Ветхозаветные пророки. Большая христианская библиотека

Древняя иудейская традиция сохранила имена многих пророков в текстах Ветхого завета. Но надо знать, что в разные периоды истории еврейского народа фигура пророка неоднократно претерпевала изменения - от придворного предсказателя до воинствующего праведника, поднимающего израильтян на борьбу с язычниками, от вождя Моисея до чудотворца Илии. Собственно, практически все ветхозаветные пророки в основном толковали происходящее и давали оценку текущим событиям. Они не колеблясь предрекали бедствия, когда богоизбранный народ перечил воле своего Небесного Отца - Яхве.

Пророчица Девора

Девора - одна из семи пророчиц Израиля (наравне с Саррой, Мариам, Анной, Авигеей, Олдамой и Эсфирью). Девора была одной из «судий израилевых» (судьями назывались вожди, выбиравшиеся на время войны, а в мирное время они разбирали споры между соотечественниками), а ее авторитет основывался на пророческом даре. Она принимала спорщиков и тех, кто искал ее совета, на своем ритуальном месте - под пальмовым деревом на горе Ефремовой. Интересно, что подобный обычай - пророчествование на возвышенности под священным деревом - можно встретить практически повсеместно (от могильных курганов Скандинавии до священных рощ друидов и древнегреческих оракулов).

Ветхозаветная «Книга Судей Израилевых» свидетельствует, что Девора спасла еврейский народ, когда он в очередной раз отвернулся от Яхве и стал поклоняться другим богам. Девора совместно с военачальником Вараком возглавила израильское войско в борьбе с хананеянами, жестоко притеснявшими евреев в течение двадцати лет. Она предрекла, что слава победы над Сисарой - военачальником хананеев - достанется женщине, а не Вараку, потребовавшему от пророчицы лично участвовать в военной кампании. После победы Девора и Варак исполнили благодарственную песнь Яхве, и этот текст считается самым древним в Ветхом завете.

Пророк Самуил

В ветхозаветных преданиях Самуил - великий пророк, последний из «судей Израилевых». Мать Самуила, Анна, скорбя о своей бездетности и молясь в Силоме перед скинией завета, услышала от первосвященника Илия предсказание о рождении сына. С малых лет Самуил был посвящен в назореи и стал служить при скинии, помогая Илию. Однажды Самуил услышал голос бога, возвещавший будущее - так он удостоился быть пророком. Его первое пророчество касалось ковчега завета - в битве с филистимлянами святыня попадет в руки врагов, а сыновья первосвященника будут убиты. После того, как филистимляне вернули ковчег израильтянам (он принес в их страну бедствия), Самуил призывает евреев отвернуться от чужих богов. Помощь Яхве обеспечила им победу над филистимлянами, и сам Самуил стал судьей Израиля.

Впоследствии он помазал на царствование Саула - первого царя израильско-иудейского государства. Бог открыл Самуилу, что именно этот человек из колена Вениаминова должен стать царем. Вышло так, что Саул вышел искать пропавших ослиц, и пророк, повстречавшийся на его пути, предсказал ему будущее и полил его голову священным елеем - «помазал» в правители. На обратном пути Саулу встречаются поющие пророки, на него нисходит дух господень и он сам начинает принародно пророчествовать, то есть прорицать в состоянии божественной одержимости (все эти знамения ему предрек Самуил). Избранность Саула также подтвердилась во время жребия, брошенного Самуилом при большом собрании народа. В дальнейшем Самуил служил при царе, объявляя ему волю Яхве. После того, как Саул стал неугоден богу, совершив ряд недопустимых проступков, пророк Самуил по велению Яхве тайно помазал на царство юного певца Давида и, отвернувшись от раскаивающегося царя, оплакивал его до конца своей жизни как мертвого.

Накануне решающей битвы с филистимлянами Саул, тоскуя о былых днях и чувствуя себя покинутым богом, решается вызвать дух Самуила, уже давно умершего к тому моменту. Он обращается к чародейке из Аэндора, и призванная тень пророка мрачно предрекает ему и его сыновьям грядущую смерть на поле боя. Этот фрагмент лишний раз подтверждает, что представления о сохранении провидческих способностей пророка и после его смерти, имеет широкое распространение у разных народов (достаточно вспомнить древнегреческие оракулы на могилах прорицателей).

Пророки Нафан и Гад

У Давида, сменившего на престоле Саула, также находились в услужении пророки - Нафан и Гад. Пророк Гад, «прозорливец царев», подавал ему важные советы и возвестил божью кару за перепись народа (на выбор - 7 лет голода, 3 месяца сплошных военных поражений или 3 дня мора). По окончании мора, выбранного Давидом в качестве наказания, пророк Гад велел построить жертвенник в благодарность за окончание бедствия.

Пророк Нафан получал откровения от бога, которые затем передавал Давиду. Он пророчил непоколебимость рода давидова на царствовании и сообщал царю о поддержке свыше. Пророк Нафан также изобличает Давида, когда тот «совершил злое перед очами господа»: царь, возжелав жену своего начальника Урии, отправил его на верную гибель, чтобы заполучить красавицу Вирсавию. В наказание за содеянное, Нафан пророчит смерть первому ребенку, родившемуся от брака Давида с Вирсавией. Зато второго их сына - Соломона - Господь возлюбил и послал пророка Нафана дать ему имя Иедидиа («Возлюбленный Богом»). Впоследствии пророк Нафан принимал участие в помазании Соломона на царствование.

© Святослав Горский

Идолопоклонство, падение нравов, социальная несправедливость – вот характерные темы пророческих проповедей. Неистовые и бескомпромиссные глашатаи Господа часто оставались непонятыми, вызывали гнев владык, презрение и ненависть простолюдинов. Случалось, что цари преследовали пророков и бросали их в темницы, враждебно настроенные толпы поднимали их на смех, побивали камнями, изгоняли из городов.

