Как быстро проходит влюбленность и по каким моделям развивается любовь. Зигмунд фрейд психология отношений

Каждый, кто начинает заниматься психоанализом, вначале, наверное, опасается трудностей, которые уготовят ему толкование мыслей больного и задача репродукции вытесненного. Но вскоре он будет расценивать эти трудности как незначительные, но взамен обретет убеждение, что единственные по-настоящему серьезные трудности встречаются при обращении с переносом.

Из ситуаций, которые здесь возникают, я хочу выхватить одну-единственную, четко описанную, — как из-за ее частоты и реальной значимости, так и из-за ее теоретического интереса. Я имею в виду случай, когда пациентка женского пола недвусмысленными намеками дает понять или говорит об этом открыто, что, подобно любой другой смертной женщине, влюбилась в анализирующего ее врача. Эта ситуация имеет как свои неприятные и комичные стороны, так и серьезные; она также настолько запутана и разнообразно обусловлена, столь неизбежна и трудноразрешима, что ее обсуждение давно удовлетворило бы жизненную потребность аналитической техники. Но так как мы сами не всегда избавлены от ошибок, над которыми насмехаемся у других, то до сих пор не очень-то настаивали на выполнении этой задачи. Мы снова и снова сталкиваемся здесь с обязанностью не разглашать врачебную тайну, без которой в жизни нельзя обойтись, но которая ни к чему в нашей науке. Поскольку психоаналитическая литература принадлежит также к реальной жизни, здесь получается неразрешимое противоречие. Недавно в одном месте я пренебрег секретностью и намекнул, что такая же ситуация с переносом затормозила развитие психоаналитической терапии в ее первые десять лет 1.

1 «Об истории психоаналитического движения» (1914[d]). [Это относится к затруднениям Брейера, связанным с переносом, в случае Анны О. (1895d).]

Для благовоспитанного дилетанта — каковым, пожалуй, является для психоанализа идеальный культурный человек — любовные истории со всем остальным несопоставимы; они, так сказать, из другой оперы и не терпят никакого другого к себе отношения. Если, стало быть, пациентка влюбилась в врача, то он подумает, что в таком случае имеются только два выхода: более редкий, что все условия допускают законное объединение обоих на долгое время, и более частый, что врач и пациентка разойдутся и прекратят начатую работу, которая должна была послужить выздоровлению, как нарушенную стихийным бедствием. Разумеется, допустим и третий выход, который вроде бы даже совместим с продолжением лечения, установление незаконных и недолговечных любовных отношений; но, пожалуй, его делают невозможным гражданская мораль, равно как и звание врача. Тем не менее дилетант попросил бы себя успокоить как можно более ясным заверением аналитика, что этот третий случай полностью исключен. Очевидно, что точка зрения психоаналитика должна быть другой.

Представим второй случай выхода из обсуждаемой ситуации, когда врач и пациентка расстаются после того, как пациентка влюбилась во врача; лечение прекращается. Но состояние пациентки вскоре делает необходимой вторую аналитическую попытку у другого врача; и тут выясняется, что пациентка чувствует себя влюбленной также и в этого второго врача, и точно так же, когда лечение прекращается и начинается новое, она влюбляется в третьего и т. д. Этот со всей определенностью возникающий факт, составляющий, как известно, одно из оснований психоаналитической теории, может найти два применения: одно для анализирующего врача, другое — для нуждающейся в анализе пациентки.

Для врача он означает ценное разъяснение и хорошее предостережение по поводу лежащего у него наготове контрпереноса. Он должен сознавать, что влюбленность пациентки обусловлена аналитической ситуацией и не может быть приписана достоинствам его персоны, что, стало быть, у него нет оснований гордиться таким «завоеванием », как это назвали бы

1 [Вопрос о «контрпереносе» Фрейд затронул еще в своем докладе на Нюрнбергском конгрессе (1910d). Он возвращается к нему еще раз ниже, с. 225 и с. 228—229. Помимо этих пассажей, в других опубликованных произведениях Фрейда эта проблема в явном виде нигде больше не обсуждается.]

вне анализа. И никогда не мешает об этом напомнить. Для пациентки же получается альтернатива: она должна либо отказаться от психоаналитического лечения, либо смириться с влюбленностью во врача как неизбежной судьбой 1.
Я не сомневаюсь в том, что родственники пациентки с такой же решительностью будут высказываться за первую из обеих возможностей, как анализирующий врач за вторую. Но я думаю, что это случай, в котором нельзя уступать решение нежной — или скорее эгоистично ревнивой — заботе родственников. Решающее значение должен был иметь интерес больной. Однако любовь родственников не может излечить невроз. Психоаналитику не стоит себя навязывать, но он может представить себя незаменимым для оказания определенных услуг. Кто в качестве родственника разделяет позицию Толстого по отношению к этой проблеме, пусть продолжает безмятежно владеть своей женой или дочерью, но должен постараться стерпеть, что у нее сохранится также невроз и с ним связанное нарушение ее любовной способности. В конце концов, это такой же случай, как и случай гинекологического лечения. Впрочем, ревнивый отец или супруг глубоко заблуждается, полагая, что пациентка избежит влюбленности во врача, если для преодоления ее невроза изберет другое лечение, отличное от аналитического. Различие скорее будет лишь в том, что такая влюбленность, которой уготовано остаться невыраженной и непроанализированной, никогда не внесет того вклада в выздоровление больной, которого добился бы от нее анализ.

Мне стало известно, что отдельные врачи, которые практикуют анализ, зачастую 2 подготавливают пациентов к появлению любовного переноса или даже просят их «влюбиться только во врача, чтобы анализ продвигался успешно». Мне " непросто представить себе более несуразную технику. Этим лишают феномен убедительного свойства спонтанности и подготавливают самому себе с трудом устраняемые затруднения 3.

1 То, что перенос может выражаться в других и менее нежных чувствах, известно и не нуждается в обсуждении в этой статье. [См. работу «О динамике переноса» (1912b).]
2 [Вместо этого слова только в первом издании стоит: «заблаговременно».]
3 [Только в первом издании этот абзац, носящий характер вставки, набран петитом.]

Вначале, правда, не кажется, что из влюбленности в переносе может возникнуть что-то полезное для лечения. Пациентка, даже самая покладистая до сих пор, вдруг утратила понимание и интерес к лечению, ни о чем другом говорить и слышать не хочет, кроме как о своей любви, на которую она требует ответа; она отказалась от своих симптомов или ими пренебрегает, более того, она объявляет себя здоровой. Происходит полное изменение сцены, как будто игра сменяется неожиданно вторгающейся действительностью, подобно тому, как во время театрального представления раздается пожарная тревога. Тому, кто в качестве врача переживает это впервые, нелегко сохранить аналитическую ситуацию и избежать заблуждения, что лечение действительно завершилось.

Немного поразмыслив, затем разбираешься в этом. Прежде всего вспоминаешь о подозрении, что все, что мешает продолжению лечения, может быть выражением сопротивления1. К проявлению бурных любовных требований, несомненно, во многом причастно сопротивление. Ведь признаки нежного переноса были уже давно заметны у пациентки, а ее уступчивость, ее согласие со всеми объяснениями анализа, ее прекрасное понимание и смышленость, которые она проявляла при этом, разумеется, можно было отнести на счет такой ее установки в отношении врача. Теперь все это словно ветром сдуло; больная стала совершенно неблагоразумной, она словно растворяется в своей влюбленности, и эта метаморфоза регулярно происходила в определенный момент, именно тогда, когда ей нужно было признать или вспомнить особенно неприятный и вытесненный фрагмент из истории ее жизни. Стало быть, влюбленность существовала давно, но теперь сопротивление начинает ею пользоваться, чтобы воспрепятствовать продолжению лечения, чтобы отвлечь весь интерес от работы и чтобы поставить анализирующего врача в неловкое положение.

Если присмотреться, то в ситуации можно выявить также влияние осложняющих мотивов, отчасти таких, которые

1 [Еще категоричнее Фрейд это утверждал еще в первом издании «Толкования сновидений» (1900а), Studienausgabe, т. 2, с. 495. Однако в 1925 году он добавил к тому пассажу пространное примечание, в котором разъясняет его смысл и уточняет предыдущую формулировку.]

присоединяются к влюбленности, отчасти же — особых выражений сопротивления. К мотивам первого рода относятся стремление пациентки убедиться в своей неотразимости, подорвать авторитет врача, принизив его до положения возлюбленного, и все, что прельщает в качестве побочной выгоды при любовном удовлетворении. По поводу сопротивления можно предположить, что оно иногда пользуется объяснением в любви как средством, чтобы испытать строгого аналитика, после чего в случае своей уступчивости ему следовало бы ожидать строгого внушения. Но прежде всего создается впечатление, что сопротивление в качестве agent provocateur усиливает влюбленность и преувеличивает готовность отдаться, чтобы затем тем убедительнее оправдать действие вытеснения, ссылаясь на опасности подобной распущенности. Вся эта мишура, которой в более чистых случаях может и не быть, как известно, рассматривалась Альф. Адлером как сущность всего процесса 1.

Но как должен вести себя аналитик, чтобы не потерпеть неудачи из-за такой ситуации, если для него несомненно, что, несмотря на этот любовный перенос и на протяжении всего времени, пока он существует, лечение нужно продолжить?

Теперь, настоятельно подчеркивая общепринятую мораль, я мог бы легко постулировать, что аналитик никогда и никоим образом не должен принимать или отвечать на предлагаемую ему нежность. Скорее, он должен признать момент подходящим для того, чтобы отстоять перед влюбленной женщиной нравственное требование и необходимость отказа и добиться от нее, чтобы она отступилась от своего желания и, преодолев животную часть своего «я>>, продолжила аналитическую работу.

Но я не исполню этих ожиданий ни в первой, ни во второй их части. В первой части, потому что я пишу не для клиентов, а для врачей, которые должны бороться с серьезными трудностями, и, кроме того, еще потому, что могу здесь свести моральное предписание к его истокам, то есть к целесообразности. На этот раз я, к счастью, способен, не меняя результатов, заменить требование морали соображениями аналитической техники.

1 [Ср. Adler (1911, 219).]

Но еще решительнее я отрекусь от второй части указанного ожидания. Призывать к подавлению влечения, к отказу от удовлетворения и к сублимации, как только пациентка призналась в своем любовном переносе, означало бы поступать не аналитически, а безрассудно. Это было бы подобно тому, как если бы искусственными заклинаниями пожелали вызвать духа из преисподней, а затем, ни о чем его не спросив, отправили бы его обратно. Ведь в таком случае всего лишь довели бы вытесненное до сознания, чтобы, испугавшись его, вытеснить его по-новому. Да и относительно успеха подобного образа действий не нужно обманываться. Как известно, утонченными оборотами речи со страстями мало что можно поделать. Пациентка только почувствует пренебрежение и не упустит возможности за него отомстить.

Так же мало я могу советовать избрать средний путь, который кому-то покажется наиболее благоразумным и состоит в том, что врач утверждает, что отвечает на нежные чувства пациентки, и при этом уклоняется от всех физических проявлений этой нежности, пока не сможет направить отношения в более спокойное русло и поднять их на более высокую ступень. Я должен возразить против такого выхода из положения, указав, что психоаналитическое лечение основано на правдивости. В этом заключена значительная часть его воспитательного воздействия и его этической ценности. Опасно покидать этот фундамент. Кто хорошо освоился с аналитической техникой, тот вообще больше не прибегает ко лжи и обману, обычно необходимым врачу, и, как правило, себя выдает, если иной раз пытается это сделать из лучших намерений. Поскольку от пациента требуют самой строгой правдивости, то ставишь на карту весь свой авторитет, если предоставляешь ему возможность поймать себя на том, что отступаешь от правды. Кроме того, попытка позволить себе откликнуться на нежные чувства пациентки не совсем безопасна. Человек не настолько хорошо владеет собой, чтобы однажды вдруг не зайти дальше, чем намеревался. Поэтому я считаю, что нельзя отрекаться от безучастности, которую приобрели благодаря подавлению контрпереноса.

Я также уже дал понять, что аналитическая техника наказывает врачу не давать нуждающейся в любви пациентке требуемого удовлетворения. Лечение должно проводиться в условиях абстиненции 1; под этим я не имею в виду просто физическое лишение и не лишение всего, чего жаждут, ибо этого, наверное, не вытерпел бы ни один больной. Но я хочу выдвинуть принцип, что у больных нужно сохранять потребность и страстное желание в качестве сил, побуждающих к работе и изменению, и надо остерегаться успокаивать их суррогатами. Ведь ничего другого, кроме суррогатов, предложить и нельзя, поскольку больная вследствие своего состояния, пока не устранены ее вытеснения, получить настоящее удовлетворение не способна.

Признаемся, что принцип, согласно которому аналитическое лечение должно проводиться в условиях лишения, выходит далеко за рамки рассматриваемого здесь отдельного случая и требует подробного обсуждения, благодаря которому должны быть очерчены границы его применимости 2. Однако мы не хотим этого делать сейчас и по возможности будем строго придерживаться ситуации, из которой мы исходили. Что произошло бы, если бы врач поступил иначе и, скажем, воспользовался бы предоставленной друг другу свободой, чтобы ответить на любовь пациентки и удовлетворить ее потребность в нежности?

Если при этом он, должно быть, руководствовался расчетом, что подобной любезностью он обеспечит себе власть над пациенткой и таким образом подвигнет ее решать задачи лечения, то есть навсегда избавит ее от невроза, то опыт должен был бы ему показать, что он просчитался. Пациентка достигла бы своей цели, а он своей — никогда. Между врачом и пациенткой лишь снова произошло бы то, о чем рассказывается в веселой истории о пасторе и страховом агенте. К неверующему и тяжелобольному страховому агенту по настоянию родственников приводят благочестивого мужа, который перед смертью должен обратить его в веру. Беседа длится так долго, что ждущие обретают надежду. Наконец, дверь комнаты больного распахивается. Неверующий в веру не обращен,

1 [Фрейд впервые открыто обсуждает здесь техническую рекомендацию, согласно которой лечение должно проводиться в условиях абстиненции, то есть то, что вошло в психоаналитическую литературу как «правило абстиненции».]
2 [Фрейд еще раз затронул эту проблему в своей работе, прочитанной на Будапештском конгрессе (1919а).]

но пастор уходит застрахованный 1.

Было бы большим триумфом для пациентки, если бы ее любовные притязания нашли ответ, и полным провалом — для лечения. Больная достигла бы того, к чему стремятся все больные в анализе: отыграть, повторить в жизни нечто такое, что она должна только вспомнить, когда ей нужно воспроизвести и сохранить в психической области психический материал 2. В дальнейшем течении любовных отношений она продемонстрировала бы все торможения и патологические реакции своей любовной жизни, при этом их коррекция не была бы возможной, а неприятное переживание закончилось бы раскаянием и значительным усилением ее склонности к вытеснению. Любовная связь делает недейственным аналитическое лечение; соединение того и другого — абсурд.

Стало быть, удовлетворение любовного требования пациентки столь же губительно для анализа, как и его подавление. Путь аналитика совершенно иной, для него нет образца в реальной жизни. Аналитик не уклоняется от любовного переноса, не отгоняет его и не отбивает к нему охоту у пациентки; точно так же он стойко воздерживается от любых на него ответов. Он придерживается любовного переноса, но относится к нему, как к чему-то нереальному, как к ситуации, которую нужно пережить в процессе лечения, которую нужно свести к ее бессознательным первоисточникам и которая должна помочь довести до сознания больной самое сокровенное в ее любовной жизни, чтобы оно было ей подвластно. Чем больше ему кажется, что он сам неуязвим для всякого искушения, тем скорее он сможет извлечь из ситуации ее аналитическое содержание. Пациентка, сексуальное вытеснение которой все же не устранено, а лишь отодвинуто на задний план, в таком случае почувствует себя достаточно уверенной, чтобы проявить все условия любви, все фантазии своего сексуального стремления, все особенности своей влюбленности, и, отталкиваясь от них, сама откроет путь к инфантильным обоснованиям своей любви.

Однако у одного класса женщин эта попытка сохранить любовный перенос для аналитической работы, не удовлетворяя его, окажется неудачной.

1 [Эта притча упоминается также в «Вопросе о дилетантском анализе» (1926e).]
2 См. предыдущую статью «Воспоминание... » и т. д. .

Это женщины с необузданной страстностью, не терпящей никаких суррогатов, дети природы, не желающие брать психическое вместо материального, которым, по словам поэта, доступна только «логика супа с аргументами фрикаделек» 1. С такими людьми оказываешься перед выбором: либо проявить взаимность, либо навлечь на себя всю неприязнь отвергнутой женщины. Но ни в том, ни в другом случае нельзя соблюсти интересы лечения. Приходится безуспешно ретироваться и можно, скажем, задуматься над проблемой: каким образом способность к неврозу сочетается со столь непреклонной потребностью в любви.

Способ, которым постепенно подводят к аналитическому пониманию других, менее агрессивных влюбленных, возможно, у многих аналитиков окажется одинаковым. Прежде всего подчеркивают несомненную причастность к этой «любви» сопротивления. Настоящая влюбленность сделала бы пациентку уступчивой и повысила бы ее готовность решать проблемы своего случая просто по причине того, что этого требует любимый мужчина. Такая влюбленность охотно избрала бы путь через завершение лечения, чтобы сделать себя ценной для врача и подготовить реальность, в которой любовная склонность могла бы найти свое место. Вместо этого пациентка показывает себя упрямой и непослушной, отбросила от себя весь интерес к лечению и явно не испытывает также почтения к глубоко обоснованным убеждениям врача. Стало быть, она продуцирует сопротивление в форме проявления влюбленности и, кроме того, без тени сомнения делает так, что тот оказывается в ситуации так называемой мельницы 2. Ибо если он отклоняет ее любовь, к чему его вынуждают долг и разумение, то она может изображать из себя отвергнутую и в таком случае из мстительности и горькой обиды не даст ему себя вылечить, как она делает это теперь вследствие мнимой влюбленности.

Вторым аргументом против подлинности этой любви является утверждение, что она не содержит в себе ни одной новой черты, проистекающей из нынешней ситуации, а сплошь состоит из повторений и оттисков прежних, также инфантильных реакций.

1 [Гейне, «Бродячие крысы».]
2 [Ситуация при игре в карты, когда из-за неудачного расклада игрок лишается, казалось бы, гарантированного выигрыша и не может никак повлиять на игру. — Прим. перев.]

И врач берется это доказать при помощи детального анализа любовного поведения пациентки.

Если к этим аргументам добавляют еще необходимую меру терпения, то, как правило, трудную ситуацию удается преодолеть и продолжить работу либо с ослабленной, либо с «опрокинутой » влюбленностью, цель которой в таком случае состоит в выявлении инфантильного выбора объекта и опутывающих этот выбор фантазий. Но мне хотелось бы критически осветить упомянутые аргументы и поднять вопрос, говорим ли мы этим пациентке правду или в своем бедственном положении прибегли к недомолвкам и искажениям. Другими словами: действительно ли влюбленность, проявляющуюся в аналитическом лечении, нельзя назвать реальной?
Я думаю, что мы сказали пациентке правду, однако не всю, не заботясь о последствиях. Из двух наших аргументов первый — более веский. Доля сопротивления в любви-переносе бесспорна и очень значительна. Но все-таки не сопротивление создало эту любовь, оно находит ее, пользуется ею и преувеличивает ее проявления. Неподдельность феномена не ослабляется также и сопротивлением. Наш второй аргумент гораздо слабее; верно, что эта влюбленность состоит из новых изданий старых черт и повторяет инфантильные реакции. Но это — существенная особенность всякой влюбленности. Не бывает влюбленности, которая не повторяла бы инфантильного образца. Именно то, что составляет ее навязчивый характер, напоминающий нечто патологическое, происходит от ее инфантильной обусловленности. Вероятно, любовь-перенос имеет еще меньшую степень свободы, чем та, что случается в жизни и которую называют нормальной, позволяет еще более отчетливо распознать зависимость от инфантильного образца, оказывается менее податливой и способной к модификациям, но это и все, причем не самое главное. На каком основании следует говорить о подлинности любва? На основании ее дееспособности, ее пригодности для осуществления любовной цели? В этом пункте любовь-перенос, по-видимому, не уступает ни одной другой; создается впечатление, что от нее всего можно добиться.

Итак, сделаем краткие выводы: мы не вправе оспаривать у влюбленности, проявляющейся в аналитическом лечении, характер «настоящей» любви. Если она кажется не очень нормальной, то это вполне объясняется тем обстоятельством, что и обычная влюбленность вне аналитического лечения напоминает скорее ненормальные, чем нормальные душевные феномены. Тем не менее она отличается несколькими чертами, которые обеспечивают ей особое положение. Она 1) спровоцирована аналитической ситуацией, 2) доведена до крайности сопротивлением, господствующим в этой ситуации, и 3) в значительной степени не принимает в расчет реальность, она более неразумна, более беспечна, более слепа в оценке любимого человека, чем при нормальной влюбленности. Но мы не вправе забывать, что именно эти отклоняющиеся черты и составляют сущность влюбленности.

Для действий врача наиболее важной является первая из трех упомянутых особенностей любви-переноса. Он выманил эту влюбленность, применив аналитический метод к излечению невроза; она является для него неизбежным результатом врачебной ситуации, подобным физическому обнажению больного или сообщению жизненно важной тайны. Тем самым для него является несомненным, что он не вправе извлекать из нее никакой личной выгоды. Готовность пациентки ничего здесь не меняет, а только перекладывает всю ответственность на его собственную персону. Ведь больная, как он должен знать, ни к какому другому механизму излечения не была подготовлена. После благополучного преодоления всех трудностей она часто признается в фантазии-ожидании, с которой приступила к лечению: если она будет вести себя хорошо, то в конце будет вознаграждена ласковостью врача.

Для врача этические мотивы соединяются тут с техническими, чтобы удержать его от предоставления любви больной. Он должен держать перед глазами цель — чтобы женщина, любовная способность которой сдержана инфантильными фиксациями, стала свободно распоряжаться этой бесценной и важной для нее функцией, но не растратила бы ее во время лечения, а держала бы наготове для реальной жизни, если та обращается к ней после лечения с этими требованиями. Он не должен разыгрывать с ней сцену собачьих бегов, где в качестве приза выставлен венок из колбас и где некий шутник портит все дело, бросив на беговую дорожку отдельную колбасу. Собаки набрасываются на нее, забывая о гонке и о маячащем вдали венке для победителя. Я не хочу утверждать, что врачу всегда будет легко удерживаться в пределах границ, предписанных ему этикой и техникой. Особенно молодому и пока еще не связанному прочными узами мужчине эта задача может показаться тяжелой. Несомненно, половая любовь составляет одно из основных содержаний жизни, и объединение душевного и телесного удовлетворения в любовном наслаждении является прямо-таки одной из ее кульминаций. Все люди, вплоть до немногих взбалмошных фанатиков, знают об этом и в соответствии с этим устраивают свою жизнь; и только в науке стесняются это признать. С другой стороны, мужчине приходится играть неприятную роль отвергающего и отказывающего, когда женщина пытается добиться любви, и от благородной женщины, признающейся в своей страсти, несмотря на невроз и сопротивление, исходит несравнимое очарование. Искушает не грубое чувственное требование пациентки. Оно действует скорее отталкивающе, и нужно призвать всю терпимость, чтобы отнестись к нему как к естественному феномену. Пожалуй, более тонкие и це-лезаторможенные желания-побуждения женщины приносят с собой опасность позабыть про технику и задачу врача ради прекрасного переживания.

И все же уступка для аналитика исключена. Как бы высоко ни ценил он любовь, еще выше он должен ставить то, что у него есть возможность поднять свою пациентку над важнейшей ступенью в ее жизни. Она должна у него научиться преодолению принципа удовольствия, отказу от напрашивающегося, но социально неприемлемого удовлетворения ради удовлетворения более отдаленного, возможно, вообще негарантированного, но в психологическом и социальном отношении безупречного. В целях этого преодоления она должна пройти через доисторические времена своего душевного развития и на этом пути обрести тот прибавок душевной свободы, благодаря которому сознательная душевная деятельность — в системном значении — отличается от бессознательной 1.

Таким образом, аналитик-психотерапевт должен вести борьбу на три фронта: внутри себя — с силами, которым

1 [Это различие разъясняется в работе «Некоторые замечания о понятии бессознательного в психоанализе» (1912g), Studienausgabe, т. 3, с. 35-36.]

хочется низвергнуть его с аналитического уровня, вне анализа — с противниками, которые оспаривают значение сексуальных движущих сил и запрещают ему использовать их в своей научной технике, и в анализе — со своими больными, которые сначала ведут себя как противники, но затем обнаруживают господствующую у них переоценку сексуальной жизни и хотят захватить в плен врача своей социально необузданной страстностью.

Дилетанты, об отношении которых к психоанализу я говорил вначале, несомненно, воспользуются также и этими рассуждениями о любви-переносе в качестве повода, чтобы обратить внимание общества на опасность этого терапевтического метода. Психоаналитик знает, что работает с самыми взрывоопасными силами и требует такой же осторожности и добросовестности, что и химик. Но разве химику когда-нибудь запрещалось заниматься нужными из-за их действия взрывчатыми веществами по причине того, что они небезопасны? Удивительно, что психоанализу приходится заново завоевывать все лицензии, которые давно уже признаны за другими видами врачебной деятельности. Разумеется, я не выступаю за то, что нужно отказываться от безобидных лечебных методов. В некоторых случаях их бывает достаточно, и в конце-то концов, человеческое общество может столь же мало нуждаться в furor sanandi 1, как и в каком-либо другом фанатизме. Но когда полагают, что психоневрозы нужно одолевать, оперируя безобидными средствами, это означает, что с точки зрения их происхождения и практического значения эти нарушения грубо недооценивают. Нет, в действиях врача наряду с medicina всегда останется место для ferrum и для ignis 2, и поэтому нельзя будет обойтись также и без неослабленного, по всем правилам искусства проводимого психоанализа, который не боится орудовать самыми опасными душевными побуждениями и распоряжаться ими на благо больного.

1 [Излечении страстей (лат.).]
2 [Намек на изречение, приписываемое Гиппократу: «То, что нельзя вылечить лекарством, излечивают ножом; то, что не лечит нож, излечивают каленым железом; но то, что нельзя излечить огнем, надо считать неизлечимым». «Афоризмы», VII, 87, в книге Гиппократа «Мысли о здоровых и больных людях и врачевании», 1927, 32. Однако ответственный редактор этого издания, А. Закк, добавляет, что подлинность этого афоризма сомнительна.]

Перевод А. М. Боковикова

Заметки о любви-переносе

Согласно фрейдистской психоаналитической концепции развития, всякий человек рождается с врожденными сексуальными инстинктами. Внутренняя психическая инстанция - Оно - является наследственным фактором, а влияние внешней среды, общества обусловливает возникновение сознания и Сверх-Я. Оно и Сверх-Я, наследственность и внешняя среда давят на Я, причем влияния среды вытесняют сексуальные влечения, находясь с ними в антагонистических, противоречивых отношениях. Общество же выступает как источник всевозможных травм.

Из таких заключений вырастает теория развития как теория детских травм. Развитие личности рассматривается Фрейдом как совпадающее с психосексуальным. Особенности стадий последнего у ребенка (оральная, анальная, фаллическая, генитальная) обусловливают жизненную судьбу, тип характера и личности, а также разновидность нарушений психики (патологии, неврозы), жизненные проблемы и трудности у взрослого человека.

Каждый из этапов психосексуального развития характеризуется определенным способом проявления половой энергии (либидо) через эрогенные зоны, характерные для данного возраста. Если либидо удовлетворяется неадекватным образом, человек рискует остановиться на этой стадии и у него фиксируются определенные черты личности.

По мнению Фрейда, психосексуальная деятельность начинается в период кормления грудью, когда рот младенца становится эрогенной зоной - зоной удовольствия (оральная стадия). Таковой он остается на протяжении всей жизни человека, даже в зрелости наблюдаются остаточные проявления орального поведения: употребление жевательной резинки, обкусывание ногтей, курение, поцелуи, переедание, употребление алкоголя, оральный секс и т. п.

Все младенцы испытывают определенные трудности, связанные с отлучением от материнской груди, соски, рожка, потому что это лишает их соответствующего удовольствия, и чем больше эти трудности, тем сильнее концентрация либидо на оральной стадии. Если ребенок получал чрезмерную или недостаточную стимуляцию в младенчестве и произошла его фиксация на оральной стадии, то у него, как считал Фрейд, сформируется орально-пассивный тип личности . Он будет ждать от окружающего мира «материнского отношения» к себе, постоянно искать поддержки и одобрения, окажется чрезмерно зависимым и доверчивым.

Во вторую половину первого года жизни начинается вторая фаза оральной стадии - орально-агрессивная , или орально-садистская , когда у ребенка появляются зубы и кусание становится средством выражения недовольства и фрустрации, вызванной отсутствием матери или отсрочкой удовлетворения. Фиксация на этой стадии выражается у взрослых в таких чертах личности, как любовь к спорам, пессимизм, критические «покусывания», цинизм, склонность эксплуатировать других и доминировать над ними, чтобы удовлетворить собственные нужды.

При фиксации на оральной стадии формируются следующие черты личности: ненасытность, жадность, неудовлетворенность всем предлагаемым, стремление получать удовольствие от привычки курить, употреблять алкоголь, объедаться, быть словесно агрессивным, заниматься оральным сексом и т. п. Уже на данной стадии, согласно представлениям Фрейда, люди делятся на оптимистов и пессимистов.

С приучением к туалету основное внимание перемещается сначала на ощущения, имеющие отношения к дефекации (анальная стадия ), а позднее на те, что связаны с мочеиспусканием (уретральная фаза ). В этот период дети получают удовольствие от задерживания и выталкивания фекалий.

Фрейд показывал, что способ, которым родители приучают ребенка к туалету, оказывает влияние на его позднее личностное развитие. Если они ведут себя негибко, настаивая: «Сейчас же сходи на горшок», у ребенка возникает протест, тенденция «удержания», начинаются запоры, может сформироваться анально-удерживающий тип личности , которому присущи упрямство, скупость, пунктуальность, методичность, неспособность переносить беспорядок и неопределенность.

Родительская строгость в таком аспекте приводит также к тому, что возникает анально-выталкивающий тип , которому свойственны склонность к разрушению, беспокойство, импульсивность, даже садистская жестокость. Если родители поощряют своих детей регулярно опорожнять кишечник и хвалят их за это, то, по мнению Фрейда, развивается способность к самоконтролю, воспитывается позитивная самооценка и даже развиваются творческие силы.

Наконец, примерно в возрасте 4 лет эти частные влечения объединяются, начинает преобладать интерес к половым органам (фаллическая фаза ). Дети могут рассматривать свои половые органы, мастурбировать, проявлять заинтересованность в вопросах рождения и половых отношений, подсматривать за сексуальными отношениями родителей, испытывать сексуальные побуждения. Тогда же развивается комплекс Эдипа (или Электры у девочек), суть которого заключается в преимущественно положительном отношении к родителю противоположного пола и агрессивном поведении по отношению к родителю своего пола.

По мнению Фрейда, дети расстаются позднее с этими тенденциями из-за страха кастрации. В возрасте 5-7 лет мальчик подавляет, вытесняет из сознания свои сексуальные желания в отношении матери и начинает идентифицировать себя с отцом (перенимает его черты): осваивает нормы и модели мужского ролевого поведения, усваивает основные моральные нормы, т. е. формируется Сверх-Я как следствие преодоления эдипова комплекса. В случае чрезмерной любви, опеки мальчика со стороны матери, или неполной семьи, либо в случае материнской холодности, отчужденности мальчик испытывает затруднения в преодолении эдипова комплекса. В дальнейшей его жизни могут тогда проявиться психологические затруднения (синдром «маменькиного сынка», повышенная зависимость мальчика от матери, в результате чего мужчина даже не способен создать собственную семью, встретить свою любовь) или отклонения (синдром «Дон-Жуана», склонность к гомосексуализму, инцесту).

Девочки преодолевают комплекс Электры (по греческому мифу Электра уговаривает своего брата убить их мать и ее любовника и отомстить за смерть отца), подавляют тяготение к отцу и идентифицируются с матерью.

Взрослые мужчины с фиксацией на фаллической стадии ведут себя дерзко, хвастливо, опрометчиво, стремятся добиваться успеха, доказывать свою мужественность, что «они настоящие мужчины», через завоевание женщин, как это делал Дон-Жуан (проявляют фаллически-нарциссический характер ). У женщин фаллическая фиксация приводит к манере флиртовать, обольщать, к беспорядочным половым связям, к стремлению главенствовать над мужчиной, быть напористой и самоуверенной. Фаллическая фиксация обусловливает формирование у женщин истерического характера.

Неразрешенные проблемы эдипова комплекса расценивались Фрейдом как основной источник последующих невротических моделей поведения, особенно связанных с импотенцией, фригидностью, гомосексуализмом, инцестом, поиском партнера, который был бы «заменой» родителей. По мнению этого психолога, самые важные периоды в жизни ребенка завершаются до 5 лет: тогда и формируются главные структуры личности (уже сформированы структуры Я и Сверх-Я). Фаллической стадии соответствует зарождение таких черт, как самонаблюдение, благоразумие, рациональное мышление, утрирование социальных проявлений поведения, свойственных тому или иному полу.

Латентная стадия (5-12 лет) характеризуется снижением полового интереса, психическая инстанция Я полностью контролирует потребности Оно, энергия человека направлена на школьное обучение, освоение общечеловеческого опыта и культуры, различных форм поведения, свойственных данному полу, на установление дружеских отношений со сверстниками и взрослыми вне пределов семейного окружения.

В этот период ребенок начинает получать удовольствие от достижения успехов в том или ином виде деятельности (учебе, спорте, творчестве и т. п.). Чрезмерная фиксация на этой стадии обусловливает повышенную склонность к честолюбию, достижению успеха любой ценой, к карьеризму, формирует характер «трудоголика», для которого интересы, успехи в работе, карьере, бизнесе становятся главным содержанием жизни, а любовь, семья, дети, друзья и пр. смещаются на задний, скрытый, малозначимый план. Фиксация на латентной стадии обусловливает также формирование шизоидного характера.

С наступлением полового созревания начинается генитальная стадия сексуального развития, когда сексуальные влечения и интересы усиливаются и концентрируются на определенных представителях противоположного пола. По мнению Фрейда, все подростки в раннем подростковом возрасте проходят через «гомосексуальный период», предпочитают общество сверстников одного с ними пола и даже эпизодические гомосексуальные игры. Однако постепенно объектом энергии либидо становится партнер противоположного пола и начинается ухаживание. Увлечения юности обычно ведут к выбору брачного партнера и созданию семьи.

Генитальная стадия (12-18 лет) характеризуется возвращением детских сексуальных стремлений, все бывшие эрогенные зоны объединяются, и появляется стремление к нормальному сексуальному общению. Однако его осуществление может быть затруднено, и тогда возможны регрессии, возвраты к прежним стадиям развития: усиление агрессивных стремлений Оно, эдипова комплекса и стремлений к гомосексуальности.

Нормальное развитие, по Фрейду, происходит с помощью механизма сублимации, а развитие, протекающее благодаря механизмам вытеснения, регрессии или фиксации, порождает патологические характеры. Описаны два наиболее ярких типа характера, формирующихся на этой стадии: психическая гомосексуальность и нарциссизм.

Люди с психической гомосексуальностью не проявляют ее как половое извращение, а строят свою жизнь, предпочитая друзей и тесные связи в компаниях лиц своего пола семье, отдавая первенство дружбе и деятельности в кругу лиц своего пола.

Второй тип сексуального характера - нарциссизм, когда вся энергия либидо направляется человеком на самого себя. На самом себе, своих действиях и переживаниях концентрируется внимание. Главным становятся самоудовлетворенность и самодовольство.

При благоприятных обстоятельствах развитие завершается наступлением психологической зрелости , основными признаками которой являются:

способность человека любить другого самого по себе, а не ради удовлетворения своих сексуальных потребностей;
стремление человека проявлять себя в продуктивном труде, в создании чего-то нового и полезного для людей.

Но этой стадии достигает далеко не каждый человек; многие люди по различным причинам как бы «застревают» на предыдущих этапах. Фиксация на них представляет собой неспособность продвигаться от одной психосексуальной стадии к другой. Она приводит к чрезмерному выражению потребностей, характерных для того этапа, на котором произошла остановка, формируя характер и тип личности, специфические проблемы взрослой жизни.

Таким образом, переживания раннего детства играют критическую роль в формировании взрослой личности.

Фиксация может происходить как в результате фрустрации (когда психосексуальные потребности ребенка пресекаются родителями и не находят оптимального удовлетворения), так и в результате сверхзаботы со стороны родителей, когда те не дают ребенку самому управлять собой. В любом случае, по мнению Фрейда, возникает чрезмерное скопление либидо, что впоследствии, в зрелые годы, может выразиться в виде «остаточного поведения», специфического характера и специфических отклонений.

Фрейд и его последователи разработали подробную динамичную систему, в которой различные эмоциональные и психосоматические расстройства соотнесены со специфическими особенностями развития либидо и созревания.

Анна Фрейд, дочь Зигмунда Фрейда, изучала закономерности детского развития и отметила, что параллельно с сексуальным (оральная, анальная, фаллическая, латентная, пубертатная стадии) происходит соответствующее развитие агрессивности (кусание, выплевывание, схватывание рукой как оральная агрессивность, затем разрушение и жестокость, садизм - на анальной стадии, потом - властолюбие, хвастовство, зазнайство на фаллической, и все завершается дисоциальными проявлениями у подростков на пубертатной стадии).

Каждая фаза развития ребенка, по мнению А. Фрейд, есть результат разрешения конфликта между внутренними инстинктивными влечениями и ограничительными требованиями внешнего социального окружения. Нормальное детское развитие происходит скачками, не постепенно шаг за шагом, а вперед и снова назад, с прогрессивными и регрессивными процессами в их постоянном чередовании. Дети в своем развитии делают как бы два шага вперед и один назад. Оно рассматривается как процесс постепенной социализации ребенка, подчиняющийся закону перехода от удовольствия к реальности. Если поиск первого - внутренний принцип ребенка, то удовлетворение желаний зависит от внешнего мира, а в детстве - во многом от матери. Поэтому мать выступает первым законодателем для своих детей, и ее настроение, ее пристрастия и антипатии заметно влияют на их развитие. «Быстрее всего развивается то, что больше всего нравится матери и ею приветствуется» (А. Фрейд).

Ребенок остается незрелым до тех пор, пока его желания господствуют над ним, а решение об удовлетворении их или отказе принадлежит внешнему миру, родителям и другим людям. Стремление к удовлетворению своих желаний любой ценой исходя из принципа удовольствия может обусловить его асоциальное поведение. Лишь когда ребенок способен действовать по принципу реальности, учитывать требования социального окружения, анализировать и контролировать свои намерения и самостоятельно решать, нужно ли то или иное побуждение отклонить или превратить в действие, возможен его переход ко взрослому состоянию, Но следует учитывать, что продвижение к принципу реальности само по себе не гарантирует, что человек будет следовать социальным требованиям,

По мнению А. Фрейд, почти все нормальные элементы детской жизни, такие, например, как жадность, ревность, корысть, толкают ребенка в направлении асоциальности, И с помощью защитных механизмов психики некоторые инстинктивные желания, не одобряемые в обществе, вытесняются из сознания, другие переходят в свою противоположность (реакционные образования), направляются на иные цели (сублимация), переадресовываются другим людям (проекция). Так сложно и болезненно происходит социализация ребенка, включение его в жизнь общества.

Организация защитного процесса - это важная и необходимая составная часть развития Я. Развитие памяти, речи, мышления является необходимым условием для развития личности и социализации ребенка. Так, разумное мышление способствует пониманию взаимосвязи причины и следствия, а приспособление к требованиям общества и окружающего мира перестает быть простым подчинением: оно становится осознанным и адекватным. Становление принципа реальности и созревание мыслительных процессов - необходимые компоненты социализации, что открывает путь для новых ее механизмов (таких, как подражание, идентификация, интроекция), для выхода ребенка из семьи в школу, из школы в общественную жизнь, когда человек постепенно отказывается от личных преимуществ и учитывает интересы других людей, нормы морали и законы общества.

Фрейд признавал существование двух основных инстинктов - жизни и смерти, Первый из них, или Эрос, включают в себя все силы, служащие поддержанию жизни и продолжению рода. Наиболее важны сексуальные инстинкты и сексуальная энергия (либидо). Инстинкт смерти, или Танатос, лежит в основе всех проявлений жестокости, агрессии, убийств и самоубийств, всех вредных форм поведения, разрушающих здоровье и жизнь человека (пьянство, наркотики). Он подчиняется принципу энтропии, связан со стремлением сохранить динамическое равновесие! в результате чего всем живым существам присуще стремление вернуться в неопределенное состояние, из которого они вышли, а люди неосознанно стремятся к смерти. Данное положение Фрейда является спорным и многими психологами не признается.

Таким образом, человек с позиции психоанализа - это противоречивое, мучающееся, страждущее существо, поведение которого преимущественно определяется бессознательными факторами, несмотря на противодействие и контроль сознания. В результате этого человек - это часто еще и невротичное и конфликтное существо. Заслуга Фрейда состоит в том, что он привлек внимание ученых к серьезному изучению бессознательного в психике, впервые выделил и стал изучать внутренние конфликты личности.

Психоаналитическая теория Фрейда представляет собой пример психодинамического подхода к изучению поведения человека, когда считается, что неосознаваемые психологические конфликты контролируют это поведение.

Таблица 5.4.

Теория 3. Фрейда

Понимание человека	Человек - противоречивое биосоциальное сексуальное существо, внутри которого идет постоянная борьба между его бессознательными сексуальными желаниями, его сознанием и совестью, в результате чего он сам не знает, как поступит в следующий момент и почему совершит тот или иной поступок.
Личность	Личность - это целостная структура соотношения Оно, Я, Сверх-Я
Отношение к телу	Тело и психика взаимообусловлены, Тело - источник основной жизненной энергии, мотивов, инстинктов, влечений и соответственно проблем, личностных конфликтов, связанных с их удовлетворением. Телесные заболевания имеют психологическую природу, т, е. психика может влиять на тело. Телесные особенности понимаются как символы выражения психологических и личностных проблем.
Социальные отношения	Семья как модель общества. Здесь складываются отношения между индивидами (ребенок — мать, ребенок — отец, ребенок - другой ребенок), которые являются формообразующими для будущих социальных отношений. Выбор друзей, супруга, предпочтение того или иного начальника, образа жизни - все это задается первоначальными семейными отношениями и переживаниями. В социальных отношениях человек продолжает решать те проблемы, которые возникли в семейных связях.
Воля	Воля выступает как один из возможных источников защитных механизмов, т. е. волевое усилие направлено на работу с нежелательным симптомом, подавляет его.
Эмоции	Эмоциональная жизнь человека - основной источник для понимания подлинной мотивации. Сами эмоции являются: способами изменения напряжения, связанного с инстинктами; способами оценки удовольствия/неудовольствия; формами защиты. В основе любой отрицательной эмоции лежит подавленный аффект, порождающий тревогу. Фрейд в основном занимался отрицательными эмоциями как проявлениями бессознательных комплексов человека.
Интеллект	Интеллект - это орудие Я, орудие сознательной работы. Эмоциональная жизнь и связанные с ней мотивы доступны интеллектуальному рассмотрению, т. е. он может объяснять симптом, выявлять его истинную природу. Подлинное объяснение - это свобода от иллюзий, от мнимых ценностей. Любой аспект бессознательного может быть рассмотрен рационально. Развитие интеллекта - средство усиления Я, сознания, развития личности. Если Я сильное, то интеллект может быть использован для объяснения истинной природы симптомов, если слабое, то он дополнительный источник слабости, так как объяснения будут неправильными, искаженными.
Самость (подлинное Я)	Самость - это равновесное целое, единство всех структур личности. Отдельной субстанции самости нет. Подлинное Я всегда связано с телом.
Свобода человека	Свобода человека крайне ограничена, это иллюзия: все проявления человеческой активности (действия, мысли, чувства, стремления) подчиняются мощным бессознательным инстинктивным силам, в особенности сексуальным и агрессивным. Поведение человека больше подчинено не сознанию, а бессознательным мотивам, сути которых человек никогда не может узнать полностью.
Наследственность	Врожденная наследственная структура, бессознательное Оно составляет основу личностной структуры и развития. Психосексуальное развитие человека биологически, генетически обусловлено, хотя условия социальной среды в раннем детстве и могут очень сильно влиять на последующее развитие личности. Хотя Сверх-Я - продукт социального окружения, значение среды все-таки вторично по сравнению с первичностью биологически обусловленных инстинктов.
Изменчивость поведения	Личность взрослого человека сформирована опытом раннего детства, характеризуется тем, какой стадии психосексуального развития он достиг или на какой зафиксировался, и практически остается неизменной в зрелые годы. Под влиянием психотерапии могут происходить модификации поведения, но не коренное изменение структуры личности.
Познаваемость психики человека	Люди живут в субъективном мире чувств, эмоций, смыслов, которые являются причиной других явлений - действий, реакций, травм и т. п. Человек не выстраивает свое поведение осознанно; больше влияют неосознаваемые факторы, поэтому познаваемость психики достигается с трудом - благодаря научным методам.
Отношение к психотерапевтической помощи	Концепция Фрейда рассматривает психические расстройства как следствие психотравм и возникших бессознательных комплексов. Поведенческое расстройство возникает как результат конфликта между Оно и Сверх-Я, который не в состоянии разрешить сознание Я. Психоанализ как метод психотерапии является эффективным, индивидуальным интрапсихическим методом, направленным на поиск и нейтрализацию причин, вызвавших бессознательные комплексы и невротические симптомы, на оказание помощи в осознании самим пациентом причин, проявлений и путей преодоления невротических симптомов.

ФОТО Getty Images

Любовь и работа – вот краеугольные камни нашей человечности.

Любящий многих знает женщин, любящий одну – познает любовь.

Человек выздоравливает, давая волю своей сексуальности.

Никогда мы не оказываемся столь беззащитными перед лицом страдания, чем когда любим.

Муж почти всегда лишь заменитель любимого мужчины, а не сам этот мужчина.

Почему мы не влюбляемся каждый месяц в кого-то нового? Потому что при расставании нам пришлось бы лишаться частицы сердца.

Люди более моральны, чем думают, и гораздо более аморальны, чем могут себе вообразить

Любовь в основе своей и теперь настолько же животна, какой она была испокон веков.

Бессознательное не знает слова «нет» . Оно не может ничего другого, кроме как желать.

Если один не мог бы найти в другом, что следовало бы исправить, то вдвоем им было бы ужасно скучно.

Прикосновение обозначает начало всякого обладания, всякой попытки подчинить себе человека или предмет.

Идеальная, вечная, очищенная от ненависти любовь существует только между зависимым и наркотиком.

Когда старая дама заводит собачку, а старый холостяк коллекционирует статуэтки, то таким образом первая компенсирует отсутствие супружеской жизни, а второй создает иллюзию многочисленных любовных побед. Все коллекционеры – своего рода Дон Жуаны.

Мы выбираем друг друга не случайно – мы встречаем лишь тех, кто уже существует в нашем подсознании.

Настоящий мазохист всегда подставит щеку там, где есть возможность получить удар

В ходе развития культуры из сексуального было извлечено столько божественного и святого, что оскудевший остаток стал презираться.

Человек любит то, чего не хватает его «Я» для достижения идеала.

Чтобы не заболеть, нам необходимо начать любить.

Ужасно, когда два любящих сердца не могут найти ни достойной формы, ни времени для нежных слов. Они как бы берегут нежность на случай неожиданной беды, когда сама ситуация вынудит их к этому. Не надо скупиться на нежность. Чем более тратишь ее, тем более она обоюдно восполняется. Если о нежности забывают, то постепенно утрачивается душевная связь и отношения супругов в таком случае бывают подобны ржавому замку. Вроде бы и есть замок, да как его откроешь, если весь заржавел?

Химия на две трети состоит из ожидания. Жизнь, видимо, тоже.

Женщина должна смягчать, а не ослаблять мужчину.

Жестокость и половое влечение связаны между собой самым тесным образом.

Бессознательное одного человека может реагировать на бессознательное другого без какого-либо участия сознания… Каждый в своем бессознательном обладает инструментом, позволяющим интерпретировать послания бессознательного других людей.

Великим вопросом, на который я все еще не могу ответить, несмотря на мое тридцатилетнее исследование женской души, является: «Чего хочет женщина?»

Люди в целом неискренни в сексуальных вопросах. Они не демонстрируют открыто свою сексуальность, а прячут ее, надевая на себя плотное пальто, сшитое из материи под названием «ложь», как будто в мире сексуальных отношений стоит плохая погода.

Ни одна теория любви и психоанализа не была такой провокационной, как теория З. Фрейда. Главную роль сыграло учение З. Фрейда о бессознательном, о его влиянии на сознание, об эротическом характере глубинных мотивов поведения.

Феномен любви по Фрейду можно рассматривать с трех сторон: через призму брачных отношений между людьми, с помощью невротической потребности в любви или любви как решению проблемы человеческого существования.

Нередко любовь воспринимается человеком в качестве стратегии жизни, способствующей обретению счастья. В этом случае любовь ставится в центр жизненной ориентации любить и быть любимым. Подобная психическая установка проистекает из опыта инфантильной любви к родителям, а также половой любви, приобщившей человека к ранее пережитому чувству наслаждения. Однако, как отмечал З. Фрейд, «никогда мы не оказываемся столь беззащитными перед лицом страдания, чем когда любим; никогда не бываем столь безнадежно несчастными, как при потере любимого существа или его любви.

Теперь рассмотрим его учения о любви с помощью невротической потребности любви или природы невроза: основой невроза, является конфликт между "принципом удовольствия" и "принципом реальности", происходящий в психике человека. Когда конфликт достигает невыносимой остроты, человек от него "сбегает в болезнь", ищет в ней спасения от диктата реальности. Это происходит из-за изначальных потребностей человека в любви, ласке и заботе. Такие формы выражения любви в детстве ребенок получал от матери и в период взросления и дальше постоянно нуждается в этом.

Фрейд постулирует: Любовь как страстное желание, утрата и соблюдение собственных интересов. Любовь начинается со вскармливания младенца материнской грудью. Завершается же она во владении самца самкой, которая таким образом продолжает удовлетворять его эмоциональный, сексуальный и физический голод.

Рассмотрим проявления чувств любви, как проблемы человеческого существования. Любовь - это энергия влечения, приложенная к объекту, - это всего лишь физиологически укоренившийся инстинкт, направленный на объект. Это, так сказать, отходы производства биологической необходимости выживания расы.

«Поскольку сама по себе любовь - это страстное желание и утрата, то влюбленные заботятся о себе и своих интересах, а вот быть любимым, получая в ответ взаимную любовь и обладая объектом любви, - значит вновь воскрешать ее». И это утверждение можно считать ключевым в понимании концепции любви у Фрейда.

Понятие любви, в трактовке З. Фрейда, это обобщение всего того, что происходит от энергии первичных позывов (либидо), т.е. это - половая любовь с целью совокупления, а также любовь к себе, любовь родителей, любовь детей, дружба и общечеловеческая любовь. Он писал: "...Психоанализ научил нас рассматривать все эти явления как выражение одних и тех же побуждений первичных позывов..."

Достаточно быстро психоанализ З. Фрейда становится доминирующей формой понимания феномена любви. И представления З. Фрейда о любви получают свое дальнейшее развитие потому, что эти представления очень заинтересовали других философов, психоаналитиков.

Невротическая любовь - это состояние, характеризующееся чувством влюблённости по отношению к кому-либо, омрачённое отсутствием взаимности. Такие состояния сопровождается ощущением неспособности свободно выразить в действиях свои чувства. В связи с этим, и развивается тревога. Возникает внутренний конфликт. Суть конфликта заключается в том, что одновременно существует острое желание выразить свои нежные чувства объекту любви и нелепая неспособность эти чувства проявить. Это вызывает напряженность и дискомфорт, что в свою очередь ещё дальше отдаляет от реализации своих намерений. Страдая от невозможности удовлетворить свои стремления, но испытывая острую в том необходимость, влюблённый, неосознанно переносит свои взаимоотношения в ту сферу духовности, где тревог не существует, т. е. в фантазии. Успокоившись и получив удовольствие в фантазийном предвкушении, тревога проходит. Появляется оптимизм в дальнейших отношениях. Однако оптимизм рушится при первой же неудачной попытке выразить те чувства, которые так легко и успешно изливались в фантазиях. Оптимизм сменяет снижение самооценки, удручённое состояние. Спасаясь от туч надвигающейся тревоги, происходит бегство в безоблачную фантазию, где всё возможно и всё разрешено. Чем чаще и глубже фантазийное предвкушение, тем более сложен и невыполним следующий реальный контакт. Кажущаяся безвыходность и неразрешимость проблемы проявляется в мрачности настроения. Невыполнимость их связана с тем, что возникает разнофазность этапов сближения. Один из партнёров, благодаря фантазиям и предвкушениям достиг более глубокого уровня взаимоотношений, другой же, ничего не зная и не переживая этих чувств, находится на поверхности и в начале сближения. В контексте этих аналитических размышлений должно всегда помнить о гениально описанных фазах сексуального сближения Зигмундом Фрейдом, которые и сегодня свежи и актуальны:

1-я. Фаза визуального контакта (а- созерцание из социального пространства, б- рассматривание из личного пространства).
2-я. Фаза вербального контакта (а- короткие полувопросы, полуутверждения о ничего не значащих событиях «не правда ли хорошая погода?!,», «вы случайно не на концерте сегодня были?», «понравился ли Вам концерт? Мне да, хотя впрочем…) и т.д. б- Фаза предметных флиртных бесед.
3-я. Сексуальная фаза (а-прикосновение к общедоступным местам, б-прикосновение к интимным местам). По мнению Зигмунда Фрейда, и с этим можно только согласиться, продуктивный контакт возможен только в том случае, если оба субъекта одновременно и вместе достигают определённой фазы. И скорость продвижения по этому пути естественна для обоих.

Это способ развития нормальной, физиологической любви. Любви одухотворённой, приносящей восторг, удовольствие. От такой любви рождаются и воспитываются счастливые и здоровые дети.

В невротической любви ситуация другая. Страдающий невротической любовью субъект значительный путь сближения проходит самостоятельно, в своих фантазиях. И готов к более тонкому и продвинутому контакту. Но эта готовность эфемерна, и пригодна лишь для фантазий, а реального контакта не происходило. Пытаясь, в очередной раз, предпринять попытку общения с точки его фантазийной фазы, его тело, не имеющее опыта предыдущих рефлексий, ещё не готовое к этому поступку, и перед неизвестностью отвечает дискомфортной скованностью. Развивается тревожная неуверенность. Ощущение несостоятельности в совершении действий предлагаемых его воспалённой фантазией только усиливает дискомфортную тревожность. Наступает отчаяние. И в попытке избавиться от тягостных переживаний происходит погружение в безотказные флиртные фантазии. Эти бесплодные фантазии всё больше и больше отдаляют от возможности простого человеческого контакта. Если же при попытке реального общения удается «переломить» тревожную напряжённость, то вместо непринуждённого общения, любовь, как в блендере взбивается с тревогой. И эта смесь продуцирует невнятные и непонятные для объекта любви междометия или срыв в грубость. И, бегство в «спасительные» фантазии. Сам же предмет любви, от подобного общения находится в состоянии эмоционального непонимания. И уже у предмета любви развивается дискомфортная тревожность и отторжение дальнейших притязаний. Ведь невротически влюблённый, в своих фантазиях оторван от действительности.

Он, находясь на более поздней фазе сексуального сближения и готов к достаточно сложным поведенческим реакциям, свойственным для этапа взаимоотношений достигнутого им. А предмет любви, не испытав начальных эмоциональных переживаний находится в начале пути. А это только мешает естественности взаимоотношений. Каждая неудачная попытка сближения лишь усложняет ситуацию для обоих. Для начала стоит рассмотреть механизмы формирования нормальной влюблённости. Каждое живое существо, в том числе и человек, постоянно находится под действием двух противоположно направленных биологических законов, выражающихся в инстинктах (Павловские «от» среды и «к» среде). Под действием закона сохранения индивида человек стремится защитить себя, отстаивая свои личные права и свободы, определяя свои границы в окружающей его среде и устанавливая в них свой порядок. Подчинение этому закону приводит к повышению уровня личного комфорта. Этот биологический закон эволюционно более древний, целью его является эгоистическое выживание существа (человека) пусть даже и ценой причинения вреда окружению. Так строя жилище, человек вырубает деревья, истребляет животных и многое другое.