отдел цк кпсс Отрывок, характеризующий международный отдел цк кпсс

Как вы оказались в команде Горбачева?
-- В декабре 1985 года он пригласил меня через Шеварднадзе в свою команду. Сначала я отказывался: "Я доволен своей нынешней работой и менять ее не собираюсь". В январе звонит мне Яковлев: "Валентин, не устал ты отдыхать?" Он имел в виду мою научную работу в Институте США и Канады и в "Известиях". "У меня к тебе просьба. Можешь приехать в Волынское на дачу?" Приезжаю. Оказалось, Яковлев создавал группу, чтобы писать внешнеполитический раздел доклада Горбачева на XXVII съезде. "Пиши все, что ты думаешь: как менять нашу внешнеполитическую доктрину, нашу внешнеполитическую линию по всем направлениям". Я спросил: "Все можно писать и будет рассмотрено?" -- "Все можно писать". Я тогда настоял на том, чтобы было положение о Китае. Другой пункт состоял в том, что Рейган провоцирует нас хлопнуть дверью. Но мы ему такого удовольствия не доставим и возьмем курс на доктрину оборонной достаточности. Яковлев сам прошелся по тексту и внес достаточно много. Вот тогда появилось новое политическое мышление.
-- Как формулировалась в тот момент главная задача перестройки во внешней политике?
-- Задача была такая: построить стену между периодом Громыко и новым периодом. И министром назначили Шеварднадзе, который не знал истории вопроса, что из чего следует и что за чем последует. И не хотел знать. Вообще, он не был профессионалом в дипломатии. Вспомните декабриста Лунина, который говорил: "Политика -- это такая же профессия, как врач". И особенно внешняя политика.
-- А что собой представлял международный отдел, куда вы попали в разгар перестройки?
-- Меня назначили туда в ноябре 1988 года. Работа строилась по принципу так называемого партнерства. У нас было около 200 партнеров, в большинстве так называемые марксистские -- компартии, партии соцориентации. Остальные были буржуазно-демократические, социал-демократические, либеральные. Ко мне почему-то благоволили разные представители иудейского вероисповедания. Просили то помочь московской синагоге, то установить культовые сооружения на территории Украины или Белоруссии. Мне было дано поручение вдвое сократить штаты трех отделов -- международного, по связям с соцстранами и по загранкадрам -- и сделать из них один. По загранкадрам нужно было обозначить новые положения о порядке оформления анкет и выезда. Был, кстати, принят наш проект выездной анкеты -- всего на одной странице. И мы оставили одно только основание отказа -- посвященность в секреты, имеющие государственную важность на срок от трех до пяти лет.
Интересно, что и здесь, скажем, министр иностранных дел Японии Абэ не хотел иметь дело с МИДом, а хотел только со мной лично. Он проговорил со мной тему северных территорий. Вырисовывалась достаточно интересная модель решения, которую я потом предложил Горбачеву использовать, когда в апреле 1991 года он совершал визит в Японию. Горбачев тогда этих предложений не принял, момент был упущен, и все рассыпалось.
Мое первое предложение как завотделом (и одно из первых столкновений с Шеварднадзе) было об установлении торговых отношений с Южной Кореей. МИД возражал из-за опасности поссориться с КНДР. С помощью Яковлева тогда удалось уломать Шеварднадзе, и он дал, не без санкции Горбачева, заверения руководству КНДР, что наши с ними отношения не будут осложнены. Моя модель была проста: признать статус-кво двух корейских государств так же, как мы признали статус-кво двух германских. Иначе нельзя говорить о нормализации ситуации на Корейском полуострове.
-- А что вы предлагали во внешней политике по отношению к Европе?
-- У меня был такой спор с министром обороны Дмитрием Язовым: "Для чего мы держим 60 000 танков? Будет война в Европе -- она будет ядерная. Что нам искать в этой дымящейся ядерной пустыне?" Он говорит: "Знаешь, если честно, я и сам не знаю, для чего. Недавно без предупреждения прилетел ночью в танковый корпус и объявил готовность. Треть танков не завелась". Инерция мышления -- скверная штука. Когда у нас не было ядерного оружия или его было мало, самым эффективным средством для преодоления атомных полей после взрыва были танки. Американцы построили минный пояс вдоль восточной границы ФРГ. Через этот минный пояс должны были пройти танки. Наша танковая промышленность выпускала 3000 танков в год, и они были лучшие в мире. Возникала эйфория: где мы впереди планеты всей -- в том направлении мы и пойдем.
-- Опубликованы планы оккупации Западного Берлина странами ОВД от 1984 года. Как вы к этому относитесь?
-- Это на случай, если НАТО начнет войну. Там находился крупнейший разведывательный центр США за границей. Через него управлялась вся разведывательно-диверсионная инфраструктура, созданная американцами в ГДР, странах ОВД и частично в западных областях СССР. Это нужно было нейтрализовать в случае войны.
-- Тогда почему в плане предусматривались пункты интернирования враждебных элементов и организация жизни после войны?
-- Вы только не сравнивайте так: у нас было, а у них не было.
-- Но у НАТО была оборонительная стратегия в Европе.
-- Не говорите нелепостей. Стратегия НАТО была изначально наступательной, никогда она не была оборонительной. Что -- американцы будут ждать, пока мы по ним нанесем удар? На этот счет были документы, полученные нашими гэдээровскими друзьями.
-- Получается, что в 1985 году мы стоим в Европе, все знаем о противнике и сильны как никогда. А через пару лет стремительно бежим оттуда. Что случилось?
-- Из Европы бежали по другой причине. Агония СССР началась еще во второй половине 1970-х годов. Президент Картер запустил тогда в Америке 12 новых военных программ, мы ответили чем-то похожим у себя. А у нас были неурожаи и прочее. Потом в 1983-1985 годах американцы провели стратегическую операцию по лишению Советского Союза валютных средств. Они добились того, что цены на нефть упали до $5-6 за баррель. А наша себестоимость была $11-14. Началось быстрое скатывание в ту ситуацию, которая потребовала появления Горбачева. Но пришел он без всякой программы и конкретной мысли. Благодаря правлению Горбачева страна попала в такую замазку, когда не на что было покупать продовольствие. Он разбазарил все золотые запасы. Одним словом, что касается внешних предпосылок кризиса, это было преднамеренно. А что касается внутренних, была элементарная неграмотность. В результате перестройку финансировать было нечем.

"То, что реально планировалось,-- расколоть компартию"
-- Лозунг ускорения был снят из-за падения цен на нефть?
-- Отчасти. Поскольку тягаться с Западом на равных больше не было сил, Горбачев поставил вопрос об изменениях в оборонной промышленности, а для этого необходимо было пересмотреть внешнеполитическую доктрину. Так появилось "новое политическое мышление".
-- Но советский народ мог терпеть бескормицу бесконечно. А руководителям и так хватало.
-- Все эти шаблоны про номенклатуру ни к чему. Может, злоупотребления и были. Но это была группа в несколько сотен человек на весь Советский Союз. Я работал в МИДе, и у меня не было ни одного нормального отпуска. Я узнал, что там есть охотничье хозяйство, когда уже ушел оттуда. Кто-то пользовался, а кто-то не пользовался.
-- Что же толкало Горбачева на экстремальные решения?
-- Горбачев считал, что самое главное достоинство политика -- это импровизация. Что не нужно иметь систему, программу, когда приходишь к власти. Послушал совет Лигачева или чей-то еще, скажем, по антиалкогольной кампании, и мы лишились не только доходов от нефти, но и налоговых доходов от продажи водки и вин. Более того, под это разрушили свои виноградники и винное хозяйство. Вывели самогоноварение из деревни в города. Не учитывался ни американский опыт, ни наш собственный, хотя он был положительный, когда Николай II ввел в 1914 году сухой закон.
А в международных делах Горбачев был готов отдать полцарства за коня. Поэтому и попросил у канцлера Коля дать кредит в 4,5 млрд марок -- иначе, дескать, нечем будет завтра кормить народ: "Если вы мне дадите этот кредит, то получите все, что вы хотите". Это объясняет и тогдашнюю капитуляцию в Архызе на встрече с Колем в 1990 году. Капитуляцию за спиной наших партнеров по Варшавскому договору.
Он раздражался по поводу недооценки своих действий Западом. Как-то он пригласил Язова, Крючкова, Шеварднадзе, начальника Генштаба и разразился такой тирадой: "Вот мы сокращаем дивизии, сокращаем нашу группировку с 1987 года в ГДР, проводим другие мероприятия, и все равно западная печать и государственные деятели называют экспансионистами, потенциальными агрессорами и так далее. Несуразность какая. Вот американцы если что-то делают -- так это обязательно в интересах мира и оборонительной концепции НАТО".
-- С кем в окружении Горбачева вам приходилось общаться по международным делам?
-- Несомненно, умными были у него помощники Шахназаров и Черняев. Но у них был такой занос: сдавать все, что можно сдать, если за это будет хоть какая-то минимальная компенсация. Шахназаров на заседании кризисного штаба, который был создан после падения стены в Германии, как-то сказал: "На нынешнем военно-техническом уровне блоки потеряли свое значение. Поэтому будет ГДР в составе НАТО или не будет -- это роли не играет". Я этот тезис продолжил: "Тогда пусть и ФРГ выходит из НАТО, если это не играет никакой роли". Шахназаров был также главным теоретиком в области создания политструктур. Но квинтэссенцией его идей было следующее: цена свободы -- развал Советского Союза.
-- Вы пытались с этим спорить?
-- Шахназаров, Черняев, Яковлев, зная мою позицию, меня никогда в подробности не посвящали, особенно в то, что реально планировалось,-- расколоть компартию и создать социал-демократическую. Однажды я обратил внимание Яковлева на то, что некоторые тезисы в выступлении Горбачева насчет социал-демократической партии на самом деле перекликаются с теми, что мы находим у Троцкого. Яковлев на это сказал: "Меня это ни в коей мере не смущает".
-- Говорят, что поначалу Горбачев хотел использовать социал-демократическую идею для того, чтобы утвердиться в Европе не военными, а политическими средствами.
-- Насчет социал-демократической идеи он все колебался, стать ли ему левым христианским демократом или социал-демократом. Я объяснял это так: он все ищет, кого следующего предать. К 1990 году социал-демократия стала ему уже до лампочки.
-- Военные утверждают, что политические решения разрабатывались исключительно в ЦК, они же только выполняли волю партии.
-- Идеи военных рассматривались в таком узком составе, что нас в международном отделе в них не посвящали. Они выходили напрямую на генсека. Иногда он меня приглашал на такое обсуждение. Была еще комиссия Зайкова, на которой рассматривалось, как выполняются директивы ЦК и Совета Безопасности на переговорах с американцами по контролю над вооружениями. На этой комиссии проходили очень горячие споры, особенно между Генштабом, когда его начальником стал Моисеев, и Шеварднадзе. Моисеев говорил так: "Если эта позиция будет утверждена как позиция правительства, Генштаб снимает с себя ответственность за обеспечение обороны страны". Шеварднадзе на это отвечал: "Если будет принята позиция Министерства обороны, то пусть оно и ведет переговоры с американцами". И начинались неимоверные усилия, как соединить несоединимое и донести до Горбачева. Докладывалось, что в таком-то вопросе МИД отошел от директив -- пообещал американцам больше, чем это соответствует нашим интересам. Обычная реакция Горбачева была: "Конечно, это не очень хорошо, когда министр иностранных дел позволяет себе такие вольности. Но слово не воробей -- оно уже вылетело, назад рулить трудно. Я ему сделаю внушение, что нужно строже выполнять".
-- Как вы объясняете такую мягкость?
-- Когда Ахромеев и я уходили в отпуск в июле 1991 года, он сказал: "Я раньше думал, Горбачев поступает так в вопросах контроля над вооружениями и нашего одностороннего разоружения, потому что он не понимает проблемы. Сейчас я убеждаюсь в том, что он разрушает наш оборонный потенциал сознательно".
-- Говорят, что Маргарет Тэтчер симпатизировала Горбачеву и он во многом соглашался с ее взглядами. Это влияло на его линию в международных делах?
-- Тэтчер он ценил высоко, но соглашался с ней лишь до конца 1989 года. Тэтчер считала, что Горбачев совершает громадную ошибку, идя на поводу у Коля в германском вопросе. И это нарушает национальные интересы Великобритании. Она предлагала Горбачеву, так же как и Миттеран, координировать усилия трех стран, для того чтобы модель объединения Германии соответствовала интересам трех держав. Чтобы была конфедерация, позволявшая оставить ФРГ в НАТО, а ГДР -- в Варшавском договоре. С 1990 года Горбачев стал принимать кого угодно -- американских школьников, американских церковников, американских же педагогов. Но он не принял ни Брандта, ни главу Социнтерна Киннока. Потому что социал-демократы были противовесом его контактам с Колем. А в значительной мере по рекомендации посла Квицинского он делал односторонний выбор. Так было устроено у него безальтернативное мышление. Он замкнулся на Коля, которого считал наиболее солидным политиком, хотя тот сравнивал его с Геббельсом в свое время. И никакие аргументы здесь на Горбачева не действовали.

"Путча не было. Это была инсценировка"
-- К чьему мнению Горбачев прислушивался?
-- Горбачев считал, что у перестройки должен быть один архитектор, поэтому даже премьера Рыжкова слушать вообще не следует. Рыжков на Политбюро в моем присутствии часто возражал: "Мы не можем брать на себя дополнительные обязательства. Нельзя безоглядно печатать деньги и продавать золото". Горбачев неизменно настаивал на своем: "Николай, у меня просьба, поддержи в последний раз. Нам это критически нужно, чтобы переломить спад настроения населения, которое попало в трудную ситуацию со снабжением". Предложение Рыжкова о повышении цен с компенсацией повышением зарплаты Горбачев тоже отверг. Причем была намеренно допущена утечка информации. Иностранные "голоса" объявили, что предстоит повышение цен на мясо, масло и прочее. И у нас в течение нескольких месяцев раскупили товары на два-три года вперед. Моя мать купила стирального порошка столько, что ее внучка до сих пор им стирает.
-- Для чего и кому понадобился путч?
-- Да путча не было. Это была инсценировка. Перед отъездом в отпуск Горбачев дал указание готовить чрезвычайные меры, проработать модели. Хотя обсуждались они очень долго. Я говорил на Политбюро еще в декабре 1990 года: "Горбачев сам характеризует нынешнее положение в стране как чрезвычайное. На экономически чрезвычайное положение должен быть экономически чрезвычайный ответ. Я говорю о необходимости принятия определенных мер, которые могли бы переломить ситуацию". Нужно было вводить контроль за ценами. Не программу "500 дней" проводить, а демонополизацию.
-- Если это была инсценировка, то какие цели она преследовала?
-- Была запланирована такая же демонстрация силы, какая проводилась еще в феврале 1991 года. Тогда танки не имели боезарядов, у солдат с автоматами не было патронов. Это было предупреждение для тех, кто собирался расчленять Советский Союз. Ельцин хотел использовать новоогаревский договор, чтобы предпринять следующий шаг -- фактически превратить СССР в подобие конфедерации. Верховной власти во главе с Горбачевым отводились представительские функции, а реально будут править царь Борис в Москве и цари в республиках. Аргумент у Ельцина был такой: "Россия перестанет быть дойной коровой для всех остальных, и мы займемся сами собой".
-- То есть с помощью ГКЧП собирались попугать Запад и собственных сепаратистов?
-- Собирались выбить почву у тех, кто использовал переговоры в Новоогареве как ширму для сепаратистских действий. Поставить этих людей на место, наверное, кого-то сместить. Но в итоге зашли слишком далеко -- появились проекты изолирования, если окажут сопротивление.
-- Какое участие в разработке всего этого принимал ЦК?
-- От ЦК там был один Шейнин. Никто из членов Политбюро, включая Ивашко, не знал об этом. В ночь на 19 августа дежурному по ЦК было поручено вскрыть пакет, где он был информирован, что предстоит на следующий день. Из заведующих отделами был в курсе только Кручина. Я был на даче. Пришел сосед, генерал КГБ Кеворков, и говорит: "Чем ты тут в саду занимаешься? В Москву введены войска". У меня на даче телефона не было, привилегиями я не пользовался. Когда водитель приехал, в машину позвонили, что меня вызывают в ЦК. Там я спросил Шейнина: "Что за оперетту вы развели? ТАСС у вас не под контролем, Гостелерадио -- тоже. Или вы хотите стать мучениками, а мы вроде как оппортунисты?" Он говорит: "Ты задаешь вопросы, на которые пока не получишь ответа". Я ему: "Такие вещи разве так готовятся, если уж надо было их готовить?" Шейнин: "Жаль, мы тебя в команду не взяли". Он до сих пор на меня в обиде, что я не поддержал ГКЧП.
-- В какой момент Горбачев почувствовал, что надо дистанцироваться от путчистов?
-- Когда на Горбачева вышли 17-18 августа с докладом -- все готово, надо действовать, то Горбачев сказал: "Валяйте, делайте что хотите. Я больше в ваши игры не играю". Горбачев просто-напросто струсил. Или понял, что вся команда какая-то чудная получилась, бутафорская. Янаев, скажем, еще более горький алкоголик, чем Павлов.

Валентин Фалин родился 3 апреля 1926 в Ленинграде. По окончании МГИМО в 1950 -- референт в советской контрольной комиссии в Берлине. В 1951-1958 работал в комитете информации при МИД СССР, в 1958-1959 -- в отделе международной информации ЦК КПСС, в 1959-1978 -- в МИД СССР. В 1966-1968 возглавлял 2-й европейский отдел МИДа, занимавшийся проблемами стран Британского Содружества. Со второй половины 1968 возглавил 3-й европейский отдел, занимавшийся германской проблематикой. В 1971-1978 -- посол в ФРГ. В 1978-1982 -- первый заместитель заведующего отделом внешнеполитической пропаганды ЦК КПСС. В 1982-1986 -- политический обозреватель в газете "Известия". В 1986-1988 возглавлял АПН. В 1988-1991 -- заведующий международным отделом ЦК, избран секретарем ЦК КПСС. В 1992-1999 работал в Германии в Институте по проблемам безопасности и разоружения, Гамбургском университете и Гамбургской высшей школе экономики и политики. В настоящее время -- профессор Академии госслужбы при администрации президента РФ.

*Интервью с Александром Яковлевым см. в #8, с Олегом Гриневским -- в #9, с Георгием Корниенко -- в #10, с Дмитрием Язовым -- в #11, с Матвеем Бурлаковым -- в #12, с Владимиром Лобовым -- в #13.

А.К.: От себя хочу заметить, что из недр этого институа и вообще их круга академика Румянцева вышли многие заметные прорабы перестройки времен Горбачева.

Документ 1

N 21639, 1970

В ЦК КПСС

Считаю необходимым поставить в известность Центральный Комитет партии о некоторых фактах, вызывающих серьезное беспокойство в отношении методов руководства нашими общественными науками.

Объективность требует признания определенных успехов гуманитарных областей знания. Можно назвать ряд оригинальных исследований — монографических и коллективных. Возрос удельный вес практических рекомендаций, имеющих немаловажное значение для экономической, социальной и международной политики партии, в том числе для борьбы против растущей опасности маоистского экстремизма. Позволю себе также сослаться на впечатления от международных научных конференций и встреч последнего времени: активный интерес к выступлениям и идеям советских ученых — показатель расширения сферы нашего влияния (и еще больше — возможностей его), влияния не только на марксистскую и социалистическую мысль за рубежом, но и на демократическое, антиимпериалистическое и антимилитаристское крыло буржуазной общественности.

Разумеется, это не значит, что в работе наших ученых-обществоведов нет серьезных пробелов. Самый существенный из них — неизжитое еще отставание от проблем, поставленных жизнью, глубокими изменениями в мире, революционного движения и социалистических преобразований. Многие проблемы встали по-новому и ждут творческого изучения. Им противопоказаны комментаторство, схоластика, пережевывание одного и того же. А эти недостатки весьма ощутимы. Ограничивая возможности разработки научных оснований для политической практики, они существенно снижают и эффективность нашей борьбы с идейными противниками.

Очевидно, что изживать эти недостатки нужно такими методами, которые способствовали бы росту инициативы и активности марксистов-гуманитариев. Об этом четко сказано в известных партийных решениях по идеологическим вопросам. Необходимость такого подхода никто не отрицает. На деле же получается не совсем так. В целом ряде случаев мы сталкиваемся с тем, что место конструктивной критики результатов научных исследований занимают грубые, неквалифицированные "разносы", унижающие достоинство ученых и препятствующие творческой работе. Встречаются и случаи прямого произвола, особенно в организации научных дискуссий и определении судьбы ряда научных направлений.

Вот некоторые из фактов.

1.В 1968 году издательство "Наука" выпустило книгу сотрудника Института экономики АН СССР Б.В.Ракитского "Формы хозяйственного руководства предприятиями". И сама тема, и характер разработки ее тесно связаны с потребностями экономической реформы. Ставятся вопросы, носящие поисковый характер и еще требующие дискуссии. Книгу положительно оценила научная печать — у нас и в Болгарии. Тем удивительнее тон статьи "Ошибочные позиции" (авторы тт. М.Ковалева и К.Корытов), с которой выступила 5 марта 1970 г. газета "Социалистическая индустрия". Рецензенты совершенно обошли главную идею книги (3/4 текста) о необходимости создания производственных объединений. Они сосредоточили внимание не на действительных слабостях в аргументации тов. Ракитского по отдельным вопросам. Произвольно толкуя текст, авторы приписывают исследователю политические ошибки и несуществующий "замысел" — заменить социалистические методы хозяйствования рыночным регулированием.

Статья в газете "Социалистическая индустрия" была обсуждена Ученым советом Института экономики 7-9 апреля с.г. Выступило более 20 человек. Общее мнение: статья искажает содержание книги, а своим тоном и подходом мешает развитию нашей экономической мысли (прилагаю заключение ведущих специалистов).

2.Настораживает, что это не первая попытка такого рода. Аналогичный характер носила критика взглядов покойного академика Е.С.Варга по теоретическим проблемам современного государственно-монополи стического капитализма со стороны той же М.Ковалевой в книге "К вопросам методологии политической экономии капитализма", одобренной в рукописи экономической кафедрой АОН (выпущена издательством "Мысль", редакцией АОН и ВПШ в 1969 г.). Несостоятельность и заушательский характер этой псевдокритики были вскрыты акад. Н.Н.Иноземцевым в докладе на совместном заседании ученых советов институтов отделения экономики АН в ноябре 1969 г. (см. журнал "Мировая экономика и международные отношения", N1, 1970).

Дело доходит до того, что крупных ученых, разрабатывающих сложные проблемы экономики мирового капитализма, пытаются скомпрометировать, прибегая к элементарно нечистоплотным приемам. "Экономическая газета" 16 марта 1970 г. опубликовала заметку, обвиняющую члена-корр. АН СССР А.Г.Милейковского в том, что он, якобы, смешивает капиталистическую государственную собственность с общественной. Обвинение малограмотное, поскольку автор заметки, видимо, сам отождествляет общественную собственность с общенародной социалистической, и к тому же совершенно бездоказательное обвинение. Для фабрикации его использованы ротопринтные тезисы доклада т. Милейковского на межвузовской конференции. Заметка появилась через полгода после конференции. Автор произвольно соединил два тезиса и не посчитался с текстом доклада.

Но хуже всего то, что газета не захотела исправить несправедливость, несмотря на письмо т. Милейковского, протест кафедры Финансово-экономического института и редакции журнала "Вопросы экономики". А зав. сектором отдела науки ЦК П.А.Скипетров заявил т. Милейковскому, что у нас не принято давать опровержения в печати. Ученый не получил даже ответа на свои письма ни от Отдела науки, ни от редакции "Экономической газеты". Между тем и там и тут хорошо известны как научная репутация т. Милейковского, так и большой вклад, вносимый им в выработку практических рекомендаций для директивных органов.

3.Вот другой характерный факт, сообщенный мне директором Института экономики мировой социалистической системы О.Т.Богомоловым и секретарем парторганизации института ВА.Кайе. Речь идет о действиях т. Скипетрова по отношению к докладу "Ленин и развитие теории строительства социализма", подготовленному доктором философских наук А.П.Бутенко для международной научной конференции "Ленин и мировая социалистическая система" (январь 1970 г.). Докладчик прослеживал развитие взглядов Ленина на пути и средства строительства социализма, подчеркнув поворотное значение X съезда РКП и новой экономической политики. Тема — важная, имеющая значение для современной экономической теории.

В тексте доклада, по мнению дирекции и партбюро института, есть и спорные и неудачные формулировки. Но в нем нет политических ошибок и тем более ревизионизма, который требовал вменить автору в вину т. Скипетров. Последний грубо, в недопустимом тоне оказывал давление в этом смысле на руководство института.

Как ни существенна моральная сторона вопроса, еще существеннее деловая. Институт экономики мировой социалистической системы поставлен в трудное положение. Интересы теории и прямые практические нужды, настоятельно подчеркиваемые Отделом соцстран ЦК, требуют разработки поисковых тем и проблем, выдвижения новых идей. Административное же давление и мелочная опека со стороны аппарата Отдела науки явно мешают этому.

4.Особенно болезненно сказывается применение осужденных партией методов администрирования в науке на положении некоторых областей исторического исследования.

Принимая в 1968-1969 гг. решения о разделе Института истории на два института — истории СССР и всеобщей истории — и определяя программу их деятельности, ЦК КПСС подчеркнул первостепенное значение разработки марксистско-ленинской методологии истории. Особо важной эта задача становилась для Института всеобщей истории в виду его комплексного характера. В связи с этим в состав института полностью перешел бывший сектор методологии истории Института истории, уже проделавший немалую работу в данной области. Тем более странно, что при окончательном редактировании проекта структуры нового института в Отделе науки ЦК этот сектор был упразднен — не только без согласования с секцией общественных наук Президиума АН СССР, но даже без сообщения нам мотивов этого решения.

Результатом явилось постепенное свертывание работы, задержка с изданием уже готовых трудов. Усугубила положение статья трех преподавателей МГУ (тт. А.Корнилова, Н.Прокопенко, А.Широкова), опубликованная газетой "Советская Россия" 28 февраля с.г. В статье, направленной против сборника "Историческая наука и некоторые проблемы современности" (издательство "Наука", 1969), делалась попытка политически дискредитировать бывшего руководителя сектора методологии т. М.Я.Гефтера и некоторых других исследователей. Безапелляционный тон этой статьи и характер обвинений, предъявленных группе историков (меньшевизм, совпадение со взглядами буржуазных фальсификаторов, попытки "опровергнуть основополагающие выводы марксизма-ленинизма" и т.п.) были очевидно рассчитаны на то, чтобы поставить этих историков вне партии и вне науки.

Проведенное секцией общественных наук АН сличение газетной статьи с текстом книги обнаружило абсолютную недостоверность критики с фактической стороны. Соответствующая справка была направлена в апреле с.г. в ЦК КПСС. Следует добавить, что авторы статьи исказили не только точки зрения критикуемых ими ученых, но и взгляды Ленина по таким вопросам, как гегемония пролетариата, взаимоотношения его с другими классами, оценка национально-колониальной политики царизма и др.

Ясность в оценку книги могла бы быть внесена объективным обсуждением ее с участием широкого круга специалистов. Необходимость такого обсуждения диктовалась проблемным характером сборника, отражающим существование спорных вопросов и разногласий среди историков по конкретным сюжетам. Естественно было бы организацию такой дискуссии возложить на саму Академию наук, тем более, что на страницах книги выступают сотрудники восьми академических институтов, а также ИМЛ и ряда вузов. Но вместо непредвзятого творческого обсуждения по отношению к данной работе применили особую процедуру. Ее рассматривали на заседаниях кафедр АОН при закрытых дверях, без уведомления и приглашения редакторов и авторов. На деятельность комиссии, созданной Отделением истории после выхода газетной статьи, оказывался определенный нажим со стороны работников Отдела науки ЦК.

Искусственно создается нервозная обстановка. В ней стали возможными такие произвольные акты, как ликвидация в Институте всеобщей истории группы по подготовке к Всемирному конгрессу историков, в которую входило большинство бывших сотрудников сектора методологии. Некоторые сотрудники были уволены. Делается это буквально накануне конгресса и явно в ущерб делу. И в целом нельзя не испытывать беспокойства по поводу того, что в такой момент, когда необходимы максимальные усилия для консолидации творческих марксистских сил историков, их будоражат выискиванием "крамолы" и ее мнимых виновников.

Нельзя не признать определенную вину в этом отношении самой Академии наук. Тем не менее, ее возможности резко ослаблены действиями, которые, будучи не согласованы с руководством секции общественных наук и Президиумом АН, чаще всего становятся известными тогда, когда они уже совершились.

5. И еще один пример. В связи с выходом книги "Ленинизм и диалектика общественного развития" (Издательство "Наука", 1970), подготовленной Институтом философии АН, было проведено обсуждение ее на бюро Отделения философии. Само обсуждение — дело нормальное, в данном случае тем более нужное, что книга содержит спорные положения, а некоторые разделы ее не удались авторам. Возражения, однако, вызывает и в этом случае своеобразная процедура обсуждения, которую пытаются сделать "нормой" — вопреки научным традициям и партийной этике.

Председательствовавший на заседании академик-секретарь тов. Константинов объявил, что в первую очередь слово будет предоставлено тем, кто к книге относится критически. Таким образом, организаторам заранее было известно не только, кто будет выступать, но и что они будут говорить. Большинству не вошедших в эту категорию слово не дали. Не было предоставлено оно и некоторым авторам.

Сомнительно, чтобы материал проводимых таким способом дискуссий, как и стенограммы закрытых обсуждений, могли быть основой для надежных объективных выводов. Между тем случаи такого рода стали в последнее время не единичными (прилагаю письмо научного сотрудника т. Баткина в связи с обсуждением работы по истории средневековья).

Отмеченные выше и сходные с ними факты нуждаются, на мой взгляд, в принципиальной оценке. Их связывает одна общая черта — стремление привнести в общественную атмосферу недоверие к нашим научным кадрам, к их идейным качествам и устойчивости по отношению к буржуазной, немарксистской идеологии. Такой взгляд не только необоснован, неправомерно пессимистичен, но и опасен. Его оборотная сторона — преувеличение силы и возможностей наших идейных противников. Под сомнение ставится, в сущности, непреложность победы марксистского, ленинского мировоззрения в научном сознании, в мышлении и деятельности советских ученых.

Хотят или не хотят люди, зараженные этим негативизмом, их позиция и действия наносят прямой практический и политический ущерб. Страх — плохой советчик. Научные работники, которые боятся того, что их неправильно поймут, и потому стараются подогнать свои взгляды и предположения под привычные формулировки, не смогут оказать своевременную помощь партии в решении новых и сложных проблем общественного развития. Развитие социальных наук, как подчеркивали Маркс и Ленин, должно носить опережающий_характер по отношению к текущим событиям, иначе наука и не нужна.

А это опережение в свою очередь возможно лишь при условии свободного обмена мнениями в научной среде. Разнообразие точек зрения среди ученых, стоящих на почве единого мировоззрения, — естественно и даже необходимо. Вредна лишь претензия какой-либо группы ученых на обладание истиной. Когда же монополистами пытаются стать люди, которым партия доверила руководство научной жизнью, и когда эти люди применяют для этого командные приемы, возникает угроза разрыва между наукой и политикой, блокирования выходов из науки в политику.

Нельзя не посчитаться также с психологическими и организационными издержками такого положения вещей. С одной стороны, внимание и силы ученых от решения конструктивных задач отвлекаются на самозащиту, подчас становящуюся нервной, преувеличенной. С другой стороны, искусственно создаются конфликтные ситуации, преодоление которых оказывается порой сложным и хлопотливым делом, без нужды забирает массу сил и внимания у руководящих органов.

Конечно, за извращение истины и опорочивание ученых в печати несут ответственность прежде всего редактора газет и руководители издательств. Возникает, однако, впечатление, что отдельные факты не изолированы, что их порождает неверный, некомпетентный подход, имеющий место в повседневном руководстве научными учреждениями, особенно — гуманитарными.

Думается, что назрела необходимость в специальном рассмотрении этих фактов с тем, чтобы выявить причины и источник неправильных административных действий в сфере руководства научными учреждениями, а также дезинформации общественного мнения о положении дел в социальных науках. Убежден, что только вмешательство Центрального Комитета может оздоровить обстановку в этой области.

Член ЦК КПСС А.М.РУМЯНЦЕВ

Резолюция на записке

К Ст. 103/8с 21639

1) Ознакомить секретарей ЦК КПСС, а также т. Трапезникова С.П., т. Пельше Н.П.

2) Обменяться мнениями на Секретариате.

Документ 2

СТ-2403Секретно

В своей записке член ЦК КПСС т. Румянцев A.M., признавая определенные успехи в развитии общественных наук, информирует "о некоторых фактах, вызывающих серьезное беспокойство в отношении методов руководства нашими общественными науками". При этом автор письма заключает: "Отдельные факты не изолированы, что их порождает неверный, некомпетентный подход, имеющий место в повседневном руководстве научными учреждениями, особенно гуманитарными. Думается, что назрела необходимость в специальном рассмотрении этих фактов с тем, чтобы выявить причины и источник неправильных, административных действий в сфере руководства научными учреждениями, а также дезинформации общественного мнения о положении дел в социальных науках. Убежден, что только вмешательство Центрального Комитета может оздоровить обстановку в этой области".

Рассмотрим этот вопрос по существу. После XXIII съезда КПСС заметно поднялась роль общественных наук, усилилось внимание к ним со стороны партийных организаций. Особенно большое значение для общественных наук имело постановление ЦК КПСС "О мерах по дальнейшему развитию общественных наук и повышению их роли в коммунистическом строительстве". За этот период обществоведы провели значительную работу по устранению серьезных недостатков, повысился уровень научных исследований и издаваемой литературы, усилилась их классовая направленность и политическая идейность. В связи с этим заметно консолидировались силы обществоведов, которые стали более активно выступать против буржуазной идеологии и всякого рода ревизионистских проявлений. Огромной помощью в развитии общественных наук явились решения ЦК КПСС о создании 8 новых гуманитарных институтов в составе Академии наук СССР. Для каждого из них определены основные направления научно-исследовательской работы. Большинство из них развернули действенную и активную работу.

Объективно говоря, наши обществоведы проявили большую активность и политическую зрелость в ходе подготовки и проведения 50-летнего юбилея Советской власти и столетия со дня рождения В.И. Ленина. Как в столице, так и на периферии было проведено большое количество теоретических конференций по актуальным проблемам марксизма-ленинизма с привлечением широкого круга ученых и общественности, что способствовало идейному росту партийных рядов и всех общественных сил страны. Хорошо показали себя наши обществоведы на международных теоретических конференциях и симпозиумах. Это было серьезной политической проверкой зрелости наших теоретических кадров. Разумеется, что все это потребовало огромной организаторской работы со стороны ЦК КПСС, местных партийных органов и научных учреждений.

В Отделе науки и учебных заведений ЦК КПСС тщательно проанализирована проделанная работа и вместе с президиумом Академии наук, руководителями отделений АН СССР, директорами и секретарями парторганизаций институтов намечены меры дальнейшего повышения уровня работы научно-исследовательских учреждений в области общественных наук, углубления теоретических исследований и более тесной связи их с практикой коммунистического строительства.

В свете этих фактов появление записки т. Румянцева A.M., прямо говоря, является неожиданным и вызывает недоумение. Вчитываясь в ее содержание, невольно возникает мысль, какая же цель поставлена автором, чего добивается он? Попытаемся хотя бы кратко проанализировать сложившееся положение дел в действительности с принципиальных, партийных позиций.

1. Первый вопрос касается так называемого административного вмешательства и некомпетентного, неквалифицированного руководства научными учреждениями. Все ли взвесил автор записки, делая такой, столь далеко идущий политический вывод? С полной ответственностью мы можем доложить Центральному Комитету партии, что Отдел науки и учебных заведений строит свою работу в тесном контакте и постоянном взаимодействии с президиумом Академии наук СССР, академиками-секретарями отделений Академии, директорами и секретарями парторганизаций институтов. При этом регулярно проводятся встречи и совещания с ведущими учеными, представляющими различные отрасли науки. Не будет преувеличением, если сказать, что в этом отношении достигнуты заметные положительные результаты.

Ныне стало правилом, что по самым разнообразным вопросам ученые всех категорий, коммунисты и беспартийные считают своим долгом обращаться с предложениями и советами в Отдел науки и учебных заведений ЦК КПСС. Особенно это наблюдается при подготовке и проведении семинаров, конференций, симпозиумов как внутри страны, так и за рубежом. Такая практика обогащает не только нас, работников ЦК, но и самих ученых. Эту сторону работы Отдела неоднократно отмечал и сам т. Румянцев.

Всего несколько месяцев назад в ЦК КПСС на одном из совещаний ученых, директоров и секретарей парторганизаций институтов АН СССР т. Румянцев заявил, что благодарит Отдел науки и учебных заведений за ту огромную квалифицированную помощь, которую оказывает он повседневно в нашей работе. И как бы от имени ученых-обществоведов обратился в ЦК КПСС с просьбой передать издательство "Наука" и академические журналы в ведение Отдела науки и учебных заведений ЦК КПСС, что, по его мнению, обеспечит более высокую компетентность руководства ими. Причем, такие лестные поклоны т. Румянцев не раз отпускал в адрес Отдела. Как же понять его теперь, когда он ставит под сомнение компетентность руководства научно-исследовательскими учреждениями?

Что и говорить, незавидный прием применяет автор записки, когда без всяких оснований, без сколь-либо серьезных фактов и аргументации порочит работников Отдела, берет под сомнение их компетентность и квалификацию, упрекает в администрировании. В настоящее время в Отделе науки и учебных заведений из 76 человек работают 13 докторов и профессоров, 32 кандидата наук и доцента. Ведь это не только аппарат, но и по существу большой коллектив ученых. Причем, абсолютное большинство работников Отдела имеют достаточный опыт партийной, научной и педагогической деятельности и со знанием дела, принципиально, вполне культурно, выдержанно проводят линию партии в жизнь.

Естественно, возникает вопрос, можно ли было при некомпетентности работников Отдела, о которой говорит автор записки, подготовить предложения для принятия ЦК КПСС и Советом Министров СССР таких важных документов, как постановление о средней школе и развитии педагогической науки; о совершенствовании работы высшей школы и развитии вузовской науки; о профессионально-техническом образовании и постепенном переводе профтехучилищ на общее среднее образование; о здравоохранении и развитии медицинской науки и целого ряда других документов? А ведь все эти документы готовились в Отделе при самом тесном и широком участии ученых и партийного актива. К сожалению, автор записки оказался в стороне от подготовки этих документов.

2. Теперь кратко остановимся на стиле и методах работы Отдела. После XXIII съезда партии Центральный Комитет КПСС принял важные решения в области развития естественнотехнических и общественных наук. Мы уже информировали об этом Секретариат ЦК КПСС. К подготовке этого документа было привлечено свыше 400 ученых-обществоведов всех крупных научных и учебных центров страны. Они помогли ЦК КПСС разобраться с положением дел в области общественных наук и затем были подготовлены предложения, которые легли в основу решения ЦК КПСС. Этот документ был воспринят с большим одобрением и по существу является программным на длительный период времени для всех обществоведов.

Точно так же вырабатывался документ "О мероприятиях по повышению эффективности работы научных организаций и ускорению использования в народном хозяйстве достижений науки и техники". Сначала этот документ прорабатывался в комиссиях ученых, созданных при Отделе науки, а затем в течение двух дней обсуждался в ЦК КПСС на широком собрании ученых, руководителей министерств, предприятий, организованном с участием промышленных отделов ЦК КПСС. Этот документ и ныне играет огромную роль в развитии научно-технического прогресса. К сожалению, автор записки и на этот раз оказался в стороне от этой весьма демократической формы подготовки документов. Жизнь показала, что такой метод работы позволяет укреплять связь с учеными и научными учреждениями, содействует их творческой деятельности. Именно этому стилю работы нас постоянно учит Политбюро, Секретариат ЦК КПСС, и мы стремимся претворять его в жизнь. Сколько же надо иметь смелости, чтобы упрекать в недемократическом характере руководства наукой.

3. Большого внимания заслуживает вопрос о научно-исследовательской работе ученых-обществоведов. Следует отметить, что в последнее время вышло в свет значительное количество фундаментальной литературы по общественным наукам, которая оказывает ныне и будет оказывать в будущем большую помощь преподавательским и другим идеологическим кадрам. Однако, к большому огорчению, среди изданных работ имеются отдельные слабые и даже незрелые работы, в которых допущены крупные идейно-теоретические ошибки.

В связи с этим Отдел науки и учебных заведений ЦК КПСС рекомендовал отделениям АН СССР и институтам силами ученых разобраться и помочь ошибающимся товарищам в исправлении их ошибок. Именно таким образом было организовано обсуждение ряда работ. Так, в отделении философии и права АН СССР под председательством академика Константинова Ф.В. проходило обсуждение книги "Ленинизм и диалектика общественного развития", в котором приняло участие около 300 человек и выступило 28 научных работников. Книга содержит ряд ценных разделов, но вместе с тем в ней имеются крупные ошибки принципиального характера, о чем нами уже докладывалось ЦК КПСС. По отзыву большинства ученых, это обсуждение прошло на высоком уровне, в деловой, принципиальной обстановке и помогло определить правильные позиции в ряде крупных теоретических вопросов философской науки.

Аналогичное обсуждение проходило под председательством академика Жукова Е.М. на бюро отделения исторических наук АН СССР книги "Историческая наука и некоторые проблемы современности". Книга имеет ряд полезных научных статей. Но в ней оказались и такие статьи, которые являются в корне ошибочными. Не удивительно поэтому, что подобного рода статьи вызвали не только негодование, но и озабоченность ученых. В этой книге дан призыв к "новому прочтению" трудов Маркса, Энгельса, Ленина. Что же это за "новое прочтение", за которое ратуют некоторые авторы? Оказывается, под этим "новым прочтением" имеется в виду пересмотреть ленинское учение о партии, о социалистической революции, о государстве, об общественно-экономических формациях. Вот почему крупные ученые — академики Минц И.И., Поспелов П.Н., Жуков Е.М., Рыбаков Б.А., Гафуров Б.Г., Ким М.И. и другие ученые в своих выступлениях дали принципиальную, глубоко научную, аргументированную критику серьезным ошибкам и извращениям, имеющимся в названной книге.

И, право говоря, мы никак не думали и совершенно не предполагали, чтобы т. Румянцев взял под защиту эти явно ошибочные труды, подверг сомнению вполне демократический характер обсуждения. Более того, он устранился от участия в действительно научном и объективном обсуждении этих работ. А ведь все эти обсуждения проходили в самой Академии под руководством академиков-секретарей отделений АН СССР и директоров институтов. Поэтому по меньшей мере странным является выдвинутый т. Румянцевым миф о якобы "административных действиях в сфере руководства научными учреждениями". Автор записки требует открытых "свободных" дискуссий. Позволительно спросить его, о какой это "свободе" идет речь? Все дело, видимо, в том, что т. Румянцев, будучи вице-президентом АН СССР, отвечающим за общественные науки, ослабил связь с отделениями, институтами Академии наук и оказался плохо информированным о подлинном состоянии дел вверенного ему участка работы.

Далее, т. Румянцев обвиняет печать за то, что она помещает "разносные" критические статьи по поводу тех или иных научных работ и опять же это связывает с деятельностью Отдела, не приводя никаких фактов, подтверждающих эту связь. Известно, что публикация тех или иных материалов в газетах и журналах не входит в компетенцию Отдела науки и учебных заведений и что он не мог давать и не давал никаких указаний по поводу такого рода публикаций. А если говорить по существу, то без активного вмешательства печати нам не удастся исправить допускаемые ошибки.

Кратко о нынешнем состоянии общественных наук. Выше уже говорилось о положительных сторонах их развития. Однако и здесь есть такие вопросы, которые требуют своего дальнейшего решения. Объективно говоря, нам пока не удалось в полной мере использовать огромную армию обществоведов. Этому в известной степени мешает то, что в отдельных обществоведческих институтах проявлялась групповщина, имели место нездоровые настроения у отдельных научных работников. В свое время нами уже сообщалось в ЦК КПСС о том, что райкомы партии г. Москвы вынуждены были пойти на укрепление руководства партийных организаций институтов истории, философии, конкретных социальных исследований АН СССР в связи с серьезными ошибками в их работе.

Хотелось бы также обратить внимание на отсутствие в ряде случаев должной ответственности за качество выполняемых научных работ. Конечно, одной из причин такого положения является то, что многие обществоведческие институты имеют крайне слабую материальную базу, размещены в мало приспособленных помещениях. Поэтому нередко сотрудники вынуждены работать в качестве надомников. Правда, в последнее время принят ряд мер по улучшению материальной базы институтов, и, надо полагать, в ближайшее время эти вопросы будут решены.

Объективно говоря, перспективы дальнейшего развития обществоведческих институтов требуют серьезных мер по улучшению научно-организационного руководства ими со стороны Академии наук СССР. Нам представляется, что улучшение научно-организационного руководства общественными науками даст возможность должным образом объединить не только кадры академических институтов, но и преподавательские кадры вузов, составляющие большую часть кадров обществоведов. И тем не менее, мы считаем, что нет оснований драматизировать положение дел в области общественных наук. Научные и учебные институты имеют достаточно сил и возможностей, чтобы обеспечить успешное решение задач, поставленных ЦК КПСС.

4. Наконец, Отдел науки и учебных заведений считает необходимым проинформировать ЦК КПСС о серьезных упущениях со стороны т. Румянцева в деле подбора и расстановки научных кадров. Нам порой совершенно непонятны его действия в отношении научных кадров. Бросается в глаза неразборчивый и необъективный подход к их использованию. Прежде всего в этой связи надо сказать об Институте конкретных социальных исследований АН СССР, который создан по решению ЦК КПСС. Хорошо помнится, какое пристальное внимание обратил Секретариат ЦК КПСС на важность и ответственность задач этого института, Отдел науки и учебных заведений высказался за то, чтобы во главе этого ответственного института на время формирования был поставлен член ЦК КПСС, вице-президент АН СССР т. Румянцев А.М.

Институт существует уже третий год, и, прямо говоря, положение его крайне тяжелое. Тов. Румянцев не посчитался с советами Отдела, стал комплектовать кадры института из лиц, которые далеко стоят от этой науки или же ранее скомпрометировали себя. Так, например, не было необходимости принимать на работу в институт т. Левита, которого Калужский обком КПСС исключил из партии за явно недостойное поведение. Это решение было подтверждено КПК при ЦК КПСС. Тов. Румянцев и в этом случае не прислушался к партийным рекомендациям и принял его в институт. И только после решительного протеста Калужского обкома партии т. Левит был освобожден от работы в институте. Но, как нам стало известно, через некоторое время он был рекомендован на работу в Институт информации по общественным наукам АН СССР.

Далее, некий т. Амбарцумов, уволенный <...> из Института истории международного рабочего движения, где он работал заместителем директора, был взят на должность зав. сектором Института конкретных социальных исследований. Непонятно также, по каким причинам был привлечен к работе в институте т. Лисичкин, который, как известно, подвергался критике на пленуме ЦК КПСС за выступление в печати, порочащее политику партии в области сельского хозяйства. Перечень таких фактов можно было бы продолжить. На все эти факты неоднократно указывали т. Румянцеву и советовали ему привлечь к работе в этот важный институт серьезных ученых, исследователей, знающих этот предмет. Но он не прислушался к этим советам и, даже когда соглашался с рекомендациями и советами, на деле поступал иначе.

Являясь вице-президентом АН СССР, т. Румянцев зачастую нарушает элементарные принципы коллективного, товарищеского обсуждения вопросов. Как правило, при подготовке общих собраний АН СССР все докладчики представляют в письменном виде свои доклады для ознакомления в президиум Академии. Так делает и президент АН СССР, который, как правило, знакомит и Отдел науки ЦК КПСС с основными положениями своих докладов. Тов. Румянцев же уходит от этого сложившегося порядка. Не удивительно поэтому, что на общем собрании АН СССР в ноябре прошлого года, где обсуждался вопрос о научно-техническом прогрессе, т. Румянцев выступил с путаным докладом и внес сумятицу в обсуждение данного вопроса. В результате его вынуждены были поправлять даже беспартийные академики. В Отделе науки и учебных заведений обратили его внимание на необходимость согласования ответственных докладов и выступлений с президиумом Академии наук, и он согласился с этим.

Итак, из приведенных выше фактов видно, что у автора записки нет никаких оснований к тому, чтобы предъявлять Отделу науки и учебных заведений столь серьезные обвинения. Конечно, в работе Отдела науки и учебных заведений ЦК КПСС имеются недостатки. Он ответственен и за плохую и за хорошую работу в области развития науки. Но принципиальная критика недостатков не имеет ничего общего с той критикой, которая содержится в записке т. Румянцева. Если ЦК КПСС найдет необходимым обсудить вопросы, затронутые в записке т. Румянцева и в записке Отдела науки и учебных заведений, то желательно бы провести такое обсуждение с участием академиков-секретарей отделений Академии наук СССР, президента и вице-президентов АН СССР.

Зав.Отделом науки и учебных

заведений ЦК КПСС

(С.ТРАПЕЗНИКОВ)

Документ 3

Совершенно секретно. N Ct-103/8c
от 28. VII. 1970 г.

Выписка из протокола N 103 8с Секретариата ЦК О записках тт. Румянцева А.М. и Трапезникова СП.

Поручить т.т. Пельше, Демичеву, Пономареву рассмотреть записки т.т. Румянцева A.M. и Трапезникова С.П. и внести предложения. Срок 2 месяца.

Секретарь ЦК

Послано: т.т. Пельше, Демичеву, Пономареву, [приписано от руки] т. Гришину В.Г., т. Пономареву Б.Н.

"В архив — 10.VI.71 г." — указание т.т. Демичева, Пельше и Пономарева (см. записку т. Трапезникова от 24.VII.70 г.).

ЦХСД. Ф.89. Оп. 17. Док. 28. ЛЛ. 1-22.

Публикация М.Г.ПУГАЧЕВОЙ

Как по характеру, так и в силу исторически сложившихся обстоятельств (поскольку всем руководили партийные комитеты, делегировав некоторые функции советским и другим органам) главным институтом власти в СССР был аппарат КПСС. Официально высшая власть в СССР была закреплена за Верховным Советом СССР (делегатов созывали дважды в год в Кремль, чтобы они подняли руки и проголосовали за принятие того или иного закона - и на этом все!) и Советом Министров СССР На деле же главную роль в руководстве страной играли верховные (по уставу) партийные органы - Съезд КПСС (иногда Всесоюзные партконференции) и Центральный Комитет КПСС, собиравшийся, как правило, дважды в год на Пленумы. При этом 6-я статья Конституции только закрепляла политическую власть в стране за партией, но нигде не было никакой расшифровки этого положения: ни в Конституции СССР, ни в каких бы то ни было других законах об этом не говорилось ни единого слова.

А если совсем точно, в текущем повседневном управлении государством главную роль играл не сам ЦК КПСС, как таковой, а аппарат ЦК КПСС. Поясню. В Центральный Комитет КПСС входили члены КПСС и кандидаты в члены ЦК КПСС. Это были, как правило, высшие партийные сановники, «разбавленные» для проформы рабочими, колхозниками, научной и творческой интеллигенцией, дважды в год произносившие на Пленуме вполне откровенные речи о положении в стране и голосовавшие по тому или иному вопросу (кандидаты в члены ЦК имели право выступать, но не голосовать).

Но члены и кандидаты в члены съезжались дважды в год, а аппаратчики работали ежедневно, и все эти сановники (особенно с мест) приезжали к ним на Старую площадь в качестве просителей и ходоков и решения по их делам и вопросам принимались в отделах ЦК, т. е. в аппарате. Эта разница была весьма ощутимой: «В первый же день службы мне объяснили: «Запомните, вы работаете в аппарате ЦК (курсив мой - А.Ш.), само же ЦК - это совсем другое!» .

Понимая свою нелегитимность, аппаратчики старались держаться в тени, и делалось это, по-видимому, несколькими способами, из которых мы знаем о трех.

Первый заключался в том, что в первый же день службы при получении удостоверения работника аппарата ЦК последнему рекомендовалось не предъявлять его без особой на то нужды .

Второй способ - не давать ответов по существу на обращения, письма и т. п. в адрес аппарата, а переслать письмо в другое госучреждение, которое всю ответственность должно было взять на себя. ЦК должен был оставаться чистым и непогрешимым: таким образом, в случае ошибки виновным оказывался любой другой адресат, но ни в коем случае не главный партийный штаб, или того хуже, партия в целом: «Правило было такое: аппарат ЦК письменных ответов не дает, только устные. И в определенный срок. Если мы направляем письмо в какой-нибудь журнал или институт, то те, по своему усмотрению, могли послать человеку ответ в виде письма. Аппарат же- нет!» . Чего было в этой установке больше: заботы об авторитете ЦК (неудачный ответ может бросить на него тень) или же отсутствия доверия интеллектуальным способностям своего аппарата? Возможно, в равной мере и то и другое.

Третий способ. Даже тогда, когда, об аппарате ЦК КПСС нельзя было не сказать, то о нем говорилось вскользь. Пример. Из печати вышел учебник «Партийное строительство» . В нем есть глава «Руководящие органы партии», в которой есть параграф «Партийный аппарат» , где отражена полная схема аппарата ЦК КП союзной республики и всех других нижестоящих организаций, но вот об аппарате ЦК рассказано немного: какие решения по его структуре принимались на XVI съезде (1930 г.), а какие - на XVII съезде (1934 г.). О последнем же, XXIV съезде (1971 г.) сказано лишь следующее: в отчетном докладе прозвучало, что за предшествующие 14 лет численность партии выросла вдвое, а партийный аппарат сократился на 20 %. Далее- только общие слова . Словом, то, что на Западе не было секретом (в чем мы убедимся в дальнейшем), то для граждан СССР оставалось неизвестным.

Аппарат ЦК, имея всю полноту власти в своих руках, имея разветвленную структуру, охватывающую все стороны внутренней и внешней политики, тем не менее был чуть ли не полуконспиративной организацией. При этом наличие таких органов не держалось в секрете и не отрицалось в официальной хронике: лица, занимавшие должности в ЦК, представлялись наравне с государственными.

Была и еще одна точка уязвимости центрального аппарата - управленческая: над ним не было одного главного хозяина, который бы устанавливал правила игры и отвечал бы за аппарат и только. Если у его предшественника - Собственной Его Императорского Величества Канцелярии был Управляющий, если у его преемника - Администрации Президента РФ есть Глава Администрации, то аппарат ЦК такого важного элемента был лишен. Такая ситуация сложилась еще в первые годы его существования, когда им руководило несколько секретарей. Тогда-то было решено выделить главного, чтобы именно он руководил аппаратом через простых секретарей. 3 апреля 1922 г. И.В. Сталин был избран Генеральным секретарем ЦК именно с такими функциями и не более, однако со временем сам И.В. Сталин, не оставляя своего поста, начал совмещать свою основную работу с другими постами, и его роль вышла за рамки простого «главного управляющего». Его преемники продолжили эту традицию. Вот так исторически сложилось, что у аппарата не было непосредственного управляющего, а Генеральный Секретарь руководил всем аппаратом через Секретариат ЦК. Согласно источникам, в 1980-е годы аппарату ЦК КПСС принадлежали следующие структуры: 1) Военный отдел (на его правах существовало Главное Политическое Управление Советской Армии и Военно-Морского Флота); 2) Международный отдел; 3) Оборонный Отдел; 4) Общий отдел; 5) Отдел Административных органов; 6) Отдел внешней торговли; 7) Отдел информации; 8) Отдел культуры; 9) Отдел легкой промышленности и товаров народного потребления; 10) Отдел машиностроения; 11) Отдел международной информации; 12) Отдел науки и учебных заведений; 13) Отдел оборонной промышленности; 14) Отдел организационно-партийной работы - Функциональные секторы: 1) Контроль над партдокументами; 2) Обучения и переобучения кадров, 3) Работа с общественными организациями, Советами и комсомолом; 4) Инспекция; Региональные секторы: 1) Украина, Молдавия; 2) Средняя Азия, Казахстан; 3) Закавказье; Прибалтика, Белоруссия; 15) Отдел плановых и финансовых органов; 16) Отдел пропаганды и агитации - Секторы: пропаганды, агитации, массовой работы, прессы, радио и телевидения; 17) Отдел по работе с заграничными кадрами и выездом за границу; 18) Отдел по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран; 19) Отдел сельского хозяйства и пищевой промышленности; 20) Отдел строительства; 21) Отдел торговли и бытового обслуживания; 22) Отдел транспорта и связи; 23) Отдел тяжелой промышленности и энергетики; 24) Отдел химической промышленности; 25) Экономический отдел; 26) Инспекция; 27) Управление делами .

В Москве, на Старой площади, где размещались основные службы ЦК, работали разные люди. Случайные люди, державшиеся нейтральной позиции, были здесь большой редкостью. Среди работников ЦК были как те, кто проявил себя со временем ярыми антисоветчиками, так и их противоположности.

Разным был интеллектуальный уровень и научный статус: были лица только с одним высшим образованием, а можно было встретить и академиков АН СССР, таких как Г.А. Арбатов, Б.Н. Пономарев, Г.Л. Смирнов, И.Т. Фролов, а также член-корреспондентов АН СССР В.А. Григорьева, В.А. Медведева. Одни получили ученые степени и звания в вузах и научных учреждениях, другие- не покидая стен зданий ЦК. Шла ротация кадров не только в сторону науки, но и прессы (обозреватель отдела сельского хозяйства «Правды» В.И. Болдин стал помощником Секретаря ЦК, В.Н. Игнатенко после работы в ЦК - главным редактором журнала «Новое время», поэт Ю.П. Воронов - «Литературной газеты», Л.П. Кравченко - «Строительной газеты», И.Д. Лаптев - членом редколлегии «Правды», но и он потом возглавил газету «Известия»); из ЦК ВЛКСМ; с близко расположенной Лубянки (В.А. Крючков и Ю.С. Плеханов ушли туда вместе с Ю.В. Андроповым в 1967 г., В.В. Шарапов был рекрутирован помощником генсека в конце 1982 г., подполковник Ю.А. Кобяков перешел из 5-го управления, в ноябре 1988 г. Е.И. Калгин стал начальником 12 отдела КГБ (прослушивание), уйдя с должности помощника генсека ЦК КПСС (уволен сразу после августа 1991 г.), количество же ответработников профильного Отдела административных органов, переместившихся в центральный аппарат госбезопасности, вообще было очень велико; в МИДе, включая посты послов, или, наоборот, с этих постов в ЦК (посол на Кубе А.С. Капто стал 1-м замзавом Отделом пропаганды, а вернулся послом в Северную Корею, В.М. Фалин, работавший в аппарате в 1950-е гг. побывал послом в ФРГ, а потом стал Секретарем ЦК и зав. Международным отделом). Количество работников ЦК, ушедших на посты провинциальных первых секретарей, вообще трудно учитываемо, разве только напомним о Е.К. Лигачеве, ушедшем в Томскую область на 18 лет, чтобы вернуться и со временем стать Вторым в ЦК. Одни, сделав удачный старт в карьере, уходили навсегда, а будущий первый в истории СССР первый секретарь ЦК РСФСР И.К. Полозков, например, поставил «рекорд»: приходил и уходил трижды, работая в Главном Штабе партии в 1975–1978 гг., в 1980–1983 гг., в 1984–1985 гг. и каждый раз возвращался на периферию с повышением. Были и рекордсмены-долгожители: некий Л.О. Оников проработал с 1960 по 1991 г.

Секретари ЦК КПСС были неоднородны по своему положению и функциям. Так, были секретари, одновременно являющиеся членами Политбюро ЦК или кандидатами в члены Политбюро, а такие как В.И. Долгих, Б.Н. Ельцин, В.А. Купцов, Е.К. Лигачев, А.И. Лукьянов, Б.Н. Пономарев, И.Т. Фролов совмещали свою главную должность с заведыванием курируемого отдела (Отделов тяжелой промышленности, строительства, по работе с общественно-политическими организациями, организационно-партийной работы, административных органов, международного соответственно, а последний и вовсе - с постом Главного редактора газеты «Правда»). Большинство же курировало несколько отделов. Семейственности там не наблюдалось, за одним, пожалуй, исключением - помощником у Секретаря ЦК А.Н. Яковлева работал В.А. Кузнецов, сын расстрелянного по «ленинградскому делу» А.А. Кузнецова.

Двое из ответственных работников аппарата ЦК КПСС - Ю.В. Андропов и К.У. Черненко - смогли достичь наивысших постов.

Однако, кроме различий, было на Старой площади и общее: правила поведения, в особенности иерархия и чинопочитание, открывающиеся возможности, возраст, о чем скажем ниже, карьерный путь, с которого не свернешь: «Я попал на эскалатор, с которого по своей воле не сходят, если, конечно, с тобой не произойдет какое-нибудь ЧП. Но такое- редкость» .

В аппарате ЦК проблемы с кадрами как таковой не было… Но вот качество… При ЦК существовало четыре научно-исследовательских и учебных заведения: Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС; Институт общественных наук при ЦК КПСС; Высшая партийная школа при ЦК КПСС; Академия Общественных наук при ЦК КПСС. Они, конечно же, готовили кадры для партаппарата, но, во-первых, как правило, их оканчивали люди уже солидного возраста больше с целью успешного продолжения карьеры, чем получения самых современных знаний по управлению; во-вторых, образование хотя и было максимально качественным для СССР, но строилось на том же марксистско-ленинском идеологическом базисе, что и везде, который на тот момент безнадежно отстал от лучших западных подходов, и ничего более точного даже для высшей элиты партийная наука предложить не могла. Отсутствие своего «Гарварда» сыграло большую отрицательную роль в подготовке кадров.

Управление государством, - если это действительно управление, а не послушное выполнение чужих инициатив, - это очень тяжелый труд и, чтобы им заниматься в полной мере, требуется довольно много энергии, которой не могут похвастаться люди преклонного возраста. Знания, опыт, связи, которыми они могли бы гордиться, тоже многое значат, но как быть с тем, что все физические силы уходят только на то, чтобы уверенно выглядеть на публике? В США каждые четыре года (может быть, и дольше - восемь) команда меняется. В Союзе же при Л.И. Брежневе одна и та же команда проработала почти 20 лет, большинство ее членов при этом перешагнуло пенсионный рубеж…

Однако нижний эшелон ответработников приглашался на работу в цветущем возрасте. Вспоминает как раз один из таких работников: «К сорока годам человек достигает расцвета духовных и интеллектуальных сил. В нем еще не пошла на убыль жизненная энергия, и он полон устремлений. Это хорошо понимали в руководстве государством. И именно в этом возрасте рекрутировались кадры в аппарат ЦК со всей страны» . Мы решили перепроверить эти слова и сделать небольшую выборку (первая цифра - возраст, в котором сотрудник был взят на работу, вторая - количество лет на работе в ЦК): ГА. Арбатов (41/3); С.Б. Арутюнян (39/10); Н.В. Багров (49/1); В.В. Бакатин (46/2); Ю.А. Беспалов (40/7); В.И. Болдин (46/10 (до 1991 г.)); А.-Р.Х-оглы Везиров (40/ 6); А.В. Власов (58/1 (до 1991 г.)); А.И. Вольский (37/19); Ю.П. Воронов (57/2); А.С. Грачев (32/18)… Думаю, на этом можно прерваться для того, чтобы согласиться с вышесказанным. Самый старший- А.В. Власов- до прихода в аппарат успел поработать 1-м секретарем обкома и министром СССР. Молодые сотрудники, конечно же, лучше выполняют тяжелую работу, но кто ими руководил? Тот самый Секретариат, который состоял из лиц пожилого возраста…

ВЛАДИМИР БУКОВСКИЙ И МЕЖДУНАРОДНЫЙ ОТДЕЛ ЦК КПСС В ИНТЕРНЕТЕ

Владимир Тольц:

Несколько месяцев назад в Интернете появился новый сайт: "Архив Буковского".

Владимир Буковский:

Владимир Тольц:

Большинство документов касаются международной деятельности КПСС. На всех гриф: "Секретно", "Совершенно секретно", а то и пуще - "Особая папка", "Особой важности".

Вадим Загладин:

Любые документы, восходившие из архива, носили гриф "Секретно". Считалось, что деятельность КПСС в движении коммунистическом, вообще в международных отношениях - это предмет государственной тайны.

Анатолий Черняев:

Я ничего не утаиваю, вот так и есть: я просто этого ничего не знаю...

Владимир Тольц:

Бывший советский политзаключенный и бывшие сотрудники бывшего ЦК бывшей КПСС в передаче "Владимир Буковский и международные дела советских коммунистов в Интернете ".

Вместе с известным общественным деятелем Владимиром Константиновичем Буковским , (он находится сейчас у нас в пражской студии), в передаче участвуют сотрудники Фонда Горбачева: бывшие заместители заведующего Международным отделом ЦК КПСС Вадим Валентинович Загладин, (свою партийную карьеру он закончил в должности советника Президента СССР) и Анатолий Сергеевич Черняев , (его партийная карьера завершилась должностью помощника Горбачева и сидением с ним в Форосе). С обоими я недавно встречался в Москве.

Первый вопрос - Владимиру Буковскому: об истории появившегося сейчас в Интернете архива.

Владимир Буковский:

Эта история начинается в 1992-м году, когда меня пригласило тогдашнее ельцинское руководство помочь им с процессом в Конституционном суде. (В 92-м году КПСС оспорила в Конституционном суде указ Ельцина, запрещающий КПСС, и они подали в суд, доказывали, что этот указ неконституционен.) Юридическая сторона была сложной, а судьи были известны своими прокоммунистическими настроениями, поэтому ельцинское окружение испугалось.

Мне позвонил Бурбулис и очень меня попросил приехать и помочь им с этим судебным делом. На что я ему сказал: если откроете архивы - приеду, а не откроете - не приеду. Без архивов у вас нет дела, а у меня нет интереса. Они сказали: откроем...

Так и было, архивы на время Конституционного суда были открыты и проходили через специальную президентскую комиссию во главе с Полтораниным, тогдашним министром массовой информации. Они решали, какие из документов, нами запрошенных, можно рассекретить для нужд суда, а какие нельзя. Таким образом, я получил доступ к большому количеству документов.

Комиссия работала довольно широко и почти все, что мы просили, они нам давали. Я конечно прекрасно понимал, что скопировать мне не дадут, дадут прочитать, коль обещали, но скопировать не дадут. Не прямо,- прямо бы отказать они мне не решились, но сказали бы, что не работает ксерокс, нет бумаги и так далее... Поэтому я себе купил портативный компьютер японский и ручной сканер, который по тогдашним временам был новинкой даже на Западе. Я рассчитал, что в России этого еще не видали, и так оно и было. Я приехал довольно нагло в самом суде и в здании ЦК КПСС на Старой площади, где были сами архивы, сидел с этим компьютером и сканером, и сканировал то, что мне было надо из всего накопленного для суда материала. Кончилось все это тем, что по окончанию судебного заседания архивы эти были опять засекречены, был принят закон о 30-ти летнем периоде секретности, и он до сих пор в действии.

Часть из этих материалов, тем не менее, Архивному управлению удалось рассекретить, добиться рассекречивания небольшая часть, которая теперь имеет название "Фонд-89". Она и доступна архивистам и исследователям, более или менее доступна. Но у меня большая часть вот этих документов, представленных в Конституционный суд, у меня примерно в 5 раз больше, чем в "Архиве-89". И по материалам этих документов я уже потом, по окончанию суда, написал книжку "Московский процесс ", она вышла во многих странах: в Германии, во Франции, в Италии, в Польше и так далее. Вышла и в России, очень маленьким тиражом, частным образом издана, на деньги Солженицына, между прочим. Тираж был крошечным, книга сразу разошлась, и на этом все кончилось.

Но поскольку в книге я все документы использовать не мог, это физически невозможно, тогда книга была бы бесконечной, я подумал, что ради исторической правды надо бы мне эти документы сделать доступными для публики, для исследователей. И тогда мои американские друзья, компьютерщики, в частности, такая известная в нашем правозащитном движении Юла Закс , проявили такую инициативу, работали больше года, все перевели на нужные носители и "повесили" на Интернет на одну из страниц университета Джона Хопкинса. Вот там этот архив сейчас и находится, это примерно 1200 документов, общим объемом почти 7 тысяч страниц.

Владимир Тольц:

Почему значительная часть документов вашего архива в Интернете касается деятельности Международного отдела ЦК КПСС? И вообще, расскажите слушателям, что представляет из себя этот документальный блок.

Владимир Буковский:

Как ни странно это звучит, внешняя деятельность КПСС меня интересовала гораздо больше внутренней. Вы поймете, как человек, занимающийся архивами, вы меня поймете, потому что внутреннюю деятельность мы более или менее себе представляли, мы могли не знать каких-то незначительных деталей, конечно, всегда приятно видеть документ, все это верно, но такого ажиотажа, такого рвения что ли у меня посмотреть эти документы особого не было. Мне гораздо была интереснее внешняя деятельность КПСС, которая, кстати говоря, и считается наболее секретная, почему и вот этот 30-летний период секретности. В частности "Фонд-89" не имеет почти никаких документов о внешней политики. Поэтому я сосредоточился ровно на этом.

Владимир Тольц:

Вопрос моим московским собеседникам: а с чем связана такая секретность деятельности ЦК и Международного отдела, в котором они работали, в частности?

Вадим Загладин:

Любые документы, исходившие из отдела, носили гриф "Секретно", потому что считалось, что деятельность КПСС в движении коммунистическом, вообще в международных отношениях - это предмет государственной тайны.

Анатолий Черняев:

Ничего вам сообщить не могу. Но, тем не менее, я ничего не утаиваю, вот так и есть - я просто этого ничего не знал. И ко всей этой проблематике - финансовой, закрытой, подпольной - я по службе никакого отношения не имел.

Владимир Тольц:

У Владимира Буковского свое объяснение...

Владимир Буковский:

Просто сама деятельность КПСС была секретной, они были секретной организацией. Даже в одном документе Андропова встречается "Конспиративные документы ЦК ". То есть они как бы были в подполье, в 17-м году они победили, но партия из подполья до конца не вышла, она находилась в подполье, и поскольку она занималась распространением мировой революции, и задача была их, задача как таковая, была вызвать мировую революцию, а СССР был лишь плацдармом этой революции.

Владимир Тольц:

Бывшие заместителя заведующего Международным отделом ЦК КПСС Вадим Загладин и Анатолий Черняев обсуждают деятельность этого учреждения и его документы, попавшие в Интернет, благодаря находящемуся в нашей пражской студии Владимиру Буковскому.

Думаю, нашим слушателям, многие из которых уже смутно представляют структуру и деятельность канувшего в Лету ЦК, не лишним будет пояснить, чем же конкретно занимался Международный отдел это организации, какие цели перед ним ставились и как они достигались.

Вадим Загладин:

Его официальная задача заключалась в том, чтобы поддерживать отношения с коммунистическими рабочими партиями всего мира. Затем постепенно эти функции расширялись, потому что включились в орбиту нашей работы так же социалистические, социал-демократические партии, а затем вообще разные политические партии, с которыми мы поддерживали связь.

Анатолий Черняев:

Международный отдел был продолжением Коминтерна и даже в своих первоначальных кадрах руководящих он унаследовал Коминтерн. И Пономарев вышел из Коминтерна, где был помощником Димитрова одно время. И главная функция - это связь между КПСС и коммунистическими партиями всего мира. Отдел был органом Центрального Комитета, выполнял определенные функции Центрального Комитета.

У Центрального Комитета была идеология, смысл конечный этой идеологии состоял в том, что человечество неизбежно и неумолимо придет к коммунизму. Соответственно и функции отдела заключались в том, чтобы иметь какие-то кадры, которые готовили пришествие коммунизма, которые готовили это идеологически, политически и в виде совершенно конкретных каких-то организационных взаимосвязей. Так что наша работа была подчинена этой идеологии и этой цели.

Владимир Тольц:

А сами сотрудники отдела, они верили в эту химеру - в возможность достижения этой цели?

Вадим Загладин:

Если говорить конкретно о людях, которые там работали, то у них была разная степень цинизма, разная степень верования в эту конечную цель. Я относился к людям, которые никогда не верили, что коммунизм возможен. Тем не менее, жизнь меня определила на эту службу, и я добросовестно и честно служил.

Владимир Тольц:

Сколь же эффективна была деятельность этого коллектива людей с различной степенью цинизма? Собственно, общий финал известен - крах международного комдвижения, его, правда, нельзя числить как заслугу одного лишь Международного отдела ЦК. Но меня сейчас интересует частный вопрос, без ответа на который трудно оценить документы "архива Буковского": как оценивали эффективность своей работы сотрудники отдела и их начальство - Политбюро?

Вадим Загладин:

Эффективность может оцениваться с разных позиций. Если говорить об эффективности в смысле эффективности выполнения поручений руководства, то я бы сказал, что у нас эффективность была очень высокая, все поручения выполнялись, безусловно. И по-моему, на хорошем уровне, потому что Международный отдел отличался от всех остальных очень высокой концентрацией специалистов.

Другая сторона эффективности: повлияла ли на, скажем, оздоровление комдвижения или придания ему прочности, долговременности существования или нет? Конечно, здесь ответ должен быть отрицательным, но не в силу того, что отдел плохо работал, а в силу того, что само комдвижение постепенно приходило в период упадка.

Но мы старались, особенно выступая перед аудиториями не отдельскими, не цековскими, как-то объяснять, говоря о том, что период приспособления к новым условиям идет, период перестройки какой-то внутренней работы. Но фактически речь шла о том, что постепенно движение утрачивало свои возможности, ибо оно все больше приходило в противоречия с требованиями времени, с требованиями политики своих собственных стран, с их ситуациями. Догматическая струя в комдвижении, она становилась большим препятствием на пути его работы, и эту струю мы и не могли никак переломить, потому что мы сами стояли на этих позициях.

Владимир Тольц:

Документ из архива Буковского:

"Совершенно секретно"

Особая папка Ѕ 2309.

ЦК КПСС. Вопрос руководства компартии Сальвадора.

Генеральный секретарь ЦК коммунистической партии Сальвадора товарищ Хандаль в начале июля сего года посетил СРВ, где был принят Генеральным секретарем ЦК коммунистической партии Вьетнама товарищем Ле Зуаном. Как сообщил товарищ Хандаль, в беседе с товарищем Ле Зуаном он поставил вопрос о предоставлении вьетнамской стороной сальвадорским товарищам, ведущим вооруженную борьбу против военной хунты, оружия (это слово вписано от руки) западного производства. Эта просьба была удовлетворена. Однако товарищ Ле Зуан, как сообщил товарищ Хандаль, посоветовал по вопросу транспортировки обратиться к советским товарищам. В связи с этим товарищ Хандаль направил в ЦК КПСС просьбу (шифртелеграмма из города Гаваны, специальный номер 662 от 30 июля сего года) оказать помощь в транспортировке из города Ханоя в город Гавану самолетами "Аэрофлота" партиями (далее от руки-В.Т.) оружия и боеприпасов весом 60-80 тонн. Что касается переброски оружия из города Гаваны в Сальвадор, то об этом товарищ Хандаль договорился лично с товарищем Фиделем Кастро. Полагали бы возможным удовлетворить просьбу товарища Хандаля и поручить транспортировку (опять от руки-В.Т.) оружия для сальвадорских друзей из города Ханоя в город Гавану в сентябре-октябре сего года Министерству гражданской авиации. Расходы по доставке указанного груза в город Гавану можно было бы отнести за счет ассигнований по Госбюджету СССР на оказание безвозмездной помощи иностранным государствам. С заместителем министра гражданской авиации товарищем Павловым С.С. и первым заместителем министра финансов СССР товарищем Деменцевым В.В. согласовано.

Заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС А.Черняев.

Ѕ 25 С 1458."

Владимир Тольц:

В мае 99-го в Горбачев-Фонде я прочел этот документ и другие бумаги с той же подписью о военно-диверсионной подготовке 30-ти товарищей из Латинской Америки Анатолию Сергеевичу Черняеву и спросил его: что за жизнь стояла за этими "сов.секретными" документами?

Анатолий Черняев:

На счет жизни я вам ничего объяснить не могу, потому что, если и правильно там стоит моя подпись, наверное, она там и стоит, а может и заделана только была, но я никогда Латинской Америкой не занимался, никакого отношения к ней никогда не имел.

Единственный раз я ездил в Чили, во главе делегации был Жуков, журналист "Правды", но к Латинской Америке я никакого отношения не имел никогда. Испанского языка не знаю, людей не знаю ни одного персонально, кроме тех, с кем познакомился тогда в Чили.

Я не исключаю, что я случайно мог оказаться "на хозяйстве" в это время, допустим, не было первого зама, не было Пономарева, не было Брутенца , который занимался Латинской Америкой или кто-то другой, кто занимался, специальный зам по профилю. Я занимался скандинавскими странами, Англией, Соединенными Штатами Америки, иногда по совместительству Францией и Италией, Испанией, иногда Германией, но это тоже было случайно.

Моя работа в Международном отделе была собственно литературно-теоретическая: составляли информацию, составляли проекты докладов Пономареву и руководству политбюро и публичные выступления Пономарева . Участвовали мы в составлении докладов Брежневу , других членов Политбюро. Моя работа состояла в этом. Если и действительно моя подпись там есть, то на этом мое участие в этой работе оно и заканчивалось, больше я ничего про этих сальвадорцев, про этих уругвайцев, кто там упомянут, ничего с начала и до конца ничего не знал.

Владимир Тольц:

Еще один документ из архива Буковского:

"Совершенно секретно. Особая папка.

ЦК КПСС. Просьба Генерального секретаря компартии США товарища Геса Холла.

Генеральный секретарь компартии США товарищ Гэсс Холл обратился с просьбой принять в городе Москве на спецобучение своего личного представителя, который будет выполнять его специальные поручения. Член руководства партии, выполнявший особые поручения товарища Гэсс Холла в течении длительного времени, в связи с тяжелой болезнью освобожден от этих обязанностей. Считали бы возможным удовлетворить просьбу товарища Гэсса Холла. Прием и обслуживание представителя товарища Геса Холла возложить на Международный отдел и управление делами ЦК КПСС, а организацию обучения в течение 60-ти дней на комитет Государственной безопасности СССР. С Председателем Комитета Государственной безопасности СССР товарищем Андроповым согласовано. Расходы по проезду представителя товарища Геса Холла из США в СССР и обратно, а так же по пребыванию в СССР отнести за счет партбюджета. Проект постановления ЦК КПСС прилагается.

Ѕ 25 С 1597".

Владимир Тольц:

В мае 99-го о спецподготовке "американских товарищей" Вадим Валентинович Загладин припомнил немного:

Вадим Загладин:

Насчет Соединенных Штатов не знаю, потому что я специально этой партией не занимался и мне никогда не попадали документы такого рода.

Владимир Тольц:

Недавно в Москве, собирая материал для будущей серии программ о конце КПСС, Советского Союза, и о том, что выросло на их руинах , я встретился со многими членами, работниками ЦК, в том числе с бывшими в разное время заместителями заведующего Международным отделом ЦК КПСС Вадимом Валентиновичем Загладиным и Анатолием Сергеевич Черняевым. Полностью с записями этих бесед я познакомлю вас, когда в эфир пойдет сейчас лишь еще задумываемая серия передач об истории конца партии и Союза. Но а сегодня я выбрал лишь некоторые фрагменты этих записей, относящиеся к документам архива Буковского.

Когда читаешь опись архива, поневоле замечаешь, как много материалов связано со спецподготовкой: это и шифровальное и радиодело, и военно-диверсионное обучение, и много еще что иностранных коммунистов. Вот несколько строк их этой описи наугад:

"Август 70-го. Вопрос КГБ; решение Политбюро об организации служебной шифровальной связи органа ЦК Итальянской компартии, занимающегося вопросами организации радиосвязи с КГБ.

Май 74-го. Об оказании спецпомощи Итальянской компартии. Решение политбюро Ѕ П 136/53. Спецподготовка 12-ти человек.

Январь 79-го. О просьбе руководства Итальянской компартии. Постановление Секретариата ЦК. Спецподготовка 15-ти человек.

Май 80-го. О просьбе руководства Португальской компартии. Постановление Секретариата ЦК. Приобретение спецтехники иностранного производства.

Май 88-го. О просьбе руководства Прогрессивной партии трудового народа Кипра. Постановление Секретариата. Спецподготовка.

Январь 89-го. Об обращении руководства рабочей партии Ирландии. Записки Международного отдела ЦК от 6-го января 89-го и КГБ от 21-го декабря 88-го. Отказ от спецподготовки пяти человек".

Когда все это читаешь, начинает казаться, что забота об этой самой "спецподготовке" была одной из важнейших проблем Международного отдела ЦК и цековского секретариата. Впрочем, Вадим Загладин считает иначе...

Вадим Загладин:

Могу сказать, что "важнейшее" - это уже совершенное преувеличение. Такие действительно бывали случаи, когда нас партии просили о подготовке, скажем, радистов, имея в виду возможность чрезвычайного положения в их странах. Кроме того были движения народно-освободительные, которые вели борьбу вооруженную, естественно, им нужна была подготовка. Если речь шла об обычных военных, этим занимались другие, а если речь шла о партийных кадрах, которые должны были вести вооруженную борьбу, то этим занимался и Отдел, в том числе. Поэтому спецоперации касались только этих групп лиц.

Владимир Тольц:

Я обратил внимание Вадима Валентиновича на то, что часто спецподготовку проходили представители компартий тех демократических стран, где ни военным переворотом, ни грядущей диктатурой и не пахло, например, Италия и Франция, которые он хорошо знает.

Вадим Загладин:

Что касается Итальянской и Французской, вот вы человек, который хорошо знаете Запад, все-таки, видимо, переоцениваете его в каком-то смысле. Потому что итальянские товарищи, я очень хорошо знал всю работу Итальянской партии, ситуацию в стране и до сих пор очень люблю эту страну, людей, с которыми я там встретился раньше и сейчас встречаюсь, там несколько раз возникали ситуации, когда партия могла быть запрещена, когда мог быть государственный переворот, и они должны были готовится на эти случаи. Потому что сидеть и просто ждать, когда вас упрячут за решетку - это совершенно не та позиция, которую должен занимать разумный человек.

Владимир Тольц:

Из архива Буковского:

"Ѕ 0104. ЦК КПСС. О просьбе руководства Итальянской компартии.

Руководство Итальянской компартии (тов. Пеккиоле), обратилось в ЦК КПСС с просьбой направить в СССР на (далее от руки-В.Т.) спецподготовку 15-ти итальянских коммунистов. Считали бы возможным удовлетворить просьбу руководства ИКП. С комитетом Госбезопасности СССР товарищем Чебриковым вопрос согласован.

Проект постановления ЦК КПСС прилагается.

Заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС В.Загладин.

Ѕ 25 С 64".

Ну, вот, к примеру: зачем итальянским коммунистам готовить шифровальщиков?

Вадим Загладин:

На те же случаи. Они никогда не поддерживали с нами шифровальную связь, может быть друг с другом поддерживали, не знаю, это вполне допускаю, что какие-то парторганизации с центром своим поддерживали шифрованную связь. Почему нет? Этим занимаются и другие...

Владимир Тольц:

Из архива Буковского:

"Подлежит возврату в течении 24-х часов. ЦК КПСС, Общий отдел, первый сектор.

Совершенно секретно. Особая папка.

Товарищам Андропову, Пономареву.

Вопрос Комитета Госбезопасности при Совете Министров СССР. Первое: согласиться с предложениями, изложенными в записке Комитета Госбезопасности при Совете Министров СССР от 28-го июля 1970-го года Ѕ 2052-А. Второе: поручить Международному отделу ЦК КПСС рекомендовать ЦК итальянской коммунистической партии определить необходимость проведения переподготовки радистов итальянской коммунистической партии, учитывая, что из-за давности их обучения (начала 68-го года), они могли забыть правила работы на быстродействующих радиостанциях. Совместно с комитетом Госбезопасности при Совете Министров СССР определить согласованные с ЦК ИКП практические меры по организации служебной шифрованной связи органами ЦК ИКП, занимающегося вопросами организации радиосвязи с комитетом Госбезопасности при Совете Министров СССР. Третье: разрешить Комитету Госбезопасности при Совете Министров СССР передать безвозмездно итальянской коммунистической партии 5 радиостанций "Селенга" с соответствующей комплектацией и Министерству внутренних дел Народной Республики Болгарии 2 комплекта приемной аппаратуры типа "Сдвиг-69" с запасным имуществом. Обеспечить ЦК ИКП необходимой шифродокументацией, для организации закрытой служебной линии связи с комитетом Госбезопасности при Совете Министров СССР.

Секретарь ЦК."

Владимир Тольц:

Расспрашивал я о "спецподготовке" и Анатолия Черняева.

Анатолий Черняев:

Вот вы мне можете предъявить эти документы, пусть я признаю, что там стоит моя подпись, но кроме этой подписи никакого участия в судьбе вот этих людей, за которых я хлопотал, в их дальнейшем, приехали ли они, учились ли, куда потом делись - ничего вам сообщить не могу. Но наш отдел действительно занимался и вот в этой Ленинской школе было подразделение, в Пушкино, там, где они жили, где они секретно работали; это более менее легальная была организация, там несколько человек, десятка полтора-два, из разных стран обучались разным приемам подпольной вооруженной борьбы. Вот все, что я слышал.

Владимир Тольц:

При знакомстве с "Архивом Буковского", обращаешь внимание и на плотность и многообразие связей Международного отдела ЦК с КГБ. Как строились отношения двух этих контор?

Вадим Загладин:

Я был первым заместителем заведующего Отделом, фактически руководил Отделом не только когда Пономарева не было, но и в повседневной работе и могу вам сказать, что, во-первых, КГБ никогда нами не командовало, абсолютно, исключено было полностью, наоборот - да. Во-вторых, я лично имел контакты с КГБ в тех случаях, когда просил их или что-то узнать, или направить какую-то информацию мне, которая получалась по их каналам или в других случаях, это уже делал Пономарев , потом делал Добрынин , когда речь шла о передаче средств партии. Это делалось через КГБ, но этим занимались исключительно высокие руководители отдела, я уже не мог заниматься. Я мог дать рекомендацию, давать - не давать, скажем, что-то, но все вопросы, касающиеся передачи того, что делалось через КГБ, этим я не занимался. Третье - в период перестройки я чаще контактировал с КГБ, но совсем по другим вопросам. Речь шла главным образом и прежде всего о том, чтобы способствовать освобождению тех или иных узников совести или разрешить кому-то выезд заграницу, потому что абсурдность задержания этих людей, она любому из наших работников была ясна сразу, давно, до перестройки, но мы ничего не могли сделать.

Владимир Тольц:

Один из упомянутых Вадимом Загладиным случаев освобождения еще до перестройки - обмен сидевшего в советской тюрьме Владимира Буковского на арестованного в Чили главу тамошней компартии Луиса Корвалана. Документы по этому сюжету в архиве Буковского тоже имеются, но функции Международного отдела в этом случае Владимир оценивает более, чем скромно:

Владимир Буковский:

Вы знаете, занимался этим все-таки не Международный отдел, он какие-то справки готовил, но решения эти принимались только Политбюро. Это почему-то считалось, вообще все, что касалось диссидентов, как не смешно может показаться, решалось только Политбюро на самом высоком уровне. И конечно вопросы обмена, естественно, поскольку это касается внешней политики. Международный отдел мог готовить справки по этому поводу, в частности, по моему обмену в Международном отделе занимался человек, который курировал Латинскую Америку - Брутенц. Вот его подпись под многими документами периода переговоров о моем обмене стоит, по понятной причине - коль скоро Чили страна моего "подельника" Корвалана, на которого меня обменяли, то надо было иметь какие-то отношения с Чили, знать, взаимодействовать и так далее, именно занимался этим в Международном отделе Брутинц. Но он не принимал решений, он готовил только справки, все решения принимались политбюро. Скажем, окончательный документ Политбюро при моем обмене,- за 4 дня до обмена он была принят, где-то 14-15-го декабря,- там стоят три подписи: там стоит подпись Громыко, Андропова, Пономарева - главы Международного отдела. Так что все равно на окончательной стадии решения в Политбюро глава Международного отдела имел как бы равный голос со всеми, он представлял это решение.

Что же касается более позднего периода, перестроечного, когда, как мы знаем, освободили довольно много, - почти всех политзаключенных,- то и тогда этот вопрос решался исключительно политбюро. Международный отдел имел к этому очень косвенное отношение, поскольку никакие такие тонкие вещи (типа Чили и так далее) не были задействованы, Международный отдел в данном случае даже справок не составлял. Вот те решения Политбюро, которые я видел, делались как правило на основе докладов КГБ, сообщавших о наличии политзаключенных, их количестве, о степени их готовности к раскаянию, скажем, и так далее, поскольку Горбачев освобождал только тех, кто был готов дать подписку о непродолжении своей деятельности, только под самый конец он стал освобождать всех подряд, а в начальный этап освобождения он требовал от заключенного дать такую подписку. Так вот, доклады шли из КГБ, (не из Международного отдела), о состоянии дел с политзаключенными и решались всегда на уровне Политбюро.

Что касается Корвалана, то я нашел довольно много интересных документов. Наш обмен весь есть конечно у меня в документах, в решениях Политбюро, это более-менее известно. Но оказалось, что было еще продолжение у этой истории, что в 83-м году Корвалан, как сказано, по его собственной просьбе, был заслан нелегально назад в Чили. Ему сделана была пластическая операция, были выданы поддельные документы, и вот с этими поддельными документами и сильно измененной внешностью он нелегально въехал в Чили, где руководил подпольной борьбой коммунистов против Пиночета. В 89-м году он оказался в дурацкой ситуации: Пиночет ушел, провел выборы и ушел на пенсию, ушел из политики, в стране вроде бы уже демократия, а он, как говорится, "поезда все еще под откос пускает". И вот он пишет, докладывает в ЦК, а Международный отдел докладывает в Политбюро, о том, что, было бы хорошо, товарища Корвалана привести назад нелегально в Москву, изменить ему опять внешность на прежнюю и выдать ему старые легальные документы, чтобы он мог легально поехать в Чили и уже легально заниматься политической деятельностью, что и было сделано в 89-м году. Однако, как утверждает сам Корвалан, вторая пластическая операция была неудачна. В прошлом году российское телевидение сделало довольно большую программу про весь наш обмен, и они не поленились съездить в Чили и взять интервью у Корвалана. Так вот Корвалан жалуется, что нос, знаменитый его нос с горбинкой, отчего его подпольная кличка была "Орел", им никогда не удалось восстановить полностью, он потерял свой как бы главный признак, торговую марку свою - вот этот нос орлиный. Он был явно этим расстроен и ругался.

Владимир Тольц:

Справедливости ради надо отметить, что в доступном теперь всем пользователям Интернета архиве Буковского не все важные тайны сферы деятельности Международного отдела ЦК КПСС представлены равнозначно полно. Связано это и с тем, какие документы были доступны в ходе подготовки к заседаниям Конституционного суда Владимиру Буковскому и с его личными предпочтениями и интересами.

Возьмем, к примеру, такую важную, наиболее неизученную проблему, как транспортировка за рубеж денежных средств партии , и - это тоже очень важно - денег из Госбюджета, которыми Политбюро распоряжалось с легкостью, как своими партийными. В "Архиве Буковского" много материалов о помощи так называемым "фирмам друзей", о передаче денежных средств партии тем или иным партиям. Суммы значительные, иногда в миллион и более долларов. Правда, моим нынешним собеседникам из тогдашнего ЦК они кажутся незначительными.

Вадим Загладин:

Прежде всего я хочу обратить внимание ваше и слушателей наших на то, что суммы, которыми располагал из Госбюджета Международный отдел, точнее не Международный отдел, а Политбюро ЦК, потому что все суммы выделялись Политбюро ЦК, это все суммы совершенно незначительные, это копейки по сравнению с теми суммами, которые тратились в стране или вне страны. Ведь если взять подчас наших взяточников, то каждый из них взял в десятки раз больше, чем за год выделялось всем братским партиям, в сотни раз больше!..

Владимир Тольц:

Здесь мы с Вадимом Валентиновичем Загладиным в оценках расходимся. Ведь, скажем, одному лишь Гэссу Холлу в 76-м одноразово выдали на компенсацию расходов по избирательной кампании два миллиона долларов, помножьте это на сто - таких взяток и сейчас никто не отхватывает! Ну, а если вернуться к "Архиву Буковского", таких документов там, повторяю, много. Генеральных документов о коммерциализации КПСС и о перекачке ее богатств за рубеж, вроде известного исследователям меморандума Фалена от 28-го марта 90-го года, нет. К сожалению, и мои собеседники из Международного отдела не могли восполнить этот архивный пробел - не занимались мы, мол, этим... Тема, однако, менее важной от всего этого не становится, к ней я еще вернусь.

А сейчас давайте о не менее важном - о крахе международного коммунистического движения.

Вадим Загладин:

Постепенно движение утрачивало свои возможности, ибо оно все больше приходило в противоречие с требованиями времени, с требованиями политики своих собственных стран, с их ситуацией. Догматическая струя в комдвижении, она становилась большим препятствием на пути его работы. И эту струю мы не могли никак переломить, потому что мы сами стояли на этих позициях. Собственно и задача заключалась в том, как говорилось тогда, чистоту марксизма-коммунизма или как говорил кто-то из наших товарищей: работали как банно-прачечный трест.

Владимир Тольц:

Банно-прачечный трест этот, как известно, прогорел, остались его бумаги, ставшие доступными нам - клиентом этой бани,- как это ни парадоксально, благодаря одному из активнейших противников всемирно-коммунистического помыва. Сейчас он говорит мне о том, что создал - об "Архиве Буковского " - так...

Владимир Буковский:

Понимаете, одной из задач, одной из целей помещения моего архива в Интернет и является попытка как бы поощрить открывание дальнейшее архивов. Ведь получается совершенно абсурдная вещь - эти документы, которые вы сейчас можете увидеть на Интернете, кликнув "мышкой", они до сих пор секретны в России, если вы придете в архив, вам их не дадут, а в Интернете вы их можете посмотреть. Вот создавая такую явно абсурдную ситуацию, я этим как бы хотел власть сподвигнуть на то, чтобы по крайней мере рассекречивать ну хотя бы уже эти документы. К сожалению, ничего этого не сделано, цели своей мы не достигли, и эти документы продолжают быть секретными в России, но в принципе, они висят как упрек нынешней российской власти. А начавши рассекречивать эти документы, они могут рассекретить и дальше.