Но пророки, которых можно назвать первыми в мире диссидентами и, несмотря на яростный накал их речений, первыми гуманистами и защитниками прав человека, продолжали бестрепетно нести свою миссию. Единственное, что их по-настоящему устрашало, - оказаться недостойными Божественного призвания. Роль иудейских пророков в становлении христианских верований огромна: ведь именно они предсказали грядущее явление мессии – спасителя человечества, посредника между Богом и людьми.

Мессианские идеи, возникшие в недрах иудаизма, стали краеугольным камнем новой религии - христианства. Пророки говорили о мессии как о человеке, избранном Богом («мессия», в переводе с иврита и с арамейского, означает «помазанник», т.е. избранник); они видели в нем идеального царя, нового Давида, но ни в коем случае не провозглашали его богочеловеком и сыном Всевышнего. Тем не менее, все, иногда весьма туманные и неконкретные, упоминания пророков о мессии стали трактоваться христианами как предсказания о пришествии Сына Божьего Иисуса Христа и принятых им ради спасения людей страданиях (слово «Христос» также переводится с греческого как «помазанник»).

Кроме того, статус пророчества получила в христианской традиции любая фраза ветхозаветных писаний, которую можно истолковать как предвосхищение событий, описанных в Евангелиях. Так, слова пророка Иеремии, оплакивающего разрушение Иерусалима, воспринимаются как предсказание крестных мук Иисуса: «Вы все, кто проходит (этим) путем, обратитесь и посмотрите, есть ли где еще боль, как боль моя?» (Плач Иер., 1:12).

Без постоянных ссылок на пророков, без размышлений над каждым их словом немыслимо христианское богословие. Наследие пророков так глубоко вошло в европейскую культуру, что, повторяя их образные и емкие фразы, мы зачастую забываем об источнике. Многие ли помнят, что прекрасные слова, начертанные на стене у здания ООН в Нью-Йорке: «Не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать», взяты из книги пророка Исаии (Ис., 2:4)?

Один из самых почитаемых христианами библейских пророков - Илия (ок. 9 в. до н. э.). В ветхозаветных преданиях (3-я и 4-я книги Царств) он предстает как неутомимый борец с идолопоклонством и ревнитель чистоты веры в единого Бога. История Илии полна чудесных событий. Упомянем лишь некоторые из них. Когда Бог в наказание за идолопоклонство наслал на вероотступников небывалую засуху, Илия скрывался у потаенного источника, а два ворона приносили ему пищу.

Спасаясь от гнева греховной царицы Иезавели, пророк был вынужден уйти в пустыню, где его поддерживал и наставлял ангел. Илия совершал чудеса, очень похожие на те, о которых мы узнаем из Евангелий: он спас от голода бедную вдову из города Сарепты, сделав так, что мука в кадке и масло в кувшине не убывали, воскресил ее умершего сына, проходил по воде, словно по суше (перед ним расступились воды Иордана).

Исаия, или Исайя (ивр . Йешаяhу; буквально «спасение с Господом») – один из больших библейских пророков, сын Амоца , выходец из знатной иудейской семьи (талмудисты даже считали Амоца братом царя Амасии), родился в Иерусалиме около 765 днэ. Исаия примечателен, в первую очередь, своими пророчествами о Мессии, а также идеями социальной справедливости и всеобщего равенства (сходные с книгами Амоса и Осии), что даёт основания считать Исаию предтечей социалистических мыслителей последующих веков.

Пророк Исайя, достигнув зрелого возраста, пророк Исаия вступил в брак с благочестивой девицей-пророчицей (Ис 8:3) и имел сына Иасува (Ис 7:3).

Пророк Исайя упоминается в 2Цар 19–20 и 2Хр 26:22; 32:20, 32.

Его пророческая деятельность началась в возрасте 20 лет с видения Бога Саваофа на престоле и ангелов, окружавших его. Пророк Исайя начал передавать свои сообщения в 747 днэ, во времена царя Озии. Начало пророческой деятельности Исаии пришлось на период правления царей Азарии (785-733 днэ, включая соправление), Иоафама (759-743 днэ), Ахаза (743-727 днэ) и Езекии (727-698 днэ).

Согласно еврейской традиции, жизнь Исаии мученически закончилась в период царствования царя иудейского Манассии (698-643 днэ), известного своими беззакониями и гонениями на пророков.

Исайя прожил около 80 лет ≈ 765-685 днэ .

Одна из 11 девтероканонических книг Библии Исторических Церквей библейская книга «Послание Иеремии» содержит 66 глав, 1 291 стих, 25 734 слова и 123 022 буквы .

Ирмеяhу, Иеремия (Ирмеяху, `да возвысит Господь`; родился, видимо, в 645 днэ – умер в начале VI в. днэ), еврейский пророк.

Книга Иеремии является второй в разделе поздних пророков ТАНАХа.

Иеремия родился в левитском городе Анатоте в 7 км от Иерусалима, в семье, принадлежавшей к жреческой династии Эвиатара, отстранённой царем Соломоном от служения в Иерусалимском храме.

Уже в ранней юности Иеремия чувствует себя призванным Богом к пророчеству. Пророческая деятельность Иеремии приходится на самый бурный период истории Иудейского царства.

Северное (Израильское) царство уже было разрушено Ассирией, и его территория присоединена к Ассирийской империи, границы которой проходили теперь несколько севернее Анатота. Царствование Манассии (ивр. Менаше, Менашше) ознаменовалось распространением в Иудее языческих культов из западных областей Ассирийской империи. Пророческое движение усматривало в падении Израильского царства Божью кару за служение чужим богам и за упадок нравов.

Согласно русскому переводу Библии по Синодальному изданию 1876 года, Книга пророка Иеремии содержит 52 главы, 1 364 стиха, 30 410 слов и 142 839 букв .

Согласно русскому переводу Библии по Синодальному изданию 1876 года, библейская книга «Плач Иеремии» содержит 5 глав, 154 стиха, 2 363 слова и 11 594 буквы .

«Послание Иеремии» содержит 1 главу, 72 стиха, 1 278 слов и 5 957 букв .

Иезекиил, Иезекииль (ивр . ‎ Йехезкель – «Господь укрепит»).

Сведения о личности пророка крайне скудны. Йехезкель сын Бузи родился (≈ в 622 днэ) в Иудее и был коэном (коheном). Его жена умерла во время осады Иерусалима войсками Навуходоносора, а сам он первым караваном пленных в 597 днэ был уведён в Вавилонию и жил в посёлке Тель-Авив у реки Ховар близ Ниппура, одного из религиозных центров Вавилонии.

В пятом году пленения Иоакима Йехезкель был призван Богом к пророческому служению: пророку были явлены от Бога несколько видений, с которых в 592 днэ началось его пророческое служение. В это время Йехезкелю было около 30 лет. Дом пророка в Тель-Авиве, как и дома многих священников в плену, стал местом, где собирались изгнанные иудеи (именно из таких домов собраний в эпоху плена и родилась синагога). 22 года спустя, в 27-м году пленения, он всё так же оставался в служении, как мы читаем далее в книге (Иез 1:1, 2; 29:17).

Время и обстоятельства смерти пророка неизвестны, по преданию, его гробница находится в центральном Ираке, в селении, расположенном в 32 км от города Хилла.

Содержащиеся в книге Йехезкеля пророчества относятся ко времени между 593 и 571 гг. днэ, то есть к периоду, когда после почти 10 лет покорности иудейский царь Цидкияhу, надеясь на помощь Египта, восстал против вавилонского ига (588 днэ). Восстание закончилось страшным разгромом Иудеи и, после двухлетней осады, взятием Иерусалима в 586 днэ Навуходоносором; Храм был разрушен, и большинство населения страны угнано в Вавилонию.

В число пленных попала царская семья и князья; всё храброе войско; плотники и кузнецы. С тяжёлыми чувствами пленённые израильтяне завершили своё утомительное путешествие, оставив позади гористую местность с природными источниками вод и долинами и оказавшись на одной из необъятных равнин. Теперь они жили у реки Ховар, в самом сердце могущественной державы, в окружении народа, который имел чуждые им обычаи и поклонялся языческим божествам. Навуходоносор разрешил израильтянам владеть собственными домами, держать слуг и заниматься ремёслами и торговлей.

Согласно русскому переводу Библии по Синодальному изданию 1876 года, Книга пророка Иезекииля содержит 48 глав, 1 273 стиха, 28 355 слов и 130 269 букв .

Даниил (ивр. Даниэль, что означает «Бог - мой судья»), знатный иудей (1:3,6), уведённый подростком в 607 днэ, в третий год правления Иоакима в Вавилон (1:1,3-6), где воспитывался при царском дворе (1:4,17-18). Был возведён за истолкование сна Навуходоносора в высокое придворное звание (2:48-49), которое сохранил до третьего года царствования Кира (10:1).

Еврейский историк Иосиф Флавий пишет: «Окончив жизнь, говорит он, Даниил стяжал вечную память, ибо книги, которые он, написав, оставил, читаются у нас еще и ныне. И мы удостоверяемся в них, что он беседовал с Богом. Оставил же сие записанным, что и сделало для нас ясным точность и непреложность его пророчеств» (Древн. 10:7). В тех же Древностях (10:12) Иосиф Флавий считает осквернение Иерусалимского храма Антиохом Епифаном в 169 днэ точным исполнением пророчества Даниила (11:31), «произнесённого за 408 лет».

Приведённое свидетельство нисколько не ослабляется замечанием Талмуда, что книга Даниила написана мужами Великого Собрания. И прежде всего в состав членов этой последней талмудисты включали и пророка Даниила, а в таком случае и книга его имени могла быть составлена им самим. Во-вторых, деятельность членов Великого Собрания заключалась, по талмудическому преданию, в пересмотре, очищении и разделении священных книг, точнее, составлении канона. Сообразно же с этим книга пророка Даниила «написана» ими лишь в том смысле, что после предварительного пересмотра включена в канон.

Считается, что Даниил дожил до преклонного возраста (по некоторым источникам, до 90 лет) и был похоронен в гробнице в городе Сузы.

Впрочем, его могилы показывают также в Мосуле и Самарканде.

Могила в Самарканде представляет собой склеп длиной около 18 метров. Поверие гласит, что склеп постоянно растёт. Святой почитается как христианами, так и мусульманами, которые называют похороненного в ней святого Данияром. Рядом с могилой находится 500-летнее фисташковое дерево, после нескольких лет сухостоя в 2000-х годах вдруг дало зелёные побеги. Считается также, что останки святого привёз в Самарканд из военного похода в Малую Азию Тамерлан.

В 2007 террористами была взорвана ещё одна иракская могила, приписывавшаяся Даниилу. В 2014 году экстремистская исламская организация, захватившая Мосул, разрушила тамошнюю гробницу.

Пророк Даниил выдаёт себя за современника Вавилонского плена. В соответствие с этим его книга носит следы вавилонского происхождения: на ней, как на подлинном произведении современника плена, лежит отпечаток данной эпохи. Показателем его является прежде всего язык книги, – еврейский 1-2:3 - 8-12 гл. и арамейский 2:4 - 7:28 гл. Как иудей по происхождению, автор знает свой родной язык, а как вавилонянин по местожительству, – общенародный в Вавилоне арамейский. Такое же точно знакомство с обоими наречиями он предполагает и в читателях своей книги – иудеях. Народной же массе арамейский язык сделался доступным лишь в период плена; до тех пор он был достоянием одних образованных (4 Цар 18:26; Ис 36:11). Но употребляя в период плена арамейское наречие, народ не забыл и свой родной язык (Ездра пишет по-еврейски), как то видим впоследствии, – при Маккавеях.

«Даниэль» – 9-я книга раздела «Писаний» («Кетувим», «Ктувим») еврейской Библии («ТаНаХа»). В греко-славянской Библии Книга пророка Даниила занимает четвёртое место в ряду пророческих книг Ветхого Завета.

Согласно русскому переводу Библии по Синодальному изданию 1876 года, Книга пророка Даниила содержит 12 главы, 424 стиха, 9 371 слово и 45 160 букв .

Введение

Те много ошибаются, кто пророчества Св. Писания почитают простыми предсказаниями, предвещанием будущего и ничем больше. В них заключается учение, учение, относящееся ко всем временам.

П. Я. Чаадаев

Книги пророков составляют в Ветхом Завете лишь около четверти всего текста; по содержанию же им принадлежит центральное место в дохристианской части Библии. Тем не менее нужно признать, что довольно часто они оказывались несправедливо отодвинутыми на задний план в сравнении с другими разделами Св. Писания. Пророки представляли наибольшие трудности для толкователей Библии, и поэтому во многих изложениях Ветхого Завета они изображались вереницей бледных, безликих фигур, единственным назначением которых было предсказать пришествие Мессии. Патриархам и царям, как правило, уделялось гораздо больше внимания.

Спора нет, образы этих библейских героев обрисованы в Писании с изумительной жизненностью, сказания о них полны глубокого смысла и драматизма, но все же их история в значительной степени есть лишь прелюдия к проповеди великих пророков. Патриархи и вожди, священники и цари древнего Израиля были той человеческой средой, в которой сверкнули первые лучи Откровения, проникшие через толщу суеверий, варварских нравов и грубых представлений о Боге. Один лишь Моисей, загадочный и в сущности непонятый, возвышается подобно гиганту в сумраке ранней ветхозаветной истории. Он был подлинным посланцем Божиим, пророком, которому не было равного после него (Втор. 34.10), началом по отношению к другим пророкам (Исх. 7.1; Числ. 11.17–25). Его учение раскрылось во всей полноте лишь в классическом профетизме , начиная с Амоса, первого пророка-писателя.

Под «пророком» обычно разумеют предсказателя будущего; между тем в Библии против этого узкого понимания профетизма свидетельствует уже сам термин наби (пророк). Он, по-видимому, происходит от аккадского слова «набу» («призывать»), и, очевидно, «наби» нужно переводить как «призванный» (Богом). В то же время греческое слово ******** буквально означает того, кто говорит нечто от лица другого, а в Ветхом Завете есть прямые указания на то, что «пророк» - это посланник, или вестник.

Дар предвидения, которым, несомненно, обладали пророки, не имел самодовлеющего значения; он прежде всего служил подтверждением того, что они воистину были посланы Богом.

Для христианского сознания наиболее драгоценным в предвидении пророков является их слово о грядущем Царстве Божием и его Главе - Мессии. «Они свидетельствуют о Мне» - эти слова Христа относятся к боговдохновенным мужам Ветхого Завета. Редко в мир являлись люди, в такой степени, как они, устремленные к грядущему; их провидческому взору дано было преодолевать преграду времени, и образ Помазанника Господня становился для них живым, почти осязаемым. Это было столь очевидным, что евангелисты искали у пророков подтверждения почти всего, что происходило в земной жизни Иисуса.

И,однако, неверно считать, что духовное значение пророков сводилось лишь к предсказанию явления Христа. Будь это так - в новозаветное время они оказались бы принадлежащими только прошлому. На самом же деле пророки в первую очередь были предтечами евангельского Откровения; пролагая путь Богочеловеку, они возвещали высокое религиозное учение, которое, хотя и несравнимо с полнотой Евангелия, тем не менее остается жизненным даже в наши дни.

Пророки и поныне являются для нас провозвестниками Истины. Они - постоянные спутники человечества; их голос звучит всюду, где люди чтут Библию; их лики смотрят с плафона Сикстинской капеллы и со стен древнерусских соборов, их слова перелагают поэты, ими вдохновляются музыканты, а в тревожный век мировых войн призывы и предостережения пророков звучат так, будто они произнесены сегодня. Но главное значение их не в этом. Они дороги нам как учители веры и жизни. Псалмы, гимны и пророчества, в которых эти великие боговидцы выразили свой внутренний опыт, вот уже более двадцати пяти веков находят живой отклик в каждом религиозном сердце.

Пророки жили в эпоху духовного пробуждения человечества, которую Ясперс удачно назвал «осевым временем». Именно тогда почти во всем мире возникали движения, окончательно определившие облик дохристианского религиозного сознания. Авторы Упанишад и Бхагавад-Гиты, Будда и Лao-цзы, орфики и пифагорейцы, Гераклит и Сократ, Платон и Аристотель, Конфуций и Заратустра - все эти учители человечества были современниками пророков, и в известном смысле профетическое движение явилось составной частью общего стремления людей найти новое миросозерцание, обрести высший смысл жизни.

Многим мировым учителям был присущ великий религиозный дар, позволявший им прикоснуться к Божественным тайнам. И все же в этой семье духовных вождей пророки стоят особняком.

Прежде всего, мы нигде не встречаем такого ясно выраженного единобожия, которое сочетается с признанием реальности тварного мира. «Беспримерно высокий и чистый еврейский монотеизм, - справедливо утверждал Та-реев, - есть преимущественный результат пророческой проповеди».

Правда, на первый взгляд учение пророков в этом отношении не кажется исключением: мыслители Египта, Индии, Китая и Греции тоже сумели возвыситься над политеизмом и прийти к вере в единое верховное Начало. В таких понятиях, как Атон, Агіейрон, Нус, Брахман, Нирвана, несомненно, есть нечто общее: все они - иероглифы для обозначения высшей сокровенной Реальности. Созерцание индийцев и мысль эллинов далеко продвинулись в поисках этой реальности. Они преодолели корыстномагический соблазн древних верований, а жизненные идеалы из мира внешнего перенесли в область Духа.

Однако все учения о Божественной Сущности принимали формы, не позволяющие признать их подлинным монотеизмом. Религия Эхнатона носила черты поклонения природе и была связана со зримым светилом - солнцем; у античных натурфилософов Божество представлялось неотделимым от космических стихий; в Упанишадах исповедовался крайний монизм, и Брахман оказывался безликим Нечто; Будда сознательно противопоставлял свое учение о Нирване любому виду теизма, а Бхагавад-Гита, делая ударение на множественности обликов Божества, открывала двери язычеству. Даже такие мыслители, как Платон и Аристотель, говорившие о едином Боге, верили в существование второстепенных божеств и признавали необходимость их культа. Кроме того, рядом с Богом они ставили вечную Материю. Наиболее близка к Библии религия Заратустры, но абсолютизация в ней злого начала делает ее своеобразным «двоебожием».

Таким образом, в дохристианском мире лишь одна ветхозаветная религия была свободна как от язычества, так и от пантеизма, от смешения Бога с природой.

Не странно ли это? Как могло учение, родившееся в бедной и незначительной стране, оказаться столь самобытным, возвыситься над религиозными и философскими достижениями великих цивилизаций? Где найти разрешение этой исторической загадки?

Напрасно было бы искать ответ на этот вопрос в возможности иноземных влияний. Будь пророки по времени последними из мировых учителей, можно было бы еще предположить, что, пойдя по пути предшественников, они сумели превзойти их; но в том-то все и дело, что движение пророков началось за два века до возникновения и греческой философии, и буддизма, и зороастризма.

Не проясняет дело и ссылка на личный гений. Ее можно было бы принять, если бы речь шла об одном человеке. (Так, справедливо утверждение, что без Будды не было бы буддизма, а без Платона - платонизма.) Но в случае пророков перед нами целая плеяда проповедников, сменяющих друг друга на протяжении трех столетий.

И наконец, если вспомнить, что учение пророков стояло в оппозиции к религиозному укладу своего времени и страны, то необходимо будет признать, что тайна профетизма вообще неразрешима в плоскости чисто исторической. Можно научными методами определить даты жизни пророков, восстановить по памятникам окружавшую их историческую среду, исследовать тексты их книг в плане литературном и филологическом, найти у них точки соприкосновения с другими реформаторами или проследить их связь с социально-экономическими процессами той эпохи, но всего этого будет недостаточно для проникновения в сущность профетизма.

Когда мы обращаемся к Библии во всем ее духовном своеобразии, нужны иные критерии и подходы.

Первое, что бросается в глаза при чтении книг пророков, - это их ни с чем не сравнимая уверенность в подлинности дарованного им Откровения. Это отличает библейских провидцев от большинства искателей истины всех времен.

Философы, размышлявшие о Начале всего, стояли как бы перед глухой стеной, простукивая ее и прислушиваясь к звуку; они обменивались догадками, спорили, строили предположения. «Трудно познать Отца всяческих», - говорил Платон, а поэт Риг-Веды спрашивал:

Кто поистине знает, кто теперь бы поведал, Откуда возникло мирозданье?

Мистики же, хотя и ощущали полную достоверность своего знания, не верили, что богопознание возможно по эту сторону бытия. Так, для брахманов приблизиться к Божеству означало войти в Него, оставив за порогом не только весь мир, но и самих себя. «Если прекращаются пять знаний вместе с мыслью, если бездействует рассудок, то это, говорят, высшее состояние», - читаем мы в Катха-Упанишаде.

Но при всем том, сознавая неисчислимые трудности на пути к богопознанию, большинство мудрецов считало его принципиально возможным. Философы представляли себе Божество умопостигаемым, а созерцатели - мистически досягаемым.

Пророки же, напротив, отрицали возможность постигнуть Бога разумом или достигнуть Его путем экстатического восхождения. Сущий, Ягве, был для них пламенеющей бездной, ослепительным солнцем, сияющим превыше постижения и досягаемости. Они не поднимали глаз на это солнце, но его лучи пронизывали их и озаряли окружащий мир. Их не покидало чувство, что они живут в присутствии Вечного, находясь как бы в Его «поле», и это было названо ими даат Элогим - богопознанием. Такое «знание» не имело ничего общего с философскими спекуляциями и отвлеченными умопостроениями. Сам глагол «ладаат», «знать», имеет в Библии смысл обладания, глубокой близости, и поэтому даат Элогим означает приближение к Богу через любовь к Нему.

В философии и пантеистической мистике мы чаще всего находим не любовь, а скорее благоговейное восхищение перед величием мирового Духа. И порой в этом преклонении невольно ощущается привкус какой-то печали, рождаемой неразделенным чувством. Божественное - как холодное море, воду которого можно исследовать и в волны которого можно погрузиться, но само оно извечно шумит, полное своей, чуждой человеку жизнью; так и Сущее пребывает холодным и далеким, не замечая усилий смертных вступить с Ним в контакт…

Чего же достигло это философское и мистическое познание Бога? Оно обозначило Его многими именами, называя абсолютной Полнотой, универсальным Первопринципом, чистой Формой; оно пыталось осмыслить связь Божества с космическими законами и движением миров.

Это постижение ощущалось великими учителями как нечто завоеванное, подобное одной из тех тайн, которые человек вырывает у природы.

Для примера возьмем хотя бы путь Будды к духовному просветлению. Этот путь был исполнен ошибок, проб, разуверений, а когда желанный покой Нирваны был обретен, мудрец глубоко проникся сознанием достигнутой победы. «Я покинул все, - говорил он, - и обрел освобождение через разрушение желаний. Самостоятельно овладевший знанием, кого бы я мог назвать учителем своим? Нет у меня учителя. Нет равного мне ни в мире людей, ни в областях богов. Я - святой в этом мире, я - высший учитель, я - единственный просветленный!» Подобное же горделивое сознание победителя можно заметить и у других учителей, пусть выраженное в менее резкой форме. Даже Сократ, заявлявший о своем «незнании», верил в то, что он в состоянии приоткрыть покров мировой тайны. Здесь проявляется естественное чувство преодоления высоты, которое мы встречаем у многих поэтов и мыслителей. Именно оно позволило Ницше рассуждать на тему: «Почему я так мудр». Могут возразить, что это просто маниакальный бред величия, на самом же деле болезнь лишь обнажила то, что сокровенным образом живет в сознании творческих натур, тайно или явно утверждающих: Exegi monumentum (Я памятник себе воздвиг).

У пророков нет ни сознания своего гения, ни чувства достигнутой победы; и это не потому, что они были лишены творческих сил, и не потому, что не испытали духовной борьбы, но потому, что знали, что их провозвестие исходит от самого Бога.

Пророки принадлежали к разным сословиям: среди них мы находим царедворца и певца, пастуха и священника. Зачастую и говорят они о разном: Амос и Софония - о вселенском суде, Осия - о Божественной любви, Исайя и его ученики предрекают наступление всемирного Царства Мессии, Иеремия учит о религии духа, а Иезекииль ревнует о храмовой Общине с торжественным богослужебным ритуалом. Книги их отличаются друг от друга, как писания евангелистов, но подобно тому, как в четырех Евангелиях живет единый образ Богочеловека, так и в пророческих книгах за разными аспектами проповеди ощущается единый образ Сущего.

«Трагическим героем, - говорил Кьеркегор, - человек может стать собственными силами, рыцарем веры - нет». Пророки стали такими «рыцарями» потому, что сама высшая Реальность открылась им так близко, как никому до них. И открылось им не безликое Начало и не холодный мировой Закон, а Бог Живой, встречу с Которым они пережили как встречу с Личностью.

Пророки стали Его вестниками и не потому, что они смогли проникнуть в Его надзвездные чертоги, а потому, что Он Сам вложил в них свое Слово.

В те времена, когда царский писец записывал на свитке или таблице веления своего властителя, он начинал обычно словами: «Так говорит царь». Подобное выражение мы находим почти на каждой странице пророческих книг: «Ко амар Ягве», «Так говорит Сущий».

Что же это должно означать? Неужели благодатное вдохновение материализовалось в звуки, в слова, которые пророк записывал под диктовку? Против такого предположения достаточно свидетельствует индивидуальный стиль библейских авторов. Голос Божий был внутренним голосом, звучавшим в той глубине духа, где, по словам Мейстера Экхарта, человек обретает Бога; и лишь после этого Откровение силами души и разума претворялось в «слово Господне», которое пророки несли людям.

Но в какие бы земные одежды ни облекалось Откровение, у пророков никогда не возникала мысль приписать себе «слово Господне». Они лучше других знали, насколько отличается этот овладевший ими мощный поток Духа от их собственных чувств и мыслей. То, что они возвещали, нередко превосходило не только уровень их аудитории, но и уровень их собственного религиозного сознания.

Известный католический исследователь Библии Джон Маккензи, давший тонкий анализ психологии профетизма, подчеркивал, что именно в этом ощущении «иного» обнаруживается водораздел между библейским Откровением и естественным озарением творческой личности. И действительно, высшее постижение индийской мистики, выраженное в формуле «Татт твам аси», «Ты - это Он», воспринимается как полное слияние и отождествление с Божественным. Между тем пророки, даже тогда, когда говорили прямо от лица Ягве, ни на минуту не забывали, что они лишь проповедники высшей воли. Они не восходили к Богу, а Он сам властно вторгался в их жизнь. Это был тот все превозмогающий свет, который остановил апостола Павла на дороге в Дамаск.

Но если так, то не становится ли вестник Божий лишь пассивным медиумом без воли и сознания? Ведь потеря ощущения своей личности столь свойственна для мистических состояний. Брахманы, Будда, Плотин были даже охвачены жаждой освободиться от бремени своего «я». Однако, обращаясь к Библии, мы, вопреки ожиданию, видим, что пророки нисколько не походили на исступленных пифий или сомнамбул: в моменты высочайшего мистического напряжения самосознание в них не угасало. На это обратили внимание уже первые толкователи пророков - бл. Иероним и св. Иоанн Златоуст.

Иной раз пророк, устрашенный трудностью подвига, даже противился небесному зову, но автоматом он никогда не был и всегда оставался человеком. Именно поэтому он мог в конечном счете стать свободным соучастником Божиих замыслов. Он следовал призыву во имя верности Богу и любви к Нему.

Кого пошлю Я? Кто пойдет? - вопрошает Господь.

И пророк Исайя отвечает: Вот я. Пошли меня…

Это - не блаженная прострация «самадхи» и не «турия», сон без сновидений, а подлинная «встреча лицом к лицу». При всей непостижимой близости Бога и человека они не исчезают друг в друге, а остаются участниками мистического диалога.

Так возникает чудо двуединого сознания пророка, не имеющее аналогий в религиозной истории. В их лице дохристианский мир был вознесен к последней черте, за которой открывается Богочеловечество. В этом смысле каждый пророк был живым прообразом Христа, «нераздельно и неслиянно» соединившего в себе Бога и человека.

Неповторимый опыт пророков порождал и единственный в своем роде ответ на вопрос об отношении Бога к миру. Правда, этот ответ не сформулирован как метафизическое учение; в этом смысле книги пророков разочаруют тех, кто стал бы искать в них философской системы. На многие вопросы они не дали ответа и не стремились к этому. Их вера, рожденная Откровением, была базальтовой основой, на которой уже впоследствии могли возникать пласты богословия, метафизики и внешних форм религиозной жизни.

В противоположность известным на Востоке и на Западе учениям пророки не считали, что вселенная образована из предвечной Материи или же что она есть эманация, излияние Божества. По их учению, мир получил бытие силою творческого Слова Ягве; даже имя Божие (связанное с глаголом «хайя», «быть»), вероятно, может означать «дарующий бытие», «Творец». Разумное, творческое существо, человек представляет собой как бы вершину мироздания, но он - не «осколок Абсолюта», а «образ и подобие» Создателя. Как художник любит свое творение, как мать - свое дитя, так и Бог связан живыми узами с человеком и миром. Он хочет возвысить их до Себя, приобщить к своей совершенной полноте. Это делает их существование исполненным смысла и цели. Именно это ощущение смысла бытия отсутствует в большинстве философских систем древности.

Библия, в отличие от всех «языческих» концепций вселенной, проникнута мыслью о незавершенности мира, который представляет собой «открытую систему»: его движение не круговое, а восходящее. Пророки первыми увидели несущееся вперед время, им открылась динамика становления твари. Земные события не были для них лишь пеной или скоплением случайностей, но историей в самом высоком смысле этого слова. В ней они видели исполненную мук и разрывов драму свободы, борьбу Сущего за свое творение, изживание демонического богоборчества. Конечная цель истории - полное торжество Божественного Добра. Первоначально пророки усматривали эту победу в устранении всяческой неправды из мира, но постепенно они осмыслили будущее Царство Божие как примирение Творца и человека, единение их в высшей гармонии.

Все утопии европейского человечества по существу - лишь незаконнорожденные дети библейской эсхатологии. Искаженная, приземленная, она тем не менее продолжает владеть умами: такова сила изначального библейского импульса. Ведь никакая наука не гарантирует Прогресса, и вера в него есть не вывод из позитивных научных данных, напротив, исторически она предшествует развитию науки. Впрочем, какие бы формы ни принимала эта вера, ее нельзя считать чистым заблуждением, ибо она есть затемненное эсхатологическое предчувствие. Она есть храм, превращенный в торжище, в клуб, но сохранивший нечто от своих прежних очертаний. В ней живет смутное чаяние Царства Божия, о котором впервые возвестили пророки Израиля.

В глазах грека человек был игрушкой Судьбы, для утопистов он стал единственным творцом истории, пророки же, зная, что сам Ягве установит свое Царство, в то же время видели в человеке активного сподвижника Божия. То было предвосхищением богочеловеческой тайны за века до Евангельских событий.

Служение высшей Воле требовало от пророков деятельного включения в жизнь окружающего мира. Они не могли оставаться безучастными к тому, что совершалось вокруг них. Слово Божие преисполняло их удвоенной силой и энергией. (Эту черту унаследовали у пророков многие христианские мистики и святые, такие, как преподобный Сергий или св. Тереза Авильская.) И прежде всего пророки выступают как непримиримые враги заблуждений своего общества и своей эпохи.

Но при всем этом ни один пророк не считал себя основателем совершенно новой религии, как бы возникающей на развалинах национальных суеверий. Они недвусмысленно объявили себя продолжателями религиозного дела, начатого задолго до них. И действительно, не будет преувеличением сказать, что все основные черты израильского профетизма содержались уже в проповеди Моисея. Десять Заповедей суть исповедание этического монотеизма, который нашел высочайшее выражение у пророков. «Песнь Исхода» говорит о Боге-Избавителе и Властителе истории, и эта же мысль становится ведущей в профетизме. Вера в Царство Божие тесно связана с Обетованием, которое вдохновляло Моисея, когда он выводил Израиль из Египта.

Однако религиозное учение Моисея оказалось не в силах победить грубый натурализм и крестьянские суеверия. Нужна была какая-то духовная трансформация, какой-то взрыв, для того чтобы семя, брошенное с Синая, дало всходы в Палестине. И этот взрыв произошел с появлением пророка Амоса, которым начинается наш рассказ.

Современный человек, говоря о библейском пророке, невольно представляет себе личность легендарную, едва различимую в узорной ткани сказаний, принадлежащую к почти мифическим временам. А между тем образы пророков в сравнении с фигурами других религиозных Реформаторов, почти свободны от фольклорных драпировок; источники, содержащиеся в Св. Писании, представляют собой свидетельства высокой исторической достоверности. В то время как о Пифагоре или Будде мы знаем по сравнительно поздним преданиям, о Конфуции или Сократе - по воспоминаниям учеников, пророки оставили нам свои собственные творения, которые не только раскрывают содержание их проповеди, но и позволяют заглянуть в тайники их души, почувствовать биение их сердца.

И вообще пророки-писатели принадлежат той эпохе израильской истории, когда легенды уже не так легко складывались. Если Моисей и Илия окружены еще сверхчеловеческим ореолом, то, начиная с Амоса, сведения Библии о пророках почти полностью лишаются элементов легендарности. Мы видим на страницах Писания их подлинные человеческие лики.

Поражает многогранность этих удивительных людей. Они - пламенные народные трибуны, заставляющие толпу замирать в молчании; они смелые борцы, бросающие обвинение сильным мира сего; в то же время они предстают перед нами как лирические поэты, как натуры чуткие, легко ранимые и страдающие. С одной стороны, они любят поражать воображение масс странными жестами и словами, их легко принять за безумцев или пьяных, но с другой стороны, - это мыслители с широким горизонтом, мастера слова, хорошо знакомые с литературой, верованиями, обычаями и политикой своего времени.

Благодаря этому пророки постоянно являются как бы в двух лицах; это люди, неразрывно связанные со своим народом и со своей эпохой, в которую они прочно вписаны, и их трудно понять, если отделить от исторического фона; и одновременно - это вдохновенные провозвестники Божии, чья проповедь идет бесконечно дальше их страны и их времени.

«Пророческое видение, всплывающее из подсознательных глубин человеческой души, - говорит Арнольд Тойнби, - неподвластно закону… Здесь мы присутствуем при подлинном акте творения, в котором в мир вступает нечто новое». Это безусловно справедливо, но только в отношении мистических истоков пророческой проповеди, по Форме же своей она не может быть чем-то изолированным, являться исключительно плодом личного вдохновения.

Как люди своего времени пророки разделяли особенности древне-восточного мышления и представляли себе вселенную в свете вавилонской науки; они часто следовали приемам восточных прорицателей и, подобно любому писателю, испытывали на себе литературные влияния. Поэтому, чтобы правильно понимать пророческие книги, нужно иметь представление о культурной атмосфере их эпохи.

Прежде всего следует указать на то место, которое занимали пророки в религиозной жизни Израиля.

В отличие от священников, в обязанность которых входило давать наставления народу, пророки выступали лишь временами и в исключительные моменты. Тем не менее они, как правило, связывали свою деятельность с общечтимыми святынями: Моисей внимает Богу в скинии, Дебора пророчествует у священного дуба, пророки времен Давида находятся при Ковчеге или Эфоде. Таким образом, к моменту появления Амоса уже сложилась прочная традиция, соединяющая прорицание «наби» со святилищем. И сам Амос начинает проповедовать в Бетэльском храме Иеровоама II, а за ним Исайя, Иеремия и другие пророки следуют принятому обыкновению.

Почему это необходимо учитывать для понимания пророков?

Во-первых, потому, что этот обычай, вопреки распространенному мнению, указывает на то, что пророки не были чистыми «протестантами», отрицавшими храмовое богослужение. Мы увидим впоследствии, что пророки и священники, пусть и по-разному, но проповедовали одно и то же учение.

А во-вторых, это определило форму их писаний. Подобно тому, как в Дельфах у жрецов существовала установленная форма поэтических ответов вопрошавшим, так и в Израиле издревле сложился известный стиль профетических речей. Это была религиозная поэзия, со своей символикой, языком и образами. Если в иконописной традиции нимб, крылья, сферы, цвета, жесты служили для передачи духовного видения Церкви, то пророки для выражения своего опыта прибегали к мотивам бури, землетрясения, небесного огня, к образам древнего эпоса. Большая часть пророческих книг написана стихами, но стихи эти мало похожи на античные или западноевропейские. Они редко подчинялись метрике, почти не имели рифмы. Основой библейской поэзии служила игра смысловыми параллелями, столь характерными для древнего Востока.

И наполнилась земля его серебром и золотом, и нет числа сокровищам его;

И наполнилась земля его конями, и нет числа колесницам его.

Весь строй пророческого речитатива пронизан, однако, своеобразной музыкальностью. Яркие, неожиданные образы, искусные аллитерации, внезапные удары ритма - все это создает неповторимый поэтический стиль.

В древнееврейской поэзии нет греческого изящества и латинской кристальной ясности. Слова пророков рвутся с неудержимой силой, способной сокрушить любые формы. Как удары молота, как возрастающий шум обвала, падают строки:

Элоах митейман яво,

вэ Кадош ме хар Паран,

Киса шамаим хаодо

вэ тхилато мала хаарец.

От этих звуков веет чем-то архаическим, почти первозданным…

Речи пророков богаты эмоциональными интонациями: в них слышатся ирония и мольба, торжествующий гимн и сетование, риторический пафос и задушевность интимной беседы. Но в целом они полны внутренней напряженности и страстного кипения; их строки так же мало похожи на священную письменность Индии, как пенящийся среди скал поток на тихую лесную реку. Пророки были поэтами «бури и натиска», и, вероятно, в сравнении с греческими философами им недоставало респектабельности и сдержанности. Но им была чужда спокойная игра ума, и они слишком серьезно относились к тому, о чем говорили.

Первоначально пророческие изречения и проповеди записывались на пергаментных и папирусных свитках, которые хранились в храме, а списки с них расходились среди народа. Во многих случаях имена авторов утрачивались и рукописи оказывались анонимными. Для пророков важно было не увековечить свое имя, а сохранить, для людей возвещенное им Слово Божие.

Свитки многократно переписывались и сшивались, при этом иной раз к книге одного пророка подшивали отрывки из книг другого - неизвестного по имени. При переписке нередко выпадала та или иная строка. Эти пробелы ощущаются при внимательном чтении пророческих книг даже в переводах. Естественно, что переписчики иногда делали ошибки или, случалось, вносили в текст фразы с полей, но в целом это не повредило содержанию книг. Найденные недавно в Иудейской пустыне манускрипты свидетельствуют о хорошей сохранности текста] пророков, дошедшего к нам через века.

Даже самая радикальная критика вынуждена была признать, что в целом пророческие книги написаны теми лицами, которым их приписывают. Это (за исключением некоторых оговорок) относится к Амосу, Осии, Михею, Науму, Аввакуму, Софонии, Иеремии, Иезекиилю, Аггею, Малахии. Что касается Книги Исайи, то еще в прошлом столетии библейской наукой было установлено, что ее писал не один автор. Первая часть (1-39 главы) в основном принадлежит пророку Исайе, жившему в Иерусалиме в VIII в., главы же 40–55 написаны в Вавилоне ок. 540 г. до н. э. анонимным пророком, которого принято называть Второисайей или Исайей Вавилонским. Из содержания глав 56–66 видно, что автор жил уже после возвращения иудеев из плена (538 г.); есть доказательство в пользу того, что это был Второисайя.

Книгу пророка Захарии приписывают трем авторам. О пророках Авдие и Иоиле ничего не известно, и книги их трудно датировать; по общему мнению библеистов, они относятся к эпохе Второго Храма. Книги Даниила и Ионы написаны после плена и в строгом смысле слова не принадлежат к пророческой письменности.

Кроме письменных памятников обильный материал для понимания библейского текста дали археологические раскопки, ведшиеся последние полтораста лет. Древние камни заговорили, и теперь можно увидеть портреты современников Исайи и Иеремии, читать ассирийские и вавилонские анналы, параллельные библейской истории, а также восстановить до деталей обстановку, окружавшую ветхозаветных праведников при жизни.

Таким образом, приступая к рассказу о пророках, мы можем утверждать, что при всей их отдаленности от нас но времени мы стоим на почве достоверных фактов и у нас пет необходимости злоупотреблять догадками и гипотезами.

Автор не боялся слишком часто цитировать творения пророков. Однако в том виде, в каком они находятся в нашей синодальной Библии, они зачастую неясны и трудны для понимания. Приводя тексты в собственном посильном переводе по критическому изданию и в тесной связи с событиями жизни пророков, автор стремился облегчить читателю проникновение в смысл их писаний.

Пророки сами расскажут о себе. Мы увидим образы этих таинственных мужей в окружении той среды, куда поместила их история, постараемся вглядеться в них, услышать их голос, обращенный к нам через столетия. Пророки и сегодня продолжают свое дело. Тирания и несправедливость, культ силы и национальное чванство, богоборчество и ханжество - все это полчище врагов, с которыми они сражались, угрожает человеку в наше время не меньше, чем в эпоху Амоса или Исайи. Поэтому слово вестников Царства Божия остается столь нужным для нас в борьбе сегодняшнего и завтрашнего дня